Страница 9 из 20
— Атрокс?
— Да?
— Ведь ты понимаешь, о чем я говорю?
Я поднял бокал.
— Твое здоровье!
Всех, значит и кхаев, и ургатов — еще бы не понять! Только чего он ждет от меня? Чтобы я начал сейчас кричать, спорить и доказывать? Зачем? Это не принесет пользы не ему ни мне. Или я действительно чего-то не понимаю. Или ему просто интересно, как я себя поведу?
— Ты думаешь, у меня получится? — поинтересовался искренне, — помнится, Гракх бежал из степей поджав хвост.
Аттиан брезгливо скривил тонкие губы.
— Илой выиграл ту войну, — с нажимом произнес он.
— О, да! Конечно! Разогнал кхаев по норам, а ургаты оказались «небольшим горным племенем, не представляющим интереса».
Некоторое время он молчал.
— Гракх был хорошим политиком, но посредственным воином. К тому же он не понимал, с чем имеет дело, а ты понимаешь. Кто как не ты, Атрокс?
Я усмехнулся. Послать его к Темному Орку, что ли, или куда подальше? Отказаться? Это верная смерть! Воевать против ургатов? Гракх, не смотря ни на что, был разумным человеком, неужели Аттиан это не понимает сейчас? Или понимает? Если случится чудо и я выиграю, это будет еще одна славная победа Илоя, если проиграю — он очень удачно потеряет политического противника. Если откажусь — потеряет тоже, найдет способ обвинить меня в предательстве.
Вести людей на смерть? Идти воевать против своих?
Как же хочется поехать в Микою не официально, просто так, разобраться… самому решить…
Вдруг проскочила шальная мысль — что если Косак сумел договориться с ургатами и они выступят вместе? Поэтому он так вызывающе ведет себя. Он уверен в своей победе. А я, значит…
Отказаться проще. Ухать проще.
Сейчас? Сказать прямо?
— У тебя красивая жена, Атрокс, — Аттиан смотрел мне прямо в глаза, и улыбался, — у тебя взрослый сын. Он, кажется, хотел поехать в Филистию, вместе с Антонием?
Вот когда стало по настоящему страшно, до холодной испарины.
Меня загнали в угол.
Я всегда был плохим мужем и плохим отцом, но случись что — не смогу брыкаться и рассуждать о какой-то там чести.
Еще кое-как хватило выдержки спокойно попрощаться с Аттианом, любезно улыбаясь ему в лицо, но стоило переступить порог… Плохо помню, какими путями добрался домой. А потом долго стоял перед дверью. Казалось — на моем перекошенном лице написано все, что думаю, слишком красноречиво. Может не стоит их пугать? Никак не мог решиться открыть дверь, ту самую, с причудливыми завитками… пальцы дрожат…
Да еще к нам на обед сегодня должно прийти едва ли не пол Илоя, вся эта болтовня, восхищенные речи… Лучше уйти.
Повернулся к дверям спиной.
* * *
Нет, поздно ночью я все же пришел домой на своих ногах. Пытался напиться — не вышло, сколько не пил. Хотел не ходить в спальню, завалиться где-нибудь у дверей и не мешать, тем более — мне сейчас все равно где спать, даже не замечу… Не вышло опять.
— Олин.
Эдэя ждала меня.
— Тебе лучше развестись со мной, — сходу сказал я ей. Лучше так, пока еще есть время.
Она даже не удивилась.
— Ты хочешь меня прогнать? — подошла совсем близко, подняла голову, заглядывая мне в глаза, — если хочешь, только скажи.
— Я…
Я хотел сказать, и не вышло снова.
Сердце колотилось… И ее сердце тоже, я чувствовал, она прижалась ко мне… Ее волосы… ее шея пахла жасмином и сандалом, ее губы раскрылись, прильнув к моим… ее щеки солоны от слез… прогнать? Никогда бы не смог.
Здесь, у дверей — все равно…
6. Что было. Первый снег
Было иначе, и мир был проще.
Стайка толстых, распушившихся воробьев дружно скакала по тропинке, едва припорошенной снегом, оставляя цепочки крохотных следов — мимо сухой ломкой пижмы и высоких метелок вейника. Воробьи чирикали, суетились, азартно отбирая друг у друга каждое найденное семечко. А сонное, уставшее за день солнце лениво щурясь, поглядывало на них сквозь облака.
Внизу, у подножья холма, жгли костры, варили гречишную кашу с брюквой и густой яблочный кисель. Хорошо! А то жрать охота, аж живот сводит.
Зябко поежился, плотнее запахнув старую вытертую куртку.
Меня выставили из Хатоги, я давно знал, что так будет. Забрали дом… взамен щедро выдали разрешение строиться на пустой земле у края кхайских степей. Что ж, выбирать мне не приходилось.
Мне достался Кагрегский холм у Ражка — небольшого, но быстрого притока Тайруски. К западу за Кагрегом начинаются высокие светлые леса, а к востоку, сразу за рекой — степь. Строиться удобно, да и кхаев видно издалека.
И вот теперь ощетинился тонкими зубами острог — новый, золотистый, густо пахнущий сосновой смолой. Толку от него конечно мало, одним частоколом от степи не отгородишься, но уж лучше так, спокойнее. Большего все равно построить не успеем. Успокаивало одно — зимой обычно тихо, у кхайрангов сейчас сезон свадеб, им бы девок своих мять в укромном угле, а не носиться сломя голову по степям. Не до войны, слава богам! Только мелкие голодные шайки иногда шастают в надежде на легкую наживу. Вот весной да, весной все начнется по-настоящему.
Но к весне, глядишь, обустроимся на новом месте.
Эх, дотянуть бы до весны…
Боевые саматские слоны как-то незаметно затерялись в заснеженных степях, среди прочих забот, я почти не думал о них.
— Лин, — тяжелая ладонь легла на плечо.
Даже не слышал, как подошел Кенек. Невысокий, коренастый парень, русоволосый, конопатый как большинство здесь, немного неуклюжий на вид, уже тогда, в семнадцать лет, прозванный сайетскими кхаями Аргакх Идун, что значит — Быстрый Охотник.
— Здорово! Любуешься?
— Любуюсь, — кивнул, с удовольствием пожимая протянутую руку, — вот построим крепость, тогда и правда будет чем любоваться.
Кенек долго смотрел на меня, сосредоточенно хмуря брови, словно не зная как начать.
— Говорят, двух кхаев в степи видели, — серьезно сказал он.
— Далеко?
— В двух днях пути от Унгайки.
Этого только еще не хватало для полного счастья. Кхаи, конечно, в степи не диво, но что-то уж слишком близко к микойским землям. И двоих всего видели — тоже странно.
Кенек засопел, почесал под шапкой вихрастую макушку.
— Может они там по каким своим делам? А, Лин? — неожиданно растерянно спросил он, было видно, как хотелось ему придумать простое объяснение, услышать от меня, что повода волноваться нет, что там двое кхаев всего, подумаешь невидаль! Он с такой надеждой смотрел, но мне нечего было сказать.
— Может… — я устало пожал плечами, — только все равно, Идун, мне это не по душе. Знаю я их дела.
— Да ладно, в первый раз что ли? Кхаи все время по степям шныряют, как мыши по ячменному полю.
Я вздохнул, качая головой.
— В том-то и дело, что не в первый. Стены укреплять надо, дозоры в степь послать.
Кенек ответил не сразу, с плохо скрытым раздражением.
— Тебе конечно решать, но нам бы бараки сперва справить. Зима на носу…
— Ничего, — прервал я, — у нас люди привычные, потерпят еще.
— Потерпят? — возмутился Кенек. — Да сколько можно терпеть, Лин! Замерзаем тут и жрать нечего.
— Потерпят, — сказал, чувствуя как вспухли на скулах желваки, — нам нужна эта крепость!
Мне нужна.
Я прекрасно знал, что мне не удержать этих людей, если захотят уйти. Из Хатоги за мной пошло чуть меньше полсотни, в основном молодые, горячие, я наобещал им в три короба. Многих я знал едва ли не с детства… По большей части те, у кого ничего нет и нечего терять. Я сам такой.
Кенек не стал спорить, только процедил сквозь зубы неразборчивое ругательство и отвернулся. Спорить все равно было бесполезно, тем более, что я был не так уж неправ. Он кивнул и, кажется, хотел что-то сказать, но передумал. Долго молчал, глядя куда-то вдаль, то ли собираясь с мыслями, то ли подбирая нужные слова.