Страница 47 из 48
— Нет, Маар… — забилась дико, пытаясь отстраниться, отпихнуть. — Прошу тебя! Нет. Это твоя кровь и моя. Не делай этого!
Маар навис опасной горой, пронизывая безжалостным взглядом, не отвечал, он стал глух к моим взываниям и бесчувственен. По вискам потекли жгучие слёзы. Я изо всех сил сдерживала вопль боли. Она толкнулся, жар непрестанно бился внутри, терзая меня невыносимой резью. Опаляющий огонь кислотой разъедал всё то, что было во мне.
— Маар! — позвала одними губами. С отчаянием обхватила его лицо. Хотелось плакать, но в горле будто застрял кляп. — Если ты это сделаешь, то умру и я, — прошептала в его губы, смотря в глаза, залитые холодной тьмой.
«Прекрати! Прекрати ненавидеть меня! Или я сделаю тебе больно, потому что я могу стерпеть всё, но только не твою вечную холодность в твоём взгляде с примесью страха и горечи, вынуждающую чувствовать себя ублюдком».
Но следом её желание ударило под дых, вынудив забыть обо всём. Маар сдался, стоило Истане обнять его бедра своими.
«Хочу! Хочу тебя сейчас. Горячо и влажно», — сигнальным огнём вспыхнуло желание почувствовать каждое движение, каждое прикосновение, каждую эмоцию. Забрать всё: и мысли, и тело, и душу.
«Проклятая асса́ру, как же хочу тебя», — безумно, жадно, опьянённый её страстью,
Маар всаживал член до упора, чувствуя, как по коже расползается приятное тепло. Он не может рисковать и позволить, позволить тьме забрать её у него. Маар направил силы, чтобы вытянуть из неё его, выжечь. Он не может позволить. Нет. Как бы ни просила. Как бы ни отдавалась ему. Как бы ни клялась быть его. Она не понимает, что с ней будет.
Истана рванула Маара наизнанку, пытаясь остановить, преградить, защититься. В какой-то миг Маар ослеп, слух ободрал её вопль боли, когда он попытался дотянуться. Выжечь, убрать, но наткнулся на чувствительную стенку, сотканную из тонких волокон её жизни. Её огонь колыхнулся, рискуя погаснуть. Маар резко выпустил, ужас объял его всего, вгрызаясь когтями в спину.
Его Истана… Он её едва не убил.
То, что внутри неё, было нераздельно с ней. Маар почувствовал себя так скверно, словно он палач, забирающий чистую невинную жизнь умеючи, легко и хладнокровно. Это напугало его самого и вышибло из тела, когда лицо Истаны исказила боль, такая острая, колючая, он явственно почувствовал её, как свою собственную. Боль длинными шипами впивалась в его тело, пронизывая насквозь, и из ран текла кровь. Он незамедлительно отступил, склонился, целуя её горячо, пылко, касаясь краями губ её век, лба, губ, шеи отчаянно, жадно, горячо, успокаивая её боль, убаюкивая, утешая. Маар испытал огромное облегчение, когда почувствовал, что ей стало легче. Он собирал её слёзы со скул поцелуями, чувствовал соль на языке, вновь припадал к губам, скользя, лаская.
— Не буду трогать. Больше нет. Не стану…
Воздух тяжестью давил на плечи Маара. Истана через марево утомлённости смотрела на него из-под влажных ресниц. Дышала часто и рвано. Её лицо, шея и грудь блестели от пота, она прижималась к нему горящими от его ласк сосками, что остро торчали в припущенном вороте сорочки. Безумно притягательна. Маар свихнулся. Он проклят. Она проникла ему в кровь, отравила своим ядом, выжгла, пленила своей красотой, своим запахом, своим упрямством, своей стылой душой. Пленила его собой. Исга́р у её ног. Она выжгла его своей страстью, и внутри него теперь пустыня, горячая сухая, его всегда будет мучить жажда. Жажда по ней, по дочери Ильнар, порождению Бездны, по холодной, ледяной асса́ру. Он всегда будет жаждать испить её и никогда не насытится, его оазис, его родник, его источник. ЕГО Истана. Асса́ру ножом вырезала на его коже своё имя.
Маар качнул бёдрами, плавно, мягко, теперь уже осторожно глубже и глубже. Истана застонала, настолько это было ей приятно. Она и в самом деле хочет его, хочет до умопомрачения, взмокшая от духоты, она выгибалась в его руках, двигая бёдрами в одном ритме с ним. И это было похоже на древний таинственный танец истины, разжигающий тела и души. Их тела тёрлись друг о друга, сердца стучали в унисон, дыхания свивались, сплетались пальцы рук. Она предназначена для него, эта противоположность идеально подходит к нему, и он к ней. Это так. Истана подтянулась, обвив его шею, облизала его губы, чувственно проведя кончикам языка по краю его губ, одновременно медленно насаживалась на член. Маара шатало от ощущения его в лоне, дико бьющемся в глубине, полно принимающем его, сжимающемся вокруг него туго, горячо, влажно. Маара сжало, скрутило стальным жгутом, он выплеснулся горячей струёй в её лоно, ослепнув от густой вспышки, чувствуя Истану, сжимающуюся в судорогах экстаза. Быть в ней и чувствовать её в себе, его заставляло содрогаться это ощущение. Истана окутала своей нежностью, теплом, безграничным желанием, омывала его прохладными волнами.
Маар сделал последний рывок и остановился. Навис над ней горой, целуя распалённые губы, влажные и податливые. Истана простонала, голос её прозвучал низко, она потёрлась влажными складками о его член. Откровенное движение всколыхнуло в нём очередную жаркую волну удовольствия.
— Не отбирай это у нас, — прошептала прерывисто.
Маар посмотрел на неё долго, в голове шумело, и туман блаженства ещё не схлынул, чтобы думать трезво. Маар вышел из неё и поднялся с постели, заправляя штаны.
— Ты очень упрямая, асса́ру. Отдыхай, завтра у нас сложный переход.
Одевшись Маар покинул шатёр, не посмотрев в сторону Итсаны, зная, что если это сделает, то не сможет уйти, увидев её разморённую, влажную, желанную, безумно притягательную. Ему нужно, чтобы она завтра смогла сесть на лошадь. Завтра последний рывок, и они у Щита.
Холодный порыв ветра ледяным потоком снега ударил наотмашь, всколыхнув волосы, отбросив с лица. Ремарт направился в сторону шатра лойонов.
Маар, не доходя до шатра, остановился. Фолк и Улф должны были уйти в дозор, внутри Шед ждал его, чтобы обсудить дальнейший переход, но Маару хотелось сейчас простора, хотелось освежить голову, потому что мысли давили гранитный плитой на череп, и ему нужно было подумать. Он повернул, удаляясь от становища.
Следы, оставленные лойонами, припорошенные снегом, уходили в чащу леса, что щетинился между скал частоколом, вздыбливаясь по каменистым склонам. Маар шёл по следам, пока они не потерялись в позёмках. Ветер шумел, голодно завывал над верхушками скал, но в чащобе оказалось тише, только глухо шелестела хвоя над головой, скрипели старые сосны. Маар, пройдя ещё немного вглубь, остановился. Дальше он не мог уйти, не мог оставить асса́ру без присмотра, но и вернуться к ней не мог, находиться с ней рядом. Сейчас он для неё опасность. Он несёт для неё смерть. И она для него — тоже. Маар рухнул на колени, загребая снег в руки, отёр им лицо, лёд разогнал, остудил жар и горячее марево с глаз. Поморгав часто, Маар задрал голову, всматриваясь в тёмные кроны деревьев. Снег беспрерывно сыпал, касаясь его лица.
Маар всегда был один… Одна мысль, что ассару зачала от него ребёнка, утягивала его в вихрь. Впервые он не знал, как ему поступить. Перед глазами Маара её лицо: белое с лёгким румянцем на щеках, влажные чувственные губы, трепещущие тени от длинных ресниц, падающие на щёки, дрожащие огоньки, застывшие в льдинах её глаз. Она зовёт его, просит, обнимает, горячо целует, а в следующий миг лицо её искажает боль, глаза распахиваются, и в них ужас, щёки мокрые от слёз. Маар опустил голову, но не видел ничего перед собой, только напуганную ассару. Маар сжал кулаки, с шумом втягивая в себя стылый воздух, до ломоты в рёбрах взревел. Сердце забухало шумно, в ушах поселился звон, в висках стучало, горло сжималось сухостью. Убийца его брата понесла от него ребёнка. Она перевернула уклад его жизни, перевернула все его планы, замыслы, его внутренние принципы, Маар предал себя. Он позволил исчадию Бездны прокрасться внутрь и стать хозяйкой его сердца и воли.
Маар видел её перед собой, стоило ему прикрыть веки, он видел во всём её: в своём гневе — её, в своей милости — её, в своих снах — её. Её белые волосы, развивающиеся ветром. Искры льда, обнимающие тело. Её глаза, когда смотрела на него… Маар пьянел от этого видения. Хмелел от того, что наполняло тело и разум. Наполняло до краёв. Пьянел от Истаны. Жаждал испить её, прижать своим телом. Истана означает — жажда. Он зависим от неё.