Страница 8 из 12
— Стойте, — крикнула Лена, прорываясь сквозь обступивших князя продавшихся. — Он мой!
Поднялся недовольный гул, девушку грубо оттолкнули:
— Это с какой стати?!
— Она кто вообще?!
— Какая-то новенькая!
— Это из-за меня он сюда пришел! А я из-за него стала… одной из вас. Он меня… обесчестил, а потом еще его родственники надо мной издевались! Я не хотела, но у меня не было другого выхода, как прийти сюда! Отдайте мне его!
Князь все пытался вырваться из пут, извивался, скрипел зубами. Под глазом красовался здоровенный фингал. Один из продавшихся вдруг изо всех сил пнул связанного пленника в бок.
— Он — моя еда! — закричала, найдя вдруг правильные слова, Елена. — Это из-за меня он сюда попал, значит он — моя еда! Я имею на это право за все, что он мне сделал! Моя еда!
Старший из продавшихся жестом остановил недовольный ропот молодежи. Прищурился:
— А осилишь ли ирбиса сьесть, девочка?
— Я очень голодна, — сказала Лена, облизнувшись. — И еще, почтенный… не найдется ли у тебя ножа, остро наточенного?
***
Им с князем дали два часа. Старший продавшийся считал, что Лена за это время «сьесть» князя не успеет. Старшие доедят. Но пусть надкусит первой, это честно. И с ножом предупредил не играться. Самое большее — помучить чуток, но не дай Тьма, Лена заденет какой-то из важных магистральных сосудов!
Еда для продавшегося — процесс достаточно интимный, Лене разрешили остаться с пленником наедине. Младшие продавшиеся помогли подвесить князя на цепях. Все для удобства «едока».
— Вы ничего не хотите сказать мне, князь Витор? — тихо спросила Лена, когда они наконец остались в одиночестве.
Бирюзовые глаза смотрели мимо Лены, куда-то в стену.
— Я сожалею, что так получилось… — обронил он после минуты молчания.
— Извиниться, попросить меня о помощи не хотите?
— Поздно…
— Ну почему ж поздно? Вам еще жить и жить, может, даже целые сутки остались, — Лена подошла ближе, положила руку ему на грудь. Кожа ледяная, снежно-белая, с голубыми мраморными прожилками сосудов, дорожка волос светлая до незаметности. Если осторожненько провести лезвием по плечу, царапина немедленно загорится красным, первая капля поползет от вздернутой руки вниз к груди. Лена привстала на цыпочки, чтобы слизнуть. Рот наполнился металлическим привкусом. Витор все так же не смотрел на нее, отворачивал голову.
— Скажите, князь, вы хотели бы умереть… мужчиной? — Елена пощекотала ножом рельефный пресс и решила опуститься ниже. Прижала холодное лезвие к внутренней стороне бедра, а потом — собственно к мужскому достоинству князя.
Витор непроизвольно дернулся всем телом. Он изо всех сил старался казаться невозмутимым. Зубы были сжаты до скрипа. Мышцы дрожали от напряжения.
— А можете провести последние часы жизни приятно… — Лена опустилась на одно колено, прошлась языком там, где недавно касалась лезвием. — М-мм? Что вы выберете, князь?
— Я считал тебя другой… — проговорил Витор.
— Не хотите извиниться, князь?
— Меня убьют… А ты скоро почувствуешь пустоту, как и все продавшиеся… А потом тебя убьют мои сородичи. Твои новые друзья любят посылать молодых на убой… себя прикрывают. Все кончено…
— Сейчас заплачете?
Снова намертво сцепил зубы.
Лена издевалась бы над ним долго, но времени было в обрез. К тому же она заметила, что там, где серебро касается княжьей плоти, кожа тревожно покрасневшая, кое-где покрывшаяся прозрачными пузырями, как от ожога… Должно быть, это зверски больно.
Отцепить князя от крюка, а потом размотать все эти железки — задача не для хрупкой невысокой девушки, но сейчас Лена ощущала в себе какую-то необыкновенную силу и уверенность.
«Все смогу!»
Удивление, недоверчивая радость в широко распахнутых глазах князя. Так смотрят брошенные коты, которых пришли забирать обратно. Лена даже фыркнула от пришедшего в голову сравнения. Пояснила, чтоб не зазнавался:
— Я бы вас тут оставила, но кота — не могу! Он еще и краснокнижный наверняка… «Сердце, поможешь нам отсюда выбраться — разобью твою колбу!»
Один парень у двери. Не то, чтобы ему кто-то приказал сторожить — сам не может уйти, голоден. Надеется. Беспокойно бродит мимо двери. Остальные тоже не прочь поучаствовать, но знают, что скорее всего, пленника заберет себя старый.
Тьма падает с Лениной ладони тонкой полоской, упирается в пол, обретает форму, твердость, жар…
Но когти быстрее меча, даже сотканного из Тьмы. Прыжок, хруст позвоночника, стук упавшего тела. Продавшиеся не умирают от старости и яда, но оторванная башка даже для них смертельна.
Вниз, в подземелья. Бегом. Сердце обещало отвлекать обитателей замка беседой и навязчивыми мыслеобразами. Врата в черный зал никем не охраняются, зато внутри и день и ночь дежурит один из Шести Старых — первых продавшихся. Самые хитрые, самые могущественные. Полгода трое из Шести несут вахту в замке, пока остальные трое развлекаются среди людей.
Продавшийся сидит на полу, упираясь в стену, кажется, дремлет… Вскинул вдруг голову. Вскакивает.
«Он зовет других продавшихся! Быстрее! Убейте его!»
Рык. Волна призрачного синего огня катится на белоснежного зверя… и разбивается о невидимый щит. Лена бросается к серебряному столику.
«Перчатка! Создай перчатку из Тьмы! Тут защита!» — запоздало кричит Сердце. Рука Елены будто погружается в огонь. Девушка орет от боли, но все же хватает проклятую колбу.
— Я сейчас разобью ее! Не трогай его! Дай нам уйти, или я разобью Сердце!
— Тихо. Давай договоримся. Отдай мне колбу, — синее пламя спадает. Продавшийся напуган, как никогда, смотрит только на Лену. Теряет бдительность на одну-единственную секунду.
Прыжок. Хруст. Тигробарс оттачивал умение убивать опасных магов, вероятно, не один десяток лет.
— Бежим! — орет Елена.
Выскочить из зала — из него только одна дверь. А сверху уже топочут. Бегут. Их очень много. Поворот. Тупик. Затаить дыхание, пока толпа несется мимо. Обожжённая рука кричит так, что хочется умереть. Тигробарс выглядывает за поворот. Кивает башкой. Бежим!
«Представь диск тьмы, похожий на щит. Диск вращается с сумасшедшей скоростью — быстрее Времени. Ну! Выпусти его!» — Сердце обьясняет, как выставить ловушку в начале подземного хода, чтобы задержать преследователей. Лена не особо уверенна, что созданное ею заклятие действенно. Рука болит так, что девушка боится потерять сознание.
Надо бежать.
— Р-ррр! Ур! Ур!
«Он просит, чтобы ты села ему на спину»
— Потом. Когда силы совсем закончатся…
— Ур!
«Быстрее!»
Разбитое Сердце
Лена снова пленница. Дверь ее комнаты сторожат двое клыкастых. На прикроватной тумбочке в открытой шкатулке лежит колба. Обожжённая рука намазана какой-то холодящей, но вонючей прозрачной мазью.
«Тьма тебя защитила. Меня охраняли великие заклятья, веками заплетаемые — любой другой сгорел бы в прах, даже Старый» — убеждает Сердце. Лене жутко оттого, что это существо, которое вскоре должно погибнуть окончательно, так спокойно рассуждает об отвлеченных вещах.
«Что тебя удивляет? Что узник, тысячу лет страдавший в клетке, радуется скорому освобождению?»
В замке скандал. Спорят, что делать с Сердцем. Часть ирбисов требует разбить колбу немедленно, часть — предупредить всех «борцов с Тьмою», жрецов, правителей — ибо, как Лена могла понять из разговоров, есть вероятность, что продавшиеся после гибели Сердца проживут еще некоторое время, и, скорее всего, обезумеют, будут творить страшные преступления… Еще спорят, разбить ли Сердце тихо в замке, или привезти в столицу, и уже там, торжественно, чтобы народ знал своих героев…
Все хотят посмотреть на Сердце, но князь разрешает заходить в Ленину комнату только в его присутствии. Поэтому каждый час хлопает дверь. Даже уснуть невозможно из-за этих гостей. Невероятная сила, которая совсем недавно переполняла девушку, куда-то утекала, испарялась. То, на что она была дана, видимо, уже исполнилось.