Страница 10 из 20
В словах Новоскольцевой звучали тревожные нотки, но она ушла от прямого ответа и перевела разговор на другую тему.
А чего мне было бояться? Все шло как нельзя лучше. Вскоре готовое платье висело в шкафу; приданое разместилось в сундуках; в подвале ждали подходящего момента соленья, варенья, съестные припасы на любой вкус; в саду вытянулся навес со скамьями для гостей; брат договорился с настоятелем Смоленского собора о венчании; в сарае смазанными колесами и лакированными крыльями блестела коляска для новобрачных; в конюшне стучали копытами кони; даже борзые, которые давно не охотились, взбодрились и виляли хвостами.
Я загадывала день и час приезда Новиков и представляла, как в парадном мундире во дворе появится Новиков, как спрыгнет с коня, как пройдет по стежке, сметая листву, как ступит в комнату к моим родителям, как попросит руки их дочери, как прослезятся отец и мать и благословят.
Бывают ли сладостнее минуты?
Ветер срывал листья с крон, целыми охапками подбрасывал над землей, ковром стлал в саду. Бушевал карнавал осени, листопад, праздник природы.
И моей души!
Я ждала Вячеслава Новикова, ждала утром, днем, вечером, ночью, изо дня в день, а вместо него прискакал его адъютант Уманец.
Сразу прошел ко мне:
– Барышня! Я к вам с новостью…
– Какой?
– С венчанием придется повременить…
– Как повременить?
– Мы оставляем Воронеж…
Я ничего не могла понять. Готова была схватить Уманца за грудь и затрясти: но почему венчание откладывается? Почему оставляют Воронеж? Почему не приехал сам Вячеслав Митрофанович?
– Красные наступают…
Мы в Медвежьем, как всегда, обо всем узнали позже всех.
– Вячеслав Митрофанович просил передать, что вы вольны поступить, как считаете нужным. Если пожелаете остаться, я уеду. Если ехать, я вас доставлю к нему в целости и сохранности…
Пожелаю не пожелаю. Как я могла не пожелать! Я готова была ехать за Новиковым хоть на край света.
– Он сказал, что вам можно и переждать в Медвежьем, но уверенности, что мы скоро вернемся, нет.
Голова у меня пошла кругом. Я в смятении смотрела по сторонам.
В комнату вошел отец. Он обо всем сразу догадался. Мне пришлось выдержать тяжелый разговор.
– Ольга! Не спеши. Куда ты поедешь? Ведь войска отходят.
– К Новикову.
– В качестве кого?
– Невесты…
– Ольга, образумься, там война!
– Ну и что?!
– … Ведь в нашем кругу не принято, чтобы девушка без брака…
– Папа! Что ты говоришь, ведь ты, ведь ты…
– Оленька, доченька, – взмолилась мать.
– Что я скажу Новикову?! Что струсила? Бросила лю… – во мне поднялось что-то жесткое. – И если я останусь, красные кинутся меня искать. Ведь весь Воронеж видел меня с Вячеславом Митрофановичем…
Сама не ожидала, что во мне проявится такая твердость.
О существовании большевиков мы как-то забыли. Поверив в силу добровольцев, думали, что красные ушли навсегда, но, видимо, ошибались.
Я попросила родителей не прятать далеко подвенечное платье, не спешить раздавать продукты, приготовленые на свадьбу, не снимать навес и не разбирать лавки для гостей. Мне казалось я уезжаю ненадолго.
В саквояж кое-как затолкали мои вещи – собрали бы два чемодана, три, если бы я не воспротивилась.
Тепло одели: вечером уже было прохладно. Заручились у адъютанта заверениями хранить меня как зеницу ока, перекрестили и отпустили.
Две лошади с всадниками выехали из Медвежьего.
Я испытывала угрызения совести потому, что оставила родителей, но мною руководило другое: иного пути, кроме как к Новикову, у меня не было. Можно было осуждать меня за поспешность, непродуманность, взрослая бы женщина такого не совершила, но я была молода и влюблена!
Долго скакали по разноцветным, словно склеенным из лоскутов, полям, пока в лучах заката не показалась дорога «Воронеж – Землянск». Я увидела поток скрипучих повозок, перегруженных пролеток, отдельных всадников и пешеходов. Все двигалось в сторону Землянска. Мелькали мундиры чиновников, служащих банков, костюмы дворян, сюртуки купцов. Шли и ехали пожилые и молодые, женщины и дети. Видно было, что люди уходят целыми семьями, тронулись в путь все те, кому оставаться в Воронеже было не просто рискованно, а смертельно опасно.
Многие уходили. Офицеры увозили свои семьи. Я видела, как люди бежали, хватались за телеги, как старший офицер приказал солдатам слезть с телег, и в них усадили женщин и детей.
Все катилось на запад.
Высматривала брата Сергея, но Уманец сказал:
– Смоленцы прикрывают отход.
– А где Новиков?
– Со смоленцами.
– Так куда мы скачем?
– Разговорчики, барышня! – неожиданно приструнил Уманец. – Раз уж решились ехать, то слушайтесь. Мы едем туда, где встретите Новикова.
Обгоняя темные очертания пеших, повозок, мы добрались до Землянска. Уже стояла глубокая ночь, и не было видно ни неба, ни отблесков на низких тучах, все сковала густая темнота.
Кое-как нашли военкомат, окна которого горели слабым светом. Вокруг, несмотря на поздний час, носились люди. Я еле достучалась до портнихи в пристройке военкомата и попросилась переночевать.
Портниха оказалась на редкость молчаливой. Из ее уст не вылетело ни одного слова, какими неделю назад она расхваливала меня и мой брак с Новиковым. Но я была очень усталой и не придала этому никакого значения. Легла и провалилась в тяжелый сон.
Утро проснулось в молочном тумане. Вставать не хотелось. Но я заставила себя быстро одеться.
Около военкомата толпились люди.
– Набирают пополнение, – сказал мне Уманец.
Ко мне подбежала женщина:
– Ольга! Не узнаете? Я Мария Новоскольцева.
– Ах, да, Мария. Я вас узнала.
– Вы тоже бежите? Понятно… Ваш муж…
– Что вы хотите этим сказать?
– Моего мобилизуют…
– Куда?
– В Смоленский полк.
С ней поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, где в просторной комнате с огромным шкафом и портретом последнего российского императора на стене, а картинами Керенского и какого-то матроса в углу, за узким столом военные окружили Всеволода Веселаго.
– Вот он забирает моего мужа! – Мария показала на Веселаго, перед которым стоял грузный офицер.
– Госпожа Алмазова! – вскочил Веселаго. – Да объясните этой даме, что если мы не заберем ее мужа, его заберут большевики. Лучше пусть идет к нам в Смоленский полк…
Я не стала вмешиваться в чужие дела:
– Где Новиков?
– Он с полком пошел на Латную – Нижнедевицк – Касторное. Это станции по дороге на Курск.
– А вы?
– Укомплектовываю взвод.
– А мне Уманец сказал, что Новиков здесь…
– Уманец, Уманец! Обстановка меняется каждый час. Полк перебросили. Буденновцы жмут…
Я услышала слово «буденновцы». Именно они ордой появились из степей и хлынули на Воронеж. Их сдерживал кубанский корпус Шкуро, а в пехотной группе отбивался 25-й Смоленский полк полковника Новикова. В полку насчитывалось четыреста добровольцев. Покидая город, смоленцы пели:
Теперь они уже изрядно удалились от Воронежа.
Я настояла, чтобы Уманец отвез меня к Новикову.
Мы поскакали в сторону железной дороги, надеясь там застать Смоленский полк. С серого неба сыпал холодный мелкий дождь. На полях каркали вороны. Телеграфные столбы безучастно уходили в тусклую даль. Как мы ни погоняли лошадей, они, мокрые и грязные, вскоре перешли на шаг.
Подъезжая к станции Курбатово – это между станциями Латная и Нижнедевицк, я обратила внимание на переполненный беженцами поезд. Вагоны ломились от людей. Из окон выглядывали пожилые мужчины и женщины, молодые дамы, девочки и мальчики, лица которых были полны надежды. Паровоз натужно пыхтел на путях, готовый вот-вот сорваться в бег. Но его не выпускали, пока грохоча и выкидывая черный дым, не пронесся встречный бронепоезд.