Страница 8 из 15
Кое-где на болоте возвышались островки суши, поросшие одинокими березами и ивняком. Некоторые островки были совершенно сухими, на других почва под ногами чавкала и хлюпала.
Над поверхностью болота, монотонно гудя, висели тучи комаров и мошек. Воздух был пропитан тошнотворными миазмами. Было душно. От ядовитых испарений легким не хватало кислорода.
Неизвестно кем и для чего настеленная бревенчатая гать извилисто шла от островка к островку. Некоторые участки гати проходили под водой.
Лоскутов вступил на «тропу смерти» в середине колонны. Сергиенко остался прикрывать отход.
Сделав первый шаг на гуляющий под ногами настил, Лоскутов сдернул с плеча винтовку и стал использовать ее в качестве палки. Идти приходилось очень осторожно, мелкими шажками, перенося тяжесть тела с места на место только после нащупывания ведущей ногой твердой опоры.
Кровососущие насекомые препятствовали движению: они липли к лицу и шее, жалили и кусали, старались забиться в рот и нос. Отогнать комаров от себя не было никакой возможности – размахивать руками на танцующей скользкой гати было смертельно опасно.
Сколько времени Николай Егорович шел по настилу, ничего, кроме гати, перед собой не видя, он не знал. Какое расстояние прошел – не ведал. Но путь сквозь трясину показался ему бесконечно долгим, нереально растянутым во времени и пространстве.
В какой-то момент, почувствовав, что силы оставляют его, Лоскутов сел передохнуть на небольшом островке размером меньше комнаты в коммунальной квартире. Рядом с ним примостился красноармеец Лукин, хитрый белорусский мужичок лет пятидесяти. До войны Лукин как-то был связан с лесом: то ли работал лесником, то ли варил в лесной чащобе самогонку, то ли браконьерствовал – словом, в природе он разбирался.
– Лука, – Лоскутов откинулся на землю, прикрыл глаза, – сколько мы прошли? Километров пять будет?
Белорус засмеялся.
– Бог с тобой, Николай Егорович! Пять километров! Дай-ка, гляну, – за неимением своих, он посмотрел на наручные часы Лоскутова. – Мы шли всего час тридцать. Прошли, если мерить напрямую, не больше версты. Это болото, Николай Егорович! В нем время течет медленно, а расстояния скрадываются водой.
– Лука, скажи, почему такая фигня: меня всего искусали, аж морда опухла, а тебя хоть бы одна тварь цапнула?
– Тут вот какое дело, Николай Егорович, – Лукин ловко скрутил «козью ножку», прикурил, – у меня кровь ядовитая.
– Чего, чего? – Лоскутов приподнялся с земли, отобрал у земляка самокрутку, пару раз глубоко затянулся.
– Кровь, говорю, у меня ядовитая. Если какой комар моей крови напьется, то махом копыта отбросит. С детства так. Особенность организма. Как в 10 лет самогонку в первый раз попробовал, так комары кусать перестали.
В начале гати застучал пулемет «максим», защелкали винтовочные выстрелы.
– Все, нагнали нас немчики, теперь покоя не будет.
– Немцы в болото не сунутся, – Лоскутов вернул цигарку товарищу. – Сегодня они кордон у гати поставят, а завтра «раму» на разведку пришлют. Ну, встаем! Пошли дальше, тину месить.
К вечеру красноармейцы остановились на большой сухой поляне посередине болота. По краям поляны росли деревца, в центре пробивался родничок. Порубив на дрова чахлые березки, солдаты разожгли костры, поставили кипятить воду на чай. Дым от костров разогнал мошкару. Стало по-домашнему уютно.
– Райское местечко! – решили все, кто добрался до поляны. А добрались далеко не все.
В перестрелке с мотоциклистами было убито шесть красноармейцев, один тяжело ранен. Его оставили на милость победителю. Нести раненого с собой, через гать, не было никакой возможности. Два бойца утонули при переходе. Три человека пропали без вести (скорее всего, воспользовавшись суматохой, спрятались в кустах и остались дожидаться немцев).
Вечером, при свете костра, командир отряда устроил военный совет.
– Подведем итоги, товарищи, – обратился он к Горелову и Лоскутову. – В наличии мы имеем: офицеров, включая меня, – три человека, сержантов и красноармейцев – 36. Пулемет ручной – один, без боеприпасов. Запасов продовольствия на четверо суток. Если будем экономить, то растянем на неделю.
– Товарищ комиссар, как вы предлагаете экономить? – Лоскутов ткнул пальцем в сторону солдат, сушивших вещи у костра. – Сейчас каждый боец сам за себя, никто свою пайку в общий котел не отдаст. Своя рубашка ближе к телу.
– Коля правильно говорит, – поддержал Горелов. – Общего запаса продовольствия у нас нет, а если попробуем его создать путем реквизиции, то…
Офицеры помолчали. Любая попытка сгрести остатки пайков в общий котел могла закончиться неповиновением, последствия которого трудно предсказать.
– Пока отступали, я пригляделся к бойцам, – Лоскутов говорил вполголоса, так, чтобы его могли слышать только офицеры. – У нас есть красноармеец Рочев, бывший уголовник. Причем, судя по наколкам, очень авторитетный уголовник.
– Что поделать, – вздохнул комиссар, – при мобилизации брали всех подряд. В анкеты не смотрели, не до того было.
– Сейчас рядом с ним постоянно крутятся Чакиев и Светлов, тоже судимые, – продолжал Лоскутов. – Эта троица явно что-то замышляет. Сдается мне, они для нас сейчас большая опасность, чем немцы.
– Внутренний враг всегда опаснее, – согласился Сергиенко.
– По-моему, эти трое только и ждут повода, чтобы поднять бунт, перебить всех несогласных и сдаться врагу. Уголовники, они ведь свою шкуру ценят дороже всего на свете.
– Вы думаете, все так серьезно?
– Пока – нет. Как только лягушек начнем жрать, тогда они нам в спину и вдарят.
– Что же, у нас остается один выход – завтра начать искать продолжение гати. Ведь кто-то же ее проложил до этого островка. Какой-то же смысл был проделывать дорогу сквозь болото.
– А если, – пессимистично предположил Горелов, – гать проложили до сего места, а потом плюнули на нее и не стали дальше мостить?
– Завтра, – отмахнулся комиссар. – Все проверим завтра! Ты, Николай Егорович, присматривай за Рочевым. Ты у нас специалист по уголовникам, тебе и карты в руки.
Перед сном Лоскутов подозвал земляка.
– Пока я сплю, от меня не отходи ни на шаг. Под утро поменяемся местами.
– Этих опасаешься? – Лукин кивнул в сторону компании Рочева. – Я тоже им не верю.
Лоскутов расстелил на земле шинель, свернулся калачиком и уснул. Браконьер-белорус, с винтовкой на коленях, бдил до восхода солнца.
Батальонный комиссар Виктор Андреевич Сергиенко был перед войной инструктором райкома комсомола, учил подрастающее поколение преданности делу партии и Советского правительства. В людях с криминальным прошлым Сергиенко не разбирался, опыта работы с ними не имел. Об эффекте перемены лидера в «замкнутом пространстве» даже не догадывался.
Лоскутов же, по роду службы, прекрасно знал, что в любом обособленном от остального мира коллективе жизнь идет по своим правилам.
В окружении врагов, на болоте, власть командиров среди солдат постепенно утрачивает свою силу. Безысходность положения требует появления нового, авторитетного и инициативного лидера. Судя по всему, таким лидером решил стать Рочев.
Утром, как только над островком развеялся туман, к Лоскутову подошел Горелов.
– Коля, ну его на хрен, бери командование в свои руки! Коля, ты сам видишь, наш комиссар не командир, а тряпка. Ему бы в детском саду воспитателем работать, а не солдатами командовать. Коля, или мы возьмем рочевскую шайку за горло, или за горло возьмут они нас.
– Комиссара пока менять не будем, но на путь истинный его наставим. Рано еще нам в открытое противоборство вступать. Скажи лучше, сколько у тебя надежных людей?
– Ни одного. Здесь все из других батальонов, так что я никого толком не знаю.
– У меня двое. Земляки. Пойдут за мной в огонь и воду. Еще ко мне жмутся два еврея. Этим, сам понимаешь, сдаваться нельзя, их немцы даже в лагерь для военнопленных не поведут, тут же, у гати, расстреляют. Итого, нас семеро. Теперь давай прикинем, сколько против нас. Рочев, Чакиев, Светлов. Три солдата-кавказца сто процентов с ними, вернее, с Чакиевым, куда он – туда и они. Итого, их шестеро. Пока силы примерно равны.