Страница 13 из 14
У других танков были поражены попаданиями бронебойных снарядов гусеницы и опорные катки. Их разворачивало, и в борт, кормовую бронеплиту артиллеристы добавляли по два, а то и по три снаряда. Шансов уцелеть от такого «дуршлага» не оставалось. Но Сидорский, береженого бог бережет, исправно давал в «салон» обязательную очередь.
«Тигр» под номером 143 получил пробоину в лобовую броню.
– Красиво, – оценил Родин. – Вошел четко под прямым углом.
Отстрелявшись, Кирилл заглянул в танк.
– Командир, здесь офицер, капитан.
– Посмотри его сумку с документами.
– Айн момент!
Брезгливо скинув вниз развороченные снарядом останки, Кирилл взял почерневшую, в засохшей крови командирскую сумку, прихватил и цейсовский бинокль.
– Битте! – протянул он сумку, бинокль оставив себе.
– Бинокль сюда, – пресек попытку взять трофей не по чину Иван.
И тут откуда-то из-под земли послышался жалобно-могильный стон:
– Нихтшиссен! У-у, нихтшиссен…
Сидорский с автоматом наизготовку заглянул под танк.
– О-о, тут фриц недожаренный! – сказал он. – Вылазь, ганс, вэк-вэк.
Как только голова танкиста появилась на свет божий, Кирилл схватил его за шиворот и мощным рывком вытащил наружу. Лицо и руки механика-водителя были сильно обожжены, да и контузия сказалась. У него еле хватило сил сесть, прислонившись к гусенице.
Родин спросил его по-немецки, кто этот капитан.
Танкист ответил, что это командир 505-го батальона тяжелых танков капитан Иоганн фон Кестлин. Он – механик-водитель Отто Мюллер. Им была поставлена задача атаковать в направлении деревень Девочкино и Вязовск. И русская противотанковая артиллерия на их пути стала полной неожиданностью.
Деревянко тоже вылез из танка, подошел к подбитому «тигру» и вдруг переменился в лице. Несколько мгновений он пристально смотрел на эмблему – «несущегося буйвола», потом спросил по-немецки (школьные знания позволяли):
– А где «тигр» номер 123?
Немец ответил, что это экипаж командира танкового взвода лейтенанта Вильгельма Зиммеля. Вторая рота, у них другая задача.
– А что за интерес у тебя к этому «тигру»? – удивился Иван.
Саня вдруг сорвавшимся голосом ответил:
– Очень большой интерес и хорошая память! Очень хорошая! На всю жизнь! Я этого буйвола на броне на всю жизнь запомню. Это они разрушили и сожгли нашу деревню! И мою бабушку и брата, гусеницами, гады, на них наехали.
Иван спохватился:
– Да, Санек, помню, все помню. Значит, они… людоеды…
Сидорский тряханул за грудки пленного:
– Саня, как твоя деревня называется?
– Большая Драгунская…
– Командир, спроси, атаковали они там?
Родин задал вопрос.
На обожженном лице танкиста, ничего, кроме боли, не отразилось, но он сжался, потом ответил, что там воевала вторая рота.
– Говорит, что там воевала вторая рота, – перевел Родин.
– Воевала… – злобно повторил Сидорский. – Повезло тебе, ганс, а то тут же сейчас на гусеницы бы намотали.
Механик, видно, понял, что жизнь его сейчас висела на волоске, и решил, что надо «сотрудничать», сообщил, что в сумке командира батальона карта и поэкипажный список личного состава.
– А ну, посмотрим по-быстрому. А ганса закидывайте на броню, сдадим в штаб.
За этим действом с интересом наблюдал Баграев.
– Руслик, принимай груз, – распорядился Иван. – Отвечаешь за него.
Немца посадили на трансмиссию. Родин открыл полуобгоревшую сумку капитана фон Кестлина. Там действительно находилась командирская карта района, рабочая тетрадь и еще семейные фотографии. На первой, второй и третьей странице тетради значился список личного состава 505-го батальона тяжелых танков. Родин нашел 123-й экипаж.
– Точно, не соврал немец: вот твой знакомец, Саша, командир 1-го танкового взвода 2-й роты лейтенант Вильгельм Зиммель. – И тут же другим тоном приказал: – Так, ребята, все по местам. Нам еще три танка зачистить надо.
Артиллеристы и по тем машинам поработали основательно: по «ранам» на телах железных монстров можно было судить, как происходило побоище. Сначала перебили «ноги» – гусеницы и опорные катки, и несущиеся по полю «тигры» развернуло более уязвимой бортовой частью. И потом едва двигающимся машинам противотанкисты учинили смертный приговор, всаживая бронебойные снаряды в борта, башню и корму. Еще более печальное зрелище представлял седьмой танк – PzKpfw III. После повреждения гусеницы меткий глаз наводчика отправил снаряд прямо под башню, и ее сорвало и унесло метра на три… Кроме механика-водителя Отто, никто в этой бойне не уцелел.
Пленного немца Родин привел к капитану Бражкину, передал ему и сумку командира 505-го батальона, доложив, что тот был убит прямым попаданием снаряда в башню.
– Всем остальным каюк? – поинтересовался ротный на всякий случай.
– Так точно, все погибли, – ответил Иван.
Бражкин раскрыл сумку, вытащил из нее карту, развернул, бегло посмотрел, положил обратно. Рабочую тетрадь перелистал, убедившись, что ценности не представляет, сунул Ивану:
– Личный состав 505-го батальона… Расходный материал. Возьми на самокрутки!
Из сумки на землю выпали фотографии в конверте. Иван поднял их, пересмотрел. На одной капитан был снят в парадной форме с рыцарским крестом. Рядом с ним его счастливое семейство: молодая красивая женщина с завитыми светлыми волосами, белокурый в маму сынок лет семи и кудрявая девчушка на руках у мамы на фоне небольшого особняка. Еще было фото надменного старика с усами, как Вильгельма II. На других снимках Иоганн фон Кестлин позировал среди других офицеров на фоне «тигра» и, конечно, не преминул сняться в позе победителя на подбитой «тридцатьчетверке» с сорванной башней.
– Отвоевался, тезка Иоганн. Плохая примета фотографироваться на могиле, – сказал Иван и бросил снимки на землю.
Погибших танкистов роты с воинскими почестями похоронили на окраине сельского кладбища Егорычей. Огурцова, механика-водителя Петьку Кукина, уцелевшего под проехавшим танком Родина, и башнера с совковыми лапами Сергея Котова отправили в медсанбат.
Глава девятая
В деревне Девочкино, куда уже ближе к вечеру командование определило на постой роту Бражкина, как раз и было около десятка избушек. Пламя войны обошло её стороной, факельная команда вермахта, видно, не добралась, а «тиграм» не суждено было занять этот рубеж в соответствии с их планом наступления на карте.
Иван сначала определил место экипажу Еремеева в явно пустовавшем домике, а своим – в соседней избе, где зорким оком углядел едва курившийся сизый дымок из трубы.
Обыкновенный сруб, пятистенка, с потемневшими до серости цвета бревнами, подгнившими по углам. Когда-то очень давно крышу покрыли соломой, она почернела и слежалась и почти вся поросла темно-зеленым ковром мха.
«Такую поджечь трудно, – подумал мимолетно Иван. – Хотя у огнеметчиков проблем нет».
Он подошел к подслеповатому, но чистенькому окошку с ветхим резным наличником и постучал – самый быстрый способ вызвать хозяев.
Ждать пришлось недолго, в сенцах послышались шаги, лязгнул засов, дверь широко распахнулась, чуть не задев Ивана. На пороге стояла гренадерского роста худая, как стебель ревеня, старуха. Из-под плотно повязанного платка обвела оценивающим взглядом, сказала без особой радости:
– Пришли, освободители!
Иван поздоровался, а хозяйка сразу перешла к конкретике:
– Сколько вас?
– Четверо!
– Танкисты? А чего в танке не ночуете? Шучу, не обижайся! Проходьте, милости просим, до какого времени выносим?
– До начала фронтального наступления, бабушка. В общем, военная тайна! – сказал Иван.
– Я тебе не бабушка, тоже мне внучок нашелся, а Татьяна Матвеевна, – веско заметила хозяйка.
– А я – Иван.
Он вошел в избу, за ним – Руслан, Кирилл и Саня.
– Татьяна Матвеевна милостиво разрешила нас взять на постой, – сказал Иван и представил ребят:
– А это мои друзья, экипаж машины боевой: Руслан, Кирилл и Саша.