Страница 15 из 24
Рогнеда позвала тиуна.
– Пошли трех конных холопов по дороге к Днепру, и пусть они постоянно кличут Ярослава. И чтоб факела не забыли. Ночь надвигается.
Не подвело чутье матери: через два часа Ярослава привезли в терем.
– Не зря я молилась Пресвятой Богородице. Помогла-таки, заступница! – горячо обнимая сына, восклицала Рогнеда.
– Конечно же, помогла. И Священное писание поддержало, матушка.
– Сыночек ты мой, любый!
Разговор с Добрыней был тяжелым.
– Я должен выполнить княжеский приказ, Рогнеда. Место Ярослава в киевском дворце.
– Владимир уехал в Вышгород к своим наложницам. Греховодник! До детей ли ему? Он и думать о них забыл!
Рогнеда говорила о супруге с откровенной ненавистью.
– Не нам судить, княгиня, о деяниях великого князя.
– Деяниях? – глаза Рогнеды сверкнули злым огнем. – Всему белому свету ведомы его деяния. Похотник! Не защищай его, Добрыня!
– Но изволь, княгиня. Владимир Святославич больше известен миру своими ратными победами.[45]
– На Страшном суде всё взвесят. Две-три победы Владимира не перетянут его великие грехи, которым несть числа. Непотребник!
Добрыня Никитич, убедившись, что спорить с Рогнедой бесплодно, вновь перекинул разговор на княжича:
– И все же я не могу оставить без внимания приказ Владимира Святославича. Я увезу Ярослава в Киев.
– Не увезешь! – непоколебимо высказала Рогнеда. – Я еще пока великая княгиня, и ты, Добрыня Никитич, не хуже меня ведаешь древние законы. Когда великий князь уходит из столицы, державой правит его жена. Не забыл, кто оставался на троне Киевской Руси, когда Святослав сражался с печенегами, хазарами и византийцами?
– Княгиня Ольга.
– А посему отбывай с Богом в Киев без Ярослава. То уже мое повеленье. А с супругом я сама буду говорить.
Добрыня отступил. Все знали о твердом нраве Рогнеды из Полоцка, коя славилась не только своей образованностью, но и честолюбием.
Этого-то всегда и опасался Владимир Святославич. Честолюбивых людей он не держал в своем окружении, а «умники» и «книжники» его всегда раздражали. И все потому, что сам Владимир был настолько равнодушен и ленив к учебе, что даже не постиг азов грамоты.
У Владимира было много жен, но первой была Рогнеда Полоцкая, а раз первая – она и великая княгиня. Остальные жены не в счет: они просто жены, покорные и во всем послушные. У них одна задача – встречать господина сияющей улыбкой, бесстыдно показывать свое роскошное тело, страстно ублажать и плодить государю крепких наследников, продолжателей рода. Если вдруг одна из жен остывала в любви, Владимир тотчас выпроваживал ее в монастырь. Опустевшее место долго не пустовало: на нем вскоре оказывалась новая юная красавица…
С Рогнедой всё было не так. Она была самой прекрасной, щедротелой из жен, но всегда встречала редкое посещение супруга с неприкрытой холодностью. Владимиру нередко приходилось овладевать ею силой, что еще больше отдаляло Рогнеду от распаленного супруга.
Владимир давно уже собирался удалить строптивую жену в какую-нибудь обитель, но ему мешали дружественные связи со шведским королем, чьи две дочери были замужем за младшими сыновьями полоцкого князя Роговолода. Именно из Полоцка и привезла Рогнеда в Киев греческие, немецкие, шведские и византийские книги, большим любителем которых был ее покойный отец.
Владимир ограничился ссылкой Рогнеды в Предславино.
Совсем другой становилась Рогнеда, когда встречала в своих покоях Ярослава – улыбчивой, оживленной, глаза ее наполнялись радостным блеском.
– Ну что, сынок, примемся за науки? – обычно спрашивала она. – О чем бы ты хотел сегодня послушать?
– О жизни Юлия Цезаря и Ветхом Завете Священного писания, матушка. Мне кажется, что Ветхий Завет слишком разнится с Новым Заветом, и сие меня смущает.
– Вот мы и разберемся, сынок…
Добрыня долго не отваживался рассказать возвратившемуся из Вышгорода великому князю о бегстве сына, а когда, наконец, поведал, тот лишь отмахнулся:
– Глуп еще. У Рогнеды он долго не задержится.
Но Ярослав задержался у матери надолго: отцу пришлось вступить в несколько сражений.
Глава 20
Увенчанный победами
Польский король Мстислав завоевал города, взятые у ляхов еще князем Олегом в Галиции.
Великий князь собрал большую дружину и вновь отобрал у Польши Червень и Перемышль, и некоторые другие города, кои с той поры перешли в достояние Руси и стали называться червенскими.
В следующие два года Владимир Святославич подавил бунт вятичей, не вожделевших платить дань, и завоевал страну ятвягов, дикого, но смелого латышского народа, обитавшего в лесах между Литвой и Польшей.
Были и новые победы.
Родимичи, данники великих князей со времен Олега, вознамерились объявить себя вольными. Владимир послал на них своего отважного воеводу, прозвищем Волчий Хвост, кой встретился с войском родимичей на берегах реки Пищаны и наголову разбил мятежников. Они смирились, и с того времени на Руси появилась пословица: родимичи от волчья хвоста бегают.
На берегах Волги и Камы издревле обитали булгары. Славились широкой торговлей, имея сообщение посредством судоходных рек с севером Руси, а через Хвалынское[46] море – с Персией и другими богатыми странами.
Владимир Святославич, жаждая завладеть Камской Булгарией, отправился на ладьях вниз по Волге вместе с новгородцами. Берегом шли конные торки.[47]
Великий князь победил булгар, но когда он начал оглядывать пленников, то приключился забавный случай.
Добрыня Никитич, увидев булгар в добротных сапогах, молвил Владимиру:
– Сии люди не пожелают быть нашими данниками. Они зажиточны, а посему всегда сыщут возможность обороняться. Пойдем, князь, выискивать лапотников.
Владимир уважил суждение своего пестуна и заключил мир с булгарами, кои торжественно поклялись своими богами жить в дружбе с русичами, утвердив клятву такими словами:
– Мы тогда нарушим свой договор, когда камень станет плавать, а хмель тонуть на воде.
Великий князь с честью и дарами возвратился в стольный град.
И всё же главной заслугой Владимира был перелом в политике княжеской власти. Вместо далеких походов Владимир главное внимание устремил на создание обороны и сплочению огромной державы под своей властью.
Русь к этому времени объединила всех восточных славян и охватывала почти всю Восточную Европу. Западные рубежи доходили до Вислы; на севере граница исчезала в необозримой тайге вплоть до Печеры и Верхней Камы; на востоке подвластные Руси земли доходили до Оки. Южное порубежье шло по кромке степи, но в нескольких местах русские города оказывались значимо южнее, – по ту сторону степного раздолья. Таковы древний Белгород и далекий Тмуторокань у Керченского пролива.
Править такой огромной державой было нелегко, поелику не было дорог, устойчивой связи между городами и между отдельными племенами. Тяжко и защитить такое государство от степняков; одна только южная граница тянулась на тысячи верст.
Трагическая судьба Святослава напомнила о надобности оградить русские земли по всему лесостепному порубежью от разорительных печенежских набегов.
И сказал Владимир:
– Плохо то, что мало крепостей вокруг Киева.
И повелел ставить города по Десне, Остру, Трубежу, Суле, и по Струге.
Крепости имели два ряда валов и стен с башнями и полыми резонаторами – особыми устройствами для того, дабы услышать подкоп под стены.
На важных крепостях, прикрывавших броды через Днепр, возводились башни для сигнальных костров: коль печенеги появятся у Зарубинского брода, то сигнальный огонь увидят в Витичеве, а витичевский сигнал узрят в самом Киеве. Гонцам надобно было скакать до столицы два дня, а при помощи таких огней через несколько минут киевский князь уже располагал сведениями, что ворог у рубежа Руси.
45
Однако летописцы, историки, в том числе и В. Соловьев отмечали: «Владимир вовсе не был князем воинственным, не отличался удалью, подобно отцу своему Святославу, в крайности решался на бегство перед врагом, спешил укрыться в безопасном месте; предание, сохранившееся в песнях, также не приписывает ему личной отваги».
46
Хвалынское – Каспийское.
47
Торки – обрусевшие кочевники из племени торков, когда-то поселенного русскими князьями под Киевом.