Страница 8 из 20
– Вячеслав Митрофанович, штабс-капитан Алмазов! – доложил брат.
– Ольга? – Новиков отрешенно посмотрел сквозь меня.
«Он что, не ожидал увидеть?» – Я не могла прийти в себя.
– Давайте выйдем…
– Вячеслав Митрофанович! Это я – Оля Алмазова! Вы что, не узнаете? – чуть не заплакала.
– Узнаю, узнаю! Как же не узнать? Как? – Его лицо вспыхнуло доброй улыбкой, и он произнес. – Простите…
– Что с вами?
– Моего брата Леонида убили. Вот, выкопали останки священников и среди них…
– Как?! – я зажала рот.
Вспомнила, что у Новикова брат был тоже полковником. Сразу забыла о себе, желая как-то утешить Вячеслава Митрофановича. Он попросил извинения и вернулся в редакцию готовить свежий номер газеты, а я осталась ждать, радуясь встрече и вместе с тем небывало волнуясь.
Он появился, но скрылся в штабе корпуса. А когда стало темнеть, наконец-то подошел ко мне:
– Я в вашем распоряжении!
Вокруг тысячами разноцветных ламп горели витрины магазинов, играла музыка, город гудел, словно проснувшись после долгой спячки. Я терялась, хотела предложить Вячеславу Митрофановичу повести меня в сквер к памятнику Петру Первому, в Бринкманский парк.
Новиков взял меня под локоть и повернул к дверям ресторана в гостинице «Бристоль».
«Зачем? Я никогда не была в ресторане!»
Мы поднялись под заполненные гомоном людей, увешанные люстрами своды.
– Ты знаешь, кто это? – Новиков показал на генерала, который пустился вприсядку по залу. – Шкуро!
Генерал, заламывая кубанскую шапку, заканчивал круг. Публика стонала от восторга.
Шкуро произвел на меня сильное впечатление: с открытым, мужественным, немного простецким лицом, проницательным взглядом, освободитель.
Когда он подошел к столу с офицерами, Новиков представил меня:
– Андрей Григорьевич, Ольга Алмазова. Добавлять что-то к фамилии считаю неуместным…
– Вам повезло, полковник! – улыбнулся Шкуро и поднял бокал: – За воронежских барышень!
Скопление офицеров, громкий разговор, бряцание саблями – все это оказалось мне в новинку. Я почувствовала себя неловко и взмолилась:
– Давайте уйдем…
Новиков согласился, и мы незаметно покинули зал.
Снова окунулись в буйство уличных огней самых причудливых комбинаций. Меня покачивало от прилива чувств. Вячеслав Митрофанович что-то рассказывал про оборону красных: белые взяли город почти без боя, караульный батальон Лебедева при первых выстрелах орудий разбежался, Лебедевым теперь занималась контрразведка.
– Вы его знаете? – спросила я.
– Когда-то вместе воевали с австрияками…
– Вот как бывает! А как вы относитесь к тому, что он теперь с большевиками?
– Предатель.
В глаза бросилось, как он переживал измену однополчанина. Новиков рассказал, что ему поручено сформировать в городе Смоленский полк и со следующего дня он к этому приступает, что добровольцы скоро возьмут Орел, а затем Тулу и Москву.
Я была на седьмом небе от счатья. Из головы повылетали все слова, которые собиралась произнести при встрече.
Только за полночь мы расстались в глубине привокзального квартала, где на порожках гостиницы меня ожидал брат.
Шкуро сдержал обещание: приказал открыть забитые продовольствием склады и раздать продукты горожанам. Поделился и привезенными в обозе мешками хлеба. Городская жизнь налаживалась. На базаре разгорелось небывалое оживление. Крестьяне опять повезли в город муку, масло, яйца. Воронежцы успокоились. В них поселилась уверенность, что отныне ни к кому не ворвутся красноармейцы, никого не ограбят и не уведут. Теперь повсюду ловили большевиков, которые не успели покинуть город.
Заработали губернская и городская управы. Улицам вернули прежние названия: проспект Революции переименовали в Большую Дворянскую; Плехановскую – в Большую Московскую. Стали возвращать хозяевам отобранные у них дома. Заводчикам – заводы. А на площади около бывшего здания губернского Чека расчистили площадку и повесили пятерых большевиков. Среди повешенных не было ни Лебедева, ни каторжника, который проводил обыск в Медвежьем. Когда я увидела две тонкие оглобли, соединенные перекладиной, на которых ветер раскачивал тела, и они вращались на пол-оборота влево, вправо, я не смогла смотреть и отвернулась.
– Это им за то, что натворили, – сухо сказал Новиков.
Вид перекладины и людей, качающихся на ней, ошеломил и глубоко запечатлелся в моей памяти. Время от времени я вспоминала вытянувшихся над землей большевиков.
Вышли в свет закрытые прежними властями газеты. В первом номере «Воронежского телеграфа» появилась заметка о красном терроре, убитых монахах и полковнике Леониде Новикове, на телах которых нашли следы пыток.
А над заметкой крупными буквами выделялось объявление:
«Восстанавливается доблестный 25-й Смоленский
пехотный генерала Раевского полк…
Запись производится в Воронеже
на Большой Дворянской в помещении
гостиницы “Бристоль”…
ежедневно с 10 утра до 2 часов дня и с 4 часов дня до 6 часов…
Полковник Новиков».
– Иду записываться! – выкрикнул Сергей, прочитав объявление. – Ты пойдешь со мной?
– А как же!
Мы прибежали к гостинице, около которой толпились люди молодые и чуть постарше. Это были вчерашние студенты, бывшие офицеры, солдаты. Видно было, что среди них много удивительных смельчаков, каждого их которых хотелось обнять и расцеловать. Такие они были окрыленные! Кто-то пришел один, кто-то со своими женами, кто-то с невестами.
За порядком следил вихрастый подпоручик:
– Господа! Все успеете! Готовьте сразу документы!
Я протиснулась к двери.
– Барышня! Вы в пехоту аль в кавалерию? – оглядел меня.
– Я к Вячеславу Митрофановичу…
– Он занят! – подпоручик посмотрел в комнату, где вокруг стола сгрудились военные.
– Уманец! Пропустить! – раздался знакомый голос.
В гуще людей я разглядела Новикова.
– Слушаю, ваш благородь! – произнес подпоручик по-старорежимному и помог мне войти.
– Оленька! Как вы кстати. Садитесь и будете за секретаря, – Новиков показал на кресло. – Видите, сколько желающих!
Я утонула в кресле и подалась к столу, на котором лежала кипа бумаг и стояла чернильница. Взяла ручку и макнула перо.
– Пишите, – сказал Новиков. – Мыльцев-Минашкин Мин Терентьевич, родился… Где ты, дружище, родился? Что-то запамятовал…
– Вячеслав Митрофанович, это вам не борзых на зайца пускать…
– Мы еще наохотимся! – похлопал по плечу Мыльцева-Минашкина.
– Село Поныри Фатяжского уезда Курской губернии, – доложил стройный молодой человек.
– Происхождение?
– Сын волостного писаря.
Я старательно выводила каждую букву.
– Веселаго Всеволод Иванович, – представился другой. – Ротмистр… Смоленец…
– Это мы знаем. – Новиков склонился надо мной. – Оленька, вы успеваете? Умница! А почерк, почерк! Вижу, вы не только умелица чертить военные карты…
– Королев Лазарь Иванович. – Новиков подозвал щуплого мужчину. – Родом из села Новоживотинное. Наш сосед, Оленька. Мы плечо к плечу прошли с ним Карпаты…
Стопа бумаг росла. Записывались безусые юноши и ветераны, уже понюхавшие пороху. Я заполнила лист на Косцова Владимира Николаевича, моего брата Алмазова Сергея Васильевича, своим видом не показавшего родственную связь со мной. Все наперебой рассказывали о том, что привело их в полк. Кто хотел отомстить за разгром усадьбы, кто за убитого большевиками отца, кто за поруганную честь невесты, кто шел воевать из чувства солидарности с белыми и желал остановить разгул черни. Я увидела, на каком взлете возникала Добровольческая армия. В нее хлынули все те, кто не мог принять навязанный большевиками образ жизни. И стоило только удивляться, как быстро красные восстановили против себя столько людей.