Вопреки любой логике

— Шмотки надо? Учти, у меня нет твоего размера, — потянула Наташа, все еще подозрительно косясь на усмехнувшуюся музу, которая замотала головой, — помаду от МАС тоже не дам. Негигиенично. Я хоть и умерла, но все еще брезгую!

Топтыгина расхохоталась, вызвав еще больше удивления, подозрительность уходила на задний план, и теперь Наташе действительно стало любопытно.

— Что происходит вообще? — наконец соизволила спросить, обхватывая губами трубочку и внимательно разглядывая Майю на предмет скрытых тайн. Вдруг она в своем пышном декольте этого желтого сарафана прячет складной лук со стрелами и хочет выведать у нее все про ее подопечных, дабы отомстить за Гордея? Или вообще жаждет подставить. Среди девушек такое не редкость, так подруги и друзья по университету постоянно старались выведать хоть что-то из ее личной жизни, дабы можно было это выгодно продать или рассказать кому-нибудь ради достижения своих целей. Это нормально. С тобой дружат, потому что это выгодно: выгодно смотреться красивой на твоем фоне, выгодно финансово, выгодно для репутации или рейтинга популярности у девчонок.

Значит, Майе тоже что-то нужно. Им всем что-то нужно. Просто так общаются только с лохами да неудачниками, а к таковым, даже имея низкий рейтинг, Наташа себя не относила.

— Наташ, почему я не могу просто с тобой подружиться? — задала Майя вопрос и Тараканова подавилась мохито, отчего несколько капель упало на скатерть. Топтыгина было вскочила, чтобы постучать по спине, но Наташа остановила ее жестом руки, махнув, чтобы села обратно, продолжая откашливаться.

— Топтыгина, ты меня пугаешь, — вздохнула Тараканова, придя, наконец, в себя, — если хочешь, чтобы я помогла тебе со стилем дабы закадрить какого-нибудь вшивого купидончика или даже Гордея, то говори прямо. Не люблю увиливания, — для пущей грозности она даже добавила своему взгляду серьезности, но Топтыгину это ни капли не проняло. Наоборот, муза откусив кусочек тоста, прожевала его и, отпив сока, широко улыбнулась. Так тепло и открыто, смотря на нее честным взглядом. И даже не придраться, потому что либо очень хорошо играет, либо действительно не врет.

— Ничего, Наташ. Я просто хочу подружиться, — хмыкнула Майя, поставив стакан на стол, — и это несмотря на твою помесь гадюки с жирафом! Жирдюк, как сказал Гордей, — похвасталась она и Наташа вновь подавилась коктейлем, сжимая пальцы, вновь представляя, как сворачивает шею этого купидона.

— Какой еще, нахрен, жирдюк?! — прорычала она и Майя хихикнула, нисколько не испугавшись.

— Так ты же высоченная, как жираф и ядовитая, как гадюка. Тебя так Горди два года кличил, пока ты тут не появилась. Он не говорил?

— Видать жить очень хотелось, — мрачно отозвалась Наташа. От размышлений ее прервало оповещение о том, что библиотека Светланы Усанковой давно не пополнялась. Уже, как полторы недели. Ну, вот что за напасть. Только-только расслабишься, как новости нагрянуть. И это она не про Свету, хотя может частично и про нее.

— Мне надо бежать, — отозвалась Наташа, переваривая услышанное. Это надо было переварить, желательно подальше от Майи. А то вдруг она там не одна такая и Наташе придется дружить со всей братией муз художников. Даже той странной новенькой, у которой абстракционисты.

— Вечером встретимся! — крикнула ей вдогонку Топтыгина и Наташа не глядя, махнула рукой, спеша скорее из ресторана. Подружиться? Просто так? С ней? Ха! Лучше бы у нее спросили, собирается ли Тараканова с кем-то дружить в этом месте и вообще заводить хоть какие-то отношения, потому что она-то как раз не собиралась.

Они были ей не нужны абсолютно. Во всяком случае, именно так Наташа и рассуждала.

К слову, за жирдюка будут отдельные вопросы к этому крылатому стрелочнику, которые она ему обязательно задаст.

— Что вообще за прозвище такое? Ему что, пять? — буркнула сама себе Наташа, запрыгивая в лифт и на ходу припоминая координаты города Светланы. Где-то на Урале, вдали от большого мира и прогрессивной цивилизации, небольшой уютный производственный городок закрытого типа. И там проживает ее главная лентяйка, которой уже давно пора навешать творческих люлей. А то совсем распустилась!

Писать книги — тяжкий труд. Еще больший труд — усадить хорошего автора на стул перед монитором, чтобы он соизволил выдать, хотя главу для продолжения. В случае Светы труд был двойным, даже тройным. И хотя нее было все: талант, стиль, отсутствие ошибок — не хватало одного единственного качества. Усидчивости.

Госпожа Усанкова могла быть настоящим Юлием Цезарем. Гладить белье, варить борщ и договариваться с поставщиками о датах и сроках прибытия груза ровно до момента, пока это не касалось писательства. Нет, бывали моменты, когда Свету посещало необычайное вдохновение, и она могла писать-писать и еще раз писать. К сожалению, не в этот раз.

Когда Наташа появилась в квартире из потока света, Светлана как обычно была занята чем угодно, кроме творчества. Точнее сказать, она бегала по квартире, ища четыре пропавшие с противня котлеты.

— Да что ж такое, точно помню, были, — озадаченно вздохнула Усанканова, проведя рукой по каштановым волосам, ероша свое каре. Глаза на секунду затуманились, а взгляд обратился на ноутбук, сиротливо стоящий на столе неподалеку ожидал, когда хозяйка обратит на него внимание. И она обратила. Пока ее не посетила новая идея.

— Я же хотела протереть пыль! — выдохнула она и Наташа со стоном закатила глаза, чертыхаясь от невозможности повлиять на сознание Светланы. Мысли в ее голове проносились так быстро, что попытайся она даже вдолбить ей в голову, что нужно заняться книгой, все равно бы отвлеклась. Пришлось шагать за Светой, которая решительно выудив из кладовой стремянку, отправилась вытирать пыль в ванную. Стоило установить стремянку у висящего шкафчика внутри, чтобы можно было поднять по ступенькам и стереть грязь сверху, как ее снова посетила идея:

— И помыть надо бы раковину, — задумчиво произнесла Света, тянясь тряпкой к пылинкам на шкафу. Наташа застонала, скрипя зубами, отправилась на кухню, где продолжал одиноко скучать ноутбук, и решительно посмотрела в документ. Не густо, всего полглавы, где герой завис на подъезде к одной из своих многочисленных женщин.

— Бабник, — фыркнула Наташа, и, услышав, скреб, наклонилась, заглянув под стол, прищурив глаза на сидящую там кошку.

— Так вот кто упер котлеты! — возмутилась она, на что животное недовольно мяукнуло, доедая третью котлетку. Четвертая сиротливо лежала рядом в ожидании своей незавидной участи. Наташа выпрямилась, бросила взгляд на оставшиеся котлеты, ожидающие прожарки, затем на большую глубокую чашку с остатками фарша и мрачно вздохнув, закатала рукава рубашки, цыкнув от недовольства.

— Кто-то должен сделать мне надбавку за вредность! — прорычала она, принимаясь лепить похожие по форме эллипсы в количестве четырех штук, быстро укладывая их на противень и с отвращением умыв руки в раковине, двинулась в ванную, дабы посмотреть, что там делает Света.

А Света уже решила, что пора бы помыть пол. Везде.

— Да, блин! — закатила глаза Наташа и скрипя руками, бросилась к трубам, ловко перекрывая воду.

— Хм… Воду, что ли отключили? — озадаченно выдохнула Светлана, откладывая тазик, швабру, тряпку и улыбнулась, — пойду, напишу еще немного!

Стоило ей преодолеть расстояние от ванной до кухни, благодаря стараниям Наташи ни на что не отвлекаясь, как ее взор упал на котлеты и тут же обе с ужасом выдохнули:

— Где четыре котлеты?!

Глаза писательницы опустились вниз на кошку, которая уже доедала вторую котлету из четырех новеньких утащенных.

— Ах ты, шкура блохастая! — зарычала Наташа, на что кошка вяло огрызнулась. Еще бы! Сожрать шесть котлет, да чтоб она лопнула, этот мешок шерсти.

— Маруся! — рыкнула Светлана, но кошка даже ухом не повела. Женщина вновь вздохнула и обвела взглядом кухню, — придется лепить еще!

— Да епона мать! — взревела Наташа, проведя обеими ладонями по лицу. Она вздохнула, выдохнула, досчитала до четырех, как услышала: