Авантюристы. Книга 2

– Старички у него на уме. А жена? И не пущу я тебя одного в Нижний. Вернешься от сего старичка совсем седой. С тобой поеду, чтобы от тоски-кручины не помер.

– Да я согласен. Поезжай. Нижний, правда, городишко захолустный и смотреть там кроме как на Кулибина не на что. Зима опять же.

– Еду, – упрямо сжала губки Аннушка, – Ты ведь без присмотра на одном табачище своем опять жить начнешь.

– Вот тут ты не права, свет очей моих. Я курю не так уж и много.

– Да ты сигарету изо рта не вынимаешь,– возмутилась Аннушка.

– Ну, должны же и у меня быть недостатки, золотце? Брошу ежели курить, тогда сама первой взвоешь.

– С чего это?– насторожилась Аннушка, почувствовав подвох.

– Так ведь крылья на спине белоснежные тут же прорастут. Ну и как тогда? На улицу ведь не выйти. Все пальцем будут тыкать. А нимб над головой зависнет если?

– Ох, Сергунь, святотатствуешь, батюшке Иоанну всенепременно на тебя пожалуюсь. Пусть епитимию на тебя наложит. Вот, вот потрясись чуток. Ишь, моду взял посмеиваться над нашей простотой,– Аннушка возмущенно фыркнула и умчалась сервировать стол.

– Вот ведь язычок у вашей сестрицы, Матвей Савельевич. Крест ведь несу. Мало я с вас приданого-то взял. За такие-то страдания, что претерпеваю,– засокрушался Серега, повиснув на плече у старшего Силина.

– Ничего, Сергей Алексеевич, потерпи друг ситный. Стерпится-слюбится. Мы тебя в обиду не дадим. Прибегай, поплакаться хоть заполночь. Спим мы уже по эту пору, так ты, не чинясь, буди, коль сможешь. Всем семейством за тебя встанем. Даже детишек на нее подымем,– ухмылялся Матвей, охлопывая зятя по спине. А тот трясся в приступе смеха, повиснув на его шее.

– Это что еще такое?– опять тормознула, пробегающая на кухню Аннушка.– Ты почто, Матвеюшка, супруга моего обижашь? Что это он трясется весь? Думаешь, за него заступиться не кому? Аль уже крылья у него, из спины растущие, прощупать решил, да общипать? Ну-ка, отпусти немедля.

– Да что ты, сестрица Анна Савельевна. Это мы по-родственному обнялись. Сергей-то Алексеич сокрушается, что зима ноне лютая. Вот я его и утешаю по возможности. Дескать, она у нас весной закончится, дескать, два месяца потерпеть-то всего, а потом мы его на ярмарку сводим. Леденцов с петухами купим. Сладкие-е-е.

– Прав ведь он, Сергунь,– погладила мужа по трясущемуся плечу Аннушка.– Не убивайся ты так. Дай-ка я вот тебе нос-то промокну,– полезла она платочком кружевным, невесть откуда выхваченным, в лицо Сереге. Этого уже никто вытерпеть не мог. Особенно громко хохотал Матвей и при этом так сжал зятя, что тот зубами заскрипел и застонал, валясь уже Аннушке на хрупкое плечо.

– Спасай, суженая. Удавит братец-то на радостях. Останешься вдовой,– Аннушка усадила его на стул и повисла на нем сзади, обняв за шею.

– Живи, даже курить можешь. Что уж тут поделаешь? А вы у меня, цыц,– погрозила она братьям пальчиком. И умчалась.

– Вот, а ты переживал, что семья Силиных серьезная больно,

– Силиверстович похлопал Серегу по плечу.– Да они еще похлеще тебя «приколисты». Божий промысел тут, надо полагать. Самое что ни на есть для тебя родство подходящее. Матвей, что там с нашим заказом?– тут же сменил он тему, уводя старшего Силина в уголок на диванчик. Тот сразу посерьезнев, принялся убеждать его в чем-то.

– Этим только бы о работе поговорить,– махнул рукой Серега. Скучные люди. Пошли к столу.

Глава 2

Нижний Новгород зимний, заваленный снегом, впечатление производил двоякое. Раскинувшийся вольготно на берегах Волги и Оки он дымил печными трубами и был, по сути, большой деревней, в которой по недоразумению в центре выстроили несколько двух и трехэтажных каменных зданий.

Однако жизнь в этой «деревне» кипела. По замерзшим рекам тянулись длинные купеческие обозы. И в центре города бурлил рынок, на котором можно было купить все.

Дом Кулибина, который находился на краю города, поразил всех своей необычностью и оригинальностью. Чувствовалось, что сам хозяин его и спроектировал. Двухэтажный, каменный, он имел две башенки на крыше. Очевидно, возведенные для научных изысканий.

Высоченное крыльцо вело сразу на второй этаж, оставив первый для нужд, надо полагать, хозяйственных.

– И вот как нам к нему заявиться без рекомендаций?– засомневался Серега, неуверенно взглянув на спутников.

Кроме Аннушки и Мишки с ними отправился еще и Силиверстович. Решивший принять участие в переговорах с изобретателем.

– А попросту,– предложила Аннушка, хлопнув ладошками в варежках.– Заявимся незвано, да и познакомимся. Не выгонит чай. Вон старичок какой-то снег там разгребает. Порасспросим, да и нагрянем,– Аннушка смело подошла к старичку, орудующему деревянной лопатой и, поприветствовав его, спросила:

– Дедушка, вы не из этого ли домика, сердешный?– дед перестал грести снег и, разогнувшись, улыбнулся приветливо:

– Знамо дело. Тут и проживаем.

– Родственник хозяина, значит,– обрадовалась Аннушка.– Мы из Москвы к нему приехали. Примет ли?

– А что за нужда у вас к нему?– заинтересовался дед, сдирая сосульки с окладистой русой бороды. Тут уж и все остальные подошли, приветствуя старика.

– Мы представители торгового Дома "Руковишников и К". Не слыхали? Жаль. Хотим предложить Ивану Петровичу работу по его талантам. Вы ему кто будете?

– Я ему он самый и буду,– улыбнулся дед, оказавшийся Кулибиным.

– Ой, а я вас и не признала,– покраснела Аннушка.

– Да откуда тебе меня признать-то, красавица? Чай мы не знакомы с вами,– развел сокрушенно Иван Петрович руками.

– Я ваш портрет видела,– призналась сконфуженно Аннушка.

– Портрет мой?– пожал удивленно плечами Кулибин.– Да откуда в Москве мой портрет взялся?

– У архитектора Казакова Матвея Федоровича,– пояснил Серега. И поспешно принялся представлять изобретателю своих спутников.

– Весьма рад, весьма рад,– раскланивался тот, отставив лопату и приглашая нежданных гостей в дом.– Не обессудьте, гостей не ждал. И за убогость обстановки прошу меня простить. Переехал недавно. А вот с портретом у меня неясность некоторая. Есть у меня несколько, но Матвею Федоровичу своего не задаривал.

– Портрет не дареный, Иван Петрович, а приобретен им случайно у какого-то художника. Списал он вас где-то, да и при распродаже на глаза попался Казакову. Знаком он с вами. Узнал, конечно же, и приобрел по случаю. Карандашный портретец-то. Вот мы копию с него и попросили нам снять. Взгляните, пожалуйста. Каков?– Кулибин взглянул на лист бумаги в руке Сереги и смущенно крякнул:

– Узнаю руку Семенкину. Вот ведь озорник. При Академии нашей подвизался в Санкт– Петербурге. Хороший художник из него мог бы получиться, не будь он приверженцем «змия зеленого». Ведь до последних порток пропивался акаянный. Наш Нижегородский. Жаль балбеса. Пропадет, талант зароет. Эх, люди. Слабы пред соблазнами чувственными. Аз многогрешный сие ведаю.

Из домашних дома оказалась только супруга Ивана Петровича Авдотья Васильевна и сынишка Дмитрий.

– Пусто ноне,– вздохнул Иван Петрович.– Старшие все при должностях в Санкт-Петербурге подвизаются. Средние в учебе. Вот Димша пока один и радует. Авдотья, самовар давай. Гостей потчевать с мороза. Все что в печи на стол мечи. Не ударим лицом в грязь перед московскими гостями?

– Да что ж ты, батюшка, Иван Петрович, меня как хозяйку в краску вогнал,– взглянула на него укоризненно супруга.

– Пироги нынче пекла Авдотьюшка-то, славные они у нее получаются. Я ведь из-за них почитай только на ней и женился. Чревоугодник, каюсь грешен. Вовремя вы поспели, господа,– продолжил весело тот.

– Вот и моя так же воспользовалась слабостью,– обрадовался Серега.– Ох, хитрый народ эти женщины. Знают чем нашего брата зацепить.

– Вот значит как?– надула губки Аннушка.

– Пойдем, голубушка, не слушай ты их речи акаянные. Я уж привыкла к подковыркам своего, за столько-то лет, и мимо ушей пропускаю,– обняла ее за плечи Авдотья Васильевна, женщина дородная.– Помоги-ка с самоваром. Пусть их покуражатся.– после чая с пирогами, прошли в «кабинет» хозяина. Назвать это помещение кабинетом язык, пожалуй, ни у кого бы из присутствующих не повернулся. Но хозяин назвал эту мастерскую, заваленную в творческом беспорядке всякой– всячиной именно так и никто оспаривать это не стал.