Ди-джей

— Войдите, — произнёс Макс. — Не заперто.

В комнату осторожно ступая, проскользнула хрупкая девчушка, со смешными рыжими косичками, торчащими как рога у козы, ярко намалёванными пухлыми губами, на вид лет четырнадцати — пятнадцати, в больших очках с ободками похожими на колеса от "Волги". Прибывшая особа камерно присела рядом на краешек стула. Вздохнула. Артистично сложила руки на коленях.

— Ну, здравствуй! — с горечью выдохнула малолетка таким тоном, будто мать-старушка наконец-то дождалась сына вернувшегося из трудового лагеря с Колымы, спустя пятнадцать лет. — Так вот ты, какой стал, Алёша!

Девчушка осмотрела Максима тяжелым прокурорским взглядом.

— А в письмах писал, что высокий, кудрявый… Красивый!!! Черноволосый, — обидчиво протянула она.

— А на деле побитый, синий, худой как цыплёнок. Вон, позвоночник через живот просвечивается. Ты же совсем не похож на того, что присутствует на фотографии, рядом с ледоколом "Ленин". Какой же ты после этого жених? А ещё писал, что полярник! И спортсмен!!!

— Так, девушка! — Макс решил навести порядок на выделенной ему законом территории. — Вы кто и, что вам здесь нужно?

Четырехглазая стрекоза смерила будущего избранника изучающим взглядом, и какое-то новое выражение появилось у неё на лице.

— Ты, что-о? — её губы сложились сердечком и она растерянно начала оглядываться вокруг, ища подмоги. — Не узнал, меня?

— Я! — горемыка начала повторять заикаясь. — Я, Лариса! Лариса Корычева!

— И что?

— Как же так? — девчушка внезапно густо покраснела. Молнии вспыхнули в её глазах. Она наклонила голову, косички у нее сильнее стали напоминать рога. Казалось, что вот-вот бросится бодаться.

— Рядовой Иванов? Алексей Михайлович? ВЧ 23–45? Полуостров Таймыр? — Страдалица неопределенно махнула рукой за спину — туда, где, по ее мнению, находилась место службы солдата.

— Алёшенька! Ты, что? Не узнал, меня? — вмиг овдовевшая невеста бессильно уронила руки, надула губы и теперь была похожа на маленькую девочку, у которой отняли любимую куклу.

— Ты же писал, что придешь после армии! — она говорила прерывисто, точно пересиливала подступавшие рыдания. — Вместе будем работать, учиться. Ходить в кино, на концерты, в театры. Что замуж возьмешь. — Глаза Ларисы метали молнии. Пухлые губы дрожали от волнения. Лицо приняло столь грозное выражение, что её трудно было узнать.

— А теперь? — малолетка с ловкостью непоседливой лошадки притопнула ногой. — Забыл? Не нравлюсь? На другую решил поменять? Как же так? Алексей?

— Подождите, девушка! Э-э-э, как вас там, Лариса! Какая армия, какие письма. Какой Таймыр? Кто вы такая, вообще?

— Ах ты кабель, бабник, блудник!!! — обиженная малявка насупилась, грозно сдвинула брови и быстро выбежала из комнаты за подмогой.

— Бред какой-то, — произнес Макс и снова повалился на койку.

Сон сняло как рукой. Очертания двери на стене полностью растворились. Она снова приняла первозданный темно зеленый цвет.

А через три минуты, без стука, в комнату вихрем ворвалось уже четверо созданий женского пола. Они сгрудились у койки, рассматривая незнакомца во все глаза…

— А ну, хахаль, давай, подымайся.

— …Вставай вражина!

— …Ты, что творишь?

— Почему от своих писем отказываешься? — громче всех шипела рослая, дородная девушка с необъятным бюстом и жестким волевым лицом. Её ладони — большие и сильные непроизвольно складывались в кулаки.

— Ты, Иванов?

— Иванов.

— В армии служил?

— Ну, служил.

— Про любовь, девчонке писал? Ждать её просил? Жениться обещал? — крупная мадам эффектно уперла руки в бока, выступила вперед, отчего немалая грудь стала ещё убедительнее: Она (грудь) приподнялась и некоторое время смотрела на парня свысока.

— Зачем парил мозги нашей Ларочке: Что служишь на Крайнем Севере, подводником? Ждешь — не дождёшься встречи, тоскуешь? Любишь до беспамятства? — девчата громко зашумели, поддерживая подругу.

— Мы же письма читали, всей общагой, со слезами на глазах? Она так ждала тебя, а ты?

— Послушайте, девчата, тут какое-то недоразумение, я не мог ей писать из армии потому, что не общаюсь с малолетними.

— Я, не малолетка, мне уже скоро шестнадцать, — потерпевшая покраснела как сочная морковь. Было заметно, что её сильно раздражало, что все разговаривают с ней как с ребёнком и, по всему видно, не принимают всерьез.

— Хорошо, — согласился новоиспечённый жених. — Пусть будет шестнадцать. Но, я всё равно не тот, кто звал замуж!

— Это почему же?

— Да потому, — закоренелый холостяк улыбнулся добродушно и как мог располагающе, — Меня зовут, Максим. Для особо непонятливых повторю… Мак-сим. А того парня, что писал ей письма в детскую ясельную группу, звали А-лек-сей!!! А так, кроме фамилии, нас с ним ничего не объединяет.

Виновница торжества, осознав свою трагическую оплошность, спрятала лицо в ладони и зарыдала крокодильими слезами. Причем такими ядовитыми и горючими, что казалось, они способны прожечь пол насквозь.

— Ладно, Алешенька, — вредина подняла зарёванное лицо, горделиво выпрямилась, и мстительно испепеляя разгневанным взглядом, сквозь зубы прошипела. — Я тебе это, припомню!

Закусив от обиды губу, она стрелой выскочила из комнаты.

— Нет, ну какие же мужики — мерзавцы! — пышная девчушка, с крашенными под каштан волосами скривилась и выпалила святую женскую истину.

— И бабники! — вторили ей остальные.

— А тебя, всё равно поделом отдубасили… — Мак-сим, — пышногрудая ехидно передразнила его. — Видать тоже, кому-то мозги пудрил, трепач хренов!

— Девочки, пошли отсюда, — великанша фыркнула и с гордым видом вышла из комнаты, выпятив груди и высоко подняв голову.

— Пошли, — поддержали её подруги.

Последняя из девчат покидая комнату, с сердцем рванула за медную ручку и с треском захлопнула за собой массивную дверь.

Спокойная холостяцкая жизнь Максима продолжилась недолго:

— Тук-тук… — Ой, а это разве не четыреста шишнадцатая комната. Сынок, а ты не знаешь, где живет Леночка Пантелеева? Это её бабушка приехала из Ташкента… на поезде… в плацкартном вагоне… на нижней полке… Всё хорошо, доехала… Слава богу… А вы, наверное, её знакомый?

— Бам-бум-бряк.. — О, здоров, паря! А ты, тут, что делаешь? Лизку Карпаеву, не видел? Слушай, а тебе колеса от "Явы" не нужны, а трубу выхлопную не купишь? Слушай, такое дело… У меня тут "Ява" с "Запорожцем" поцеловалась… Не займешь денег, на ремонт, до завтра?

— Бух-Бам-Бам… — Чё, нет никого што-ля? Открывай, давай! Сейчас не откроешь — дверь выломаем… Слышь, корешь, штопор есть? А выпить хочешь? А закурить? А чё, у тебя глаз подбитый? Ты, это давай, если, чё, зави… Я им руки — ноги-то переломаю. А может и шею сверну…

…

Прошло не более часа, а визитеры всё шли и шли и это уже начало доставать. Терпение у пришельца было не безгранично, оно заканчивалось с каждой секундой, однако…

— Стук-стук.. — Здрасте. Скажите, а у вас нет, гитары?… А у соседей, слева? А у кого есть, не знаете?

— Тум-тум… — Сантехник не заходил? А ты, кто? А почему морда синяя? Пьешь, небось? Ты, точно не сантехник? Я ищу его второй день. Если сантехник зайдет, скажи, что я на втором этаже — повтори…

— Бум-бумс-ба-бам… — Твоя фамилия Иванов? Точно? Ты мне напоминаешь кого-то? Случайно, не родственник Серёге Иванову? А Витьке Сухорукову? М-м-м, а то, смотри, допрыгаешься, быстро в обезьянник сдам! Давай, распишись, тут, и здесь, и ещё в графике дежурств. Кстати, про субботник, знаешь? А про вывоз мусора?… Завтра вечером идешь в наряд, дружинником. На усиление. ЧП в районе — хулиганы витрину повалили с комсомольской газетой. Не то чтобы совсем, но она уже не в вертикальном положении… Да, и! — Рубашку погладить, не забудь, белую.

Из коридора доносились шум и голоса живущего в своём мире общежития: хлопанье дверьми, шарканье, беготня, звяканье посуды.