Дотянуться до тебя

— Чёрт! — тихо шипя проклятья я сажусь на бортик ванной, надеясь на то, что боль в скором времени утихнет. Это всё этот сон. Вечно после него такая фигня творится.

Через некоторый промежуток времени боль проходит и я наконец-то достаю свою зубную щётку, правда уже другой рукой, и продолжаю начатые водные процедуры. Когда я выхожу, Юми всё ещё спит. Не зная чем заняться я забредаю в комнату Минору и беру какую-то книгу. Он всегда читал что-то со смыслом. Юми же, наоборот любила всякие сопливые истории, о какой-нибудь дурочке, на которой весь свет клином сошёлся. Я не понимала, как такие истории вообще кто-то читает? Уже и не важно. Я вспоминаю, как когда-то Нацухи очень гордился тем, что он занял первое место на соревнованиях по кэндо. Сейчас он, конечно, воспринимает это как должное. Будто это не результат его долгих тренировок, а прирождённый талант. Глупый высокомерный ребёнок. Он хотел показать отцу, что он талантлив, и что он хочет идти тем путём, который он ему показал. Отец купился, искренне поверил, что для Нацухи это так же важно, как и для него. В реальности конечно, дела обстояли совершенно иначе. Нацухи было по барабану на всё это, просто он смирился и не стал перечить семье. Я усмехаюсь. Этому ли ребёнку говорить мне о высокомерии? Нацухи жаден до побед и внимания. Мне же всегда было на это наплевать. Возможно, я хотела получить хоть какую-то награду и за свои достижения. Но всегда получала скупое: «Молодец» или «Хорошо поработала». Конечно, это было самое позитивное, что я могла услышать. Самое обыденное, что я слышала от отца: «Молодец, но могла показать результат и получше». Нацухи же, за каждый свой выигранный трофей, пускай даже незначительный, получал шикарный ужин и новую безделушку, карманные деньги или ещё что-то похожее. Справедливо? Думаю нет. Обида залегла в душе так сильно, что мирится с такой семьей я не хотела. А теперь, когда у меня не осталось иного выбора, семья не хочет мирится со мной. Парадокс.

— Ой, Аяно! — брюнетка выползает из-под одеяла, наверное через час после того, как я стащила книжку Минору. — Могла бы и меня разбудить, раз уже проснулась!

— Я проснулась ещё два с половиной часа назад, — девушка обиженно надулась, понимая, что так рано она бы не проснулась, даже если бы я её будила, — Минору ушёл на работу.

— Замечательно! — восклицает брюнетка громко хлопая в ладоши, — Дом в нашем полном распоряжении!

— Как будто и в его присутствие это не так, — Ками, любит же она какую-нибудь фигню сморозить — А вообще, не хочу я дома сидеть.

— Серьёзно? — девушка даже вскочила на ноги, но опомнившись, села обратно на футон, — Ты же не любишь гулять!

Как можно быть настолько шумной?! Я уже успела пожалеть о том, что мне приспичило прогуляться. Вот хочу и всё. Но за мной давно такого не наблюдалось, раньше у меня на это не было ни сил, не времени. Но сейчас времени у меня хоть вагон грузи. Я смотрю на Юми самым серьёзным взглядом и киваю. Думаю, её хватит инфаркт. Главное Нацухи не встретить или родителей.

— Абсолютно серьёзно, — Юми всё ещё продолжает выпучивать глаза, но уже меньше, — Только ближе к вечеру, не особо хочу своё семейство встретить.

Юми активно кивает головой и вскакивает на ноги, на этот раз, чтобы сходить в душ. Я киваю ей и сама переодевшись в нормальную одежду спускаюсь на кухню и завариваю себе чай. На столе стоит корзинка со сладостями и я тянусь за конфетами, но наверное по старой привычке одёргиваю руку и уже больше не тянусь к ним. Меня это бесит, но привычка выработавшаяся годами никак не хочет меня покидать. В итоге, я пью просто чай, да ещё и без сахара. И при этом чувствую себя просто божественной дурой. Смысл отказывать себе в сладком, если всё равно уже нет смысла соблюдать строгую диету? Наверное это и называется привычка, выработанная годами.

С Юми мы сидим дома до возвращения Минору, этот дурень прихватил с собой вторую связку ключей, которая по трагичной случайности принадлежала моей подруге. А вернулся он только в пять вечера. К этому времени мы были готовы помереть со скуки. Сначала я ждала пока девушка поест, потом мы спохватились, что ключей нет, и в итоге сидели и смотрели сериал из разряда: «девочка-дура центр мира». Я нашла его несколько забавным, а Юми чуть-ли не в три ручья ревела о судьбе главной героини, которую на части рвут боссы мафии. А самое парадоксальное, что эта девушка выбирает того мужика, который над ней больше всего изгалялся. Ну не дура ли? Или это самое наглядное проявление стокгольмского синдрома? Не разберёшь, если честно.

К слову сейчас мы ходили по самым живым улицам посёлка, надеясь никого не встретить. Но кажется, сейчас нам это явно не грозило. Мы прошлись по магазинам, зашли в продуктовый и купили немного вредной пищи к ночном «нон-стопу» по всем страшилкам, которые есть на дисках у Минору, к слову, сам Минору будет смотреть ужастики с нами, и по этому можно уже заранее приготовиться его бить, он очень любит нас пугать. Но, разумеется, больше свою сестру. Странно. Я отлично лажу с Юми, Минору и чисто из вредности спорю с Кей-чаном, хотя с ним всегда можно поговорить, как и с его братом-Акитеру. Но вот со своей семьёй, я не могу поладить. Вообще. Только ли во мне причина? Или стена не понимания настолько велика, что мы не можем её разрушить? Я не знаю, и знать, по правде говоря, не желаю. Мне прекрасно живётся и без них.

Домой я возвращаюсь в воскресенье вечером, изначально я хотела пролезть через окно, но оно оказалось наглухо закрыто, кажется, меня хотят лицезреть входящей через парадную дверь. На что мне наплевать. Дисплей показывает время: «21:07», а значит никто ещё не спит. Печально. На втором этаже свет не горит вообще. Но он горит в зале, и на кухне. Кто и где находится понять невозможно. Я не скрываясь, достаточно громко поворачиваю ключ в замке, нарочито громко хлопаю дверью, разуваюсь, как бы намекая всем, что я вернулась. И в принципе, до этого никому дела нет. По этому я преспокойно закидываю лямку рюкзака на плечо и, шаркая домашними тапками по полу поднимаюсь наверх. Но неожиданно через десять минут в мою комнату без стука вваливается Нацухи.

— Ну и где ты шлялась? — высокомерно задрав голову произносит он, как будто тут не я старший ребёнок в семье, а именно он. На нервы действует его нахальное и неуважительно поведение.

— Не твоё дело, — в тон ему отвечаю я, с той лишь разницей, что я не задираю нос, а просто устало подпираю щеку кулаком. — Тебя это в принципе не должно касаться.

— Меня то может и нет… А как на счёт родителей, м? Ты о них подумала? — я закатываю глаза, было бы моим родителям до меня дело — Ты решила поступить с ними так же, как и со своей командой?

А вот это уже действительно, задевает за живое. Этот нахальный ребёнок ничего ровным счётом не знает, и говорить такое не имеет право.

— Ещё хоть слово скажешь о тех соревнованиях, получишь ещё раз. — резкий шепот срывается с губ, а глаза буквально прожигают фиолетовый синяк на его щеке, в душе вскипает самое настоящее злорадство. Так и хочется подстегнуть его, но я себя удерживаю. У этого паренька и так всё на лице написано.

— Знаешь, — он почему-то улыбается, с какой-то приторно-противной иронией, — Если бы ты хотела, ты бы уже вернулась. Ты ведь плевать хотела на команду и на её мнение.

Я усмехаюсь. Он прав, абсолютно прав. Я бы вернулась, если бы хотела и если бы могла, но кажется, я уже знаю, как заставляю его молчать и больше не вякать по поводу этих соревнований. Пусть задумается.

— Да, ты прав, — брат широко распахивает глаза, то ли от удивления, то ли от неверия, — Я не хочу возвращаться. Надоело. Ты доволен? Даже если и нет, будь добр покинь мою комнату.

Парень что-то фырчит себе под нос, но комнату всё же покидает, громко и показушно захлопывая за собой дверь, меня это даже забавляет. Поднимаюсь со своего нагретого места и закрываю дверь на щеколду. А то мало-ли кого ещё принесёт. Падаю на кровать лицо в подушку, я настолько устала, что засыпаю прямо так, в одежде и на не разобранной кровати.