Дотянуться до тебя

Нацухи под боком сразу после начала второго сета начинает твердить о победе Карасуно. Я слушаю его вполуха и просто наблюдаю за Тобио. Мимика, движения, жесты. То, что интересует только меня. Сейчас это совсем не тот Тобио, который примчался ко мне, как только появилась возможность. Как только узнал, что я свалилась в обморок. Сейчас на площадке совсем другой человек: спокойный и рассудительный. И я каждый чертов раз забываю — Тобио не дурак, просто не видит смысла тратить силы на что-то кроме волейбола. И будь я, наверное, чуточку зависимее от плавания, давно бы забила на учёбу.

Когда раздаётся финальный свисток, я даже ничего понять толком не успеваю. Матч, который мне казался априори тяжелым, вышел для Карасуно, наверное, самым легким и удачным. А соперник, казалось бы, непобедимый и до неприличия сильный, на деле оказался ужасно неорганизованным и распущенным. Разница идеалов и ничего большего. Карасуно хотят победить больше, чем кто-либо, а их противник веселился, будто это не игра на вылет, а тренировочный матч. И когда ты смотришь со стороны и анализируешь происходящее, все кажется до чертиков очевидным.

— Не поздравишь его с победой? — Нацухи приподнимает брови и смотрит с таким осуждением, что треснуть наглого мальчишку хочется.

— Для него это не победа. — фыркаю, перекинув через плечо лямку рюкзака.

— А мне так не кажется.

— Не лезь не в своё дело. — тут же ощетиниваюсь, одаривая брата самым презрительным взглядом из своего арсенала. Ненавижу когда лезут не в своё дело. Ненавижу, когда дают советы, о которых я не прошу. Ненавижу, когда меня начинает учить кто-то, кто слишком слаб и не готова пойти на жертву, ради цели. Это чистой воды унижение.

На вечерней тренировке в тренажерном зале ухожу в себя и не сразу замечаю, как меж лопаток утыкается чей-то злющий взгляд. И это — немного неожиданно — оказывается Ито. И это когда мы, вроде бы, поставили все точки над «I». И будь мне хоть чуточку больше, чем моё «плевать», я бы, быть может, даже попыталась войти в её положение. Эта девочка исправно ходит на все тренировки, остаётся на дополнительные часы и, иногда, забивает на учёбу, чтобы быть лучшей. Лучшей среди тех, кто не пошёл в «про». Она будет лучшей, но только после длинной веренице тех, кто хочет плавать на мировой арене. Веренице из талантов и законченных, упёртых до чертиков, фанатиков.

— Чего тебе? — интересуюсь, когда мы оказываемся в раздевалке. Потому что взгляд промеж лопаток начинает раздражать. От острого желания врезать за такую навязчивость зудят пальцы.

— У тебя время на стометровке баттерфляем такое же, как и у Имай на летнем турнире. — как бы между прочим замечает шатенка, но голос у неё подрагивает от напряжения. Боится. И правильно делает, потому что нельзя говорить такое тому, кого не устраивает равный с кем-то результат. Если выигрывать, то только золото; если плыть на пределе своих возможностей, то показывать только лучшее время. И это своего рода мантра для кого-то вроде меня.

— Я не гонюсь за Хиро. — отрешённо, холодно и четко. Как-будто это не фраза, отрезающая все дальнейшие вопросы, а выученная, вбитая и вырезанная на внутренней стороне черепа, истина.

— Тогда зачем ты гонишься? Ради чего?! — голос ломается, звенит прямо-таки от злости и какой-то, почти непонятной мне, обречённости. Словно все её устои пошатнулись, а осколки хрустальных замков и вовсе превратили в стеклянную крошку, сверкающую лучами призрачных надежд под полуденным солнцем.

— Даже если я скажу, ты все равно не поймёшь. — пожимаю плечами, натягивая на тело толстовку. Я бы хотела ещё и поплавать сегодня, но прошлогодний опыт даёт о себе знать и максимум, что я ещё сегодня сделаю, так это немного побегаю. — Или осудишь.

— Так, ради чего? — терпеливо, но с легким нажимом продолжает Капитан. Как будто я ребёнок какой-то, который по-другому и не скажет ничего.

— Олимпийская сборная. Медаль весом в пятьсот восемьдесят шесть граммов. И место на страницах истории. — Ито смотрит на меня так, словно её внутренняя россыпь алмазов оказалось не более, чем битое стекло. Страх, непонимание и полное отрицание происходящего. Люди, обычно, бояться кого-то обидеть или задеть. Не любят отвечать на такие вопросы, потому что бояться доставить кому-то проблемы. Но мне плевать на все это. Если бы я думала о ком-то, если бы заботилась о самочувствие других, давно потонула бы и не всплыла.

— Тот парень такой же? — заламывает пальцы и старательно отводит взгляд, как-будто я её сэмпай, а не она мой.

— Если не хуже. — пожимаю плечами и захлопываю кабинку. Ито молчит, закусывает губу и смотрит куда-то сквозь меня почти потухшим взглядом. Что-то в этой девчонке надломилось и перевернулось. Ей и в голову не могло придти, что кто-то может иметь такие планы на будущее. И это определённо точно ломает все её представления о том, ради чего нужно плавать. Ломает конкретно и основательно.

***

Иногда мне кажется, что Тобио был рождён, чтобы побеждать и стоять на верхней ступени пьедестала. Иначе я никак не могу объяснить факт того, что даже имея скудные шансы на победу их команда вновь оставляет соперника позади. Без капитана: без их поддержки и опоры. Это слишком. Для меня, моего мировоззрения и моральных устоев. Капитан — опора команды. Тот на кого ровняются и за кем пойдут. Или же тот, кто гарантированно принесёт победу. Я не была той, на кого можно было положится, или же той, кто будет опорой для команды. Я просто была Лидером. Примером и идеалом, той на кого все ровнялись и кого ставили в пример. Не была воплощением командного духа, но была той, кто гарантированно принесёт этой команде победу. Но Карасуно другие. Команда и Капитан для них — абсолютное единство. И от мысли, что они не сломались без Лидера и победили, старые устои и реальность начинают диссонировать. И крыша от этого начинает медленно, но верно, кренить набок.

— Эй, глупая сестра, тебя чего так перекосило? — Нацухи толкает меня в плечо и даже не смотря на то, что это было совсем не неожиданно, я все равно теряю равновесие и чуть не падаю спиной назад, прямо, но серый кафель в холе комплекса. Не падаю, потому что кто-то ловит меня почти у самого пола.

— Ой-ей, аккуратней нужно быть! — голос кажется знакомым и от осознания током прошибает почти насквозь. Ойкава. Это определённо он. Кажется, это дурацкую манеру поведения я скоро начну узнавать из тысячи. Почему именно ты свалился мне на голову, нерадивый сэмпай Тобио? — Ой, а мы раньше не пересекались?

— Может быть. — пожимаю плечами и скашиваю совершенно зверски взгляд на брата. Паршивец только примирительно вскидывает руки и пятится назад. Подумаешь, чуть голову себе не разбила из-за него.

— Придёшь за меня поболеть?

— Обойдёшься, Ойкава. — сама не поняла, как мне в голову пришло назвать его по фамилии. И это сразу выдало меня. Парень напротив расцветает и начинает нести какой-то бред о важности его персоны и прочую несуразную чепуху. Меня это начинает бесит так сильно, что, наверное, ещё одно слово и шатен точно получил бы затрещину. Нацухи, быстро поняв, что дела совсем плохи хватает меня за запястье и тянет на себя.

— Прости чувак, у неё парень есть. — Нацухи нагловато усмехается и даже не обращает внимание на мой недовольный окрик. Сжимает мою руку в своей и тянет меня куда-то вглубь комплекса. Мне не интересно куда, главное чтобы народу не было и чувство, что так неожиданно закрутилось в груди поскорее исчезло. Рано. Слишком рано я начала задумываться о значение слова «команда». Не хочу. Не сейчас. Я планировала задаться этим вопросом уже после того, как возьму олимпийское золото. Рано начала анализировать как, какими путями и какой ценой я добиваюсь своей цели. Я не хочу этого. Не хочу забивать голову перед финалом отборочных мусором, тянущим меня на дно. Это не принесёт мне победу. Не принесёт ровным счётом ничего.

— Аяно? — не реагирую, смотрю прямо перед собой и совершенно точно в никуда. И если бы могла, обязательно что-нибудь колкое ответила. Но меня словно выпили до дна, внутри всё будто пеплом припорошило. Одно событие, короткая цепочка размышлений и хваленный анализ ситуации выбили из колеи. Меня словно пропустили через мясорубку, прежде хорошенько саданув наждачкой по коже. Нацухи несколько раз дергает меня за плечо, но после шестой попытки бросает это гиблое дело и уходит. Он определенно точно что-то сказал, но я не услышала, да и не слушала. И сколько бы я тут просидела тоже не знаю, если бы мозги мне не вправила одна звонкая пощечина. От нее в голове зазвенело, а кожа начала адово гореть. Сознание на пару мгновений прояснилось и этого вполне хватило, чтобы увидеть взгляд той, кто никогда не боялась дать мне затрещину. Имай Хиро собственной персоной.