Клепсидра

Наш городок вытянулся, как кот, греющийся у камина и уверенный, что никто не нарушит его покой, вдоль побережья Чёрного моря. От самого берега и до возвышающихся над ним стеной гор было не более десяти улиц, увенчанных старыми фонарными столбами, которые видели ещё последнего царя и скрипя на ночном ветру, могли поведать об этом прохожим. В таких городках приятно жить на пенсии и играть в нарды на набережной, наблюдая рубиновый закат пламенеющего лета, тонущий за горизонтом в морской пучине бледно-синих вод.

Учиться я не любил, но посещал школу прилежно, никогда не пропускал занятий, на все уроки приходил вовремя и никогда не отлынивал от выполнения домашних заданий. Большинство моих сверстников, уже давно наплевав на учителей, школу и всю систему образования, катались по городу на мопедах, распивая пиво и горланя непристойные песни, вместо просиживания штанов в классных кабинетах.

Три дня назад я созерцал закат, сидя на деревянной лавочке чуть в стороне от группы стариков, бурно обсуждающих последние политические веянья бурных событий уходящего дня. Я смотрел на солнце так долго, что перед глазами прыгали жёлто-красные пятна даже после того, как я отвернулся от моря и отправился по набережной в сторону дома. Я медленно шёл и думал о прошедшем дне. Коря себя за то, что в очередной раз упустил возможность поговорить с Наташей, когда она сама обратилась ко мне по поводу решения какой-то пустяковой задачи на физике. Почему же я отказался сесть вместе с ней на уроке, пока ее подруга Женя пребывала на больничном? Я столько хотел рассказать о своих чувствах этой белокурой девушке с длинными вьющимися волосами! Я мечтал о том, как мы будем вместе ходить гулять к морю, в горы, любоваться закатами и, конечно же, целоваться. Больше всего на свете я хотел сидеть сейчас на лавочке и сжимать в своих руках маленькую ручку Наташи. Но всё портили моё стеснение и страх.

Порой, я стеснялся отвечать на вопросы учителя на уроках, мне казалось, что я буду выглядеть глупо. Иногда, я стеснялся сказать маме, чего действительно хочу, когда она спрашивала меня о пустяковых вещах, вроде, что приготовить на ужин или купить в магазине. Я стеснялся высказывать многие свои желания, боясь показаться дерзким.

Вообще, я боялся очень многого на свете. Страшился расстроить своих родителей, которые пропадали на работе целыми сутками, боялся не выучить урока и быть осмеянным за это; не хотел показаться ботаником или прослыть двоечником; терялся при девочках, которые мне нравились; обходил стороной мальчиков, которые, чисто гипотетически, могли причинить мне вред. Моя голова полнилась страхами, всё новые и новые фобии приходили ко мне ежедневно и не покидали днями, неделями, месяцами и, даже, годами.

Я шёл по пустынной набережной, приближаясь к её концу. С левой стороны остался большой теплоход, по которому туда и сюда шныряли подвыпившие туристы, только что вернувшиеся с очередной прогулки по волнам. С правой стороны доносилась веселая музыка и дивные песни цыган из самого знаменитого кафе города, в котором я никогда не бывал, но слышал, что там подают замечательные хачапури в виде «лодочки», попробовать их съезжаются люди со всей страны. Мой друг, Дима, считал это кафе самой главной достопримечательностью нашего городка, так как на втором этаже упомянутого заведения находилось круглосуточное казино. Хотя азартные игры и были под запретом, все в городе знали, где можно пропустить стакан вина, сыграв в рулетку или Блэкджек.

Солнце почти скрылось за горизонтом, и включились фонари, вытянувшие свои круглые белые головы на чугунных ножках. Часть ламп была разбита, другая часть светила очень тускло, так, что их света едва хватало на то, чтобы немного разогнать мрак у подножья фонарного столба. Этот фрагмент набережной был заброшен местной властью, плитки раскололись и раскрошились, лавочки пару лет назад были увезены под предлогом реставрации, и, с тех пор, их больше никто не видел. Тут и там зияли дыры в парапете, кучками лежал мусор, порой подхватываемый игривыми порывами ветра, приходящими с моря.

Я уже собирался свернуть на узкую дорожку, затерявшуюся среди кустов буйно цветущих хризантем, чтобы направить свои стопы на проспект Победы и идти домой, когда вдруг мне показалось, что кто-то или что-то рухнуло в воду. Я остановился и уставился на огромные куски камня, которые больше полутора тысяч лет назад были то ли маяком, то ли крепостью, то ли частью стен древнего города, который сегодня лежит в пучине морской.

«Место-то намоленное», – вспомнились мне насмешливые слова моего учителя истории, когда он на уроке как-то обмолвился о земле, на которой сегодня стоит наш городок.

Набережная была пустынна. Я невольно поёжился, хотя холода не ощущал, просто неприятное чувство охватило всё моё тело. Хотелось побежать сломя голову домой, но в ту же секунду, непонятно откуда взявшаяся, сила воли толкнула меня в сторону руин древнего города. Первый шаг дался с трудом, но чувство холода сразу пропало, и даже стало легче дышать. Я с облегчением почувствовал, как приятен свежий морской бриз и поймал себя на мысли, что мне никогда не было так приятно вдыхать полной грудью ночной соленый воздух.

Я поспешно направился к возвышавшейся над водой каменной башне. На её древних стенах тут и там были намалёваны краской разнообразные ругательства, имена туристов, решивших увековечить себя таким способом, и даты пребывания последних в нашем городке. Я, не обращая на это внимания, перешагнул через небольшой провал, отделявший набережную от нагромождения камней, и прогулялся по каменной площадке до самого края разрушенной башни. Волны бились и пенились под моими ногами, они приносили кусочки сизых водорослей, пачки из-под сигарет, окурки и прочую дрянь.

Моему взору открывалась безбрежная гладь южного моря. Было тихо. Как вдруг, что-то с плеском рухнуло в воду! Я огляделся и увидел, что совсем рядом с острыми зубьями камней, торчащими из воды, на волнах мерно качаются ошмётки какой-то коричневой одежды или просто куски ткани. И снова, словно чужая воля завладела моим телом, я, как во сне, наклонился над водой и попытался ухватить кусок ткани, колышущийся на гребне волны, когда вдруг среди коричневых тряпок что-то блеснуло. Мои ноги поехали, поскользнувшись на камнях, и я, не успев даже пикнуть, свалился в воду. Рухнул прямо в центр коричневой материи и с испугу начал барахтаться в воде, хватаясь руками за попадающиеся слева и справа камни. Руки скользили по влажной поверхности булыжников, – острые грани резали пальцы.

Я пару раз хлебнул солёной воды, и мне, наконец, удалось зацепиться за выступ более-менее сухого камня и приостановить своё болтание. Я осмотрелся, коричневая материя куда-то делась, зато в руке у меня был зажат какой-то предмет из стекла и металла. В какой момент я успел его схватить? Это так и осталось для меня загадкой. Видимо, это он и блестел, отражая последние лучики солнца. Стало совсем темно, я поднял предмет на уровень глаз и попытался рассмотреть его. Находка была похожа по форме на песочные часы. Вот только вместо песка внутри часов вращалась бурая жидкость. Их колба была облечена в металлическую рамку. Я, недолго думая, зажал зубами одну из частей рамки и попытался вскарабкаться на камень, за который держался. С третей попытки мне это удалось, хотя и не без потерь. Два ногтя на правой руке так и остались купаться где-то в море, а пальцы заливала кровь.

Я поморщился, к горлу подкатила тошнота. Как только я уселся верхом на камень, первый же порыв ветра прошиб мою мокрую одежду насквозь. По телу побежали мурашки.

«Надо скорее выбираться отсюда», – я, пошатываясь, встал на камне, который был совсем близко к древней башне и набережной. Я в очередной раз огляделся: было уже совсем темно, и скакать по торчащим тут и там камням было делом не безопасным, но холод толкал меня на это безрассудное занятие. Я, с зажатой в зубах находкой, каким-то чудом, в почти полной темноте, за два прыжка достиг набережной и свалился на колено прямо у самого края парапета, зацепившись за него руками. Подтянулся и переправил своё многострадальное тело на разбитые плитки набережной. Я разжал зубы, и предмет упал мне на грудь.