Страница 12 из 13
Только за 23 июня полк сделал 58 самолето-вылетов, на следующий день почти столько же.
Вечером 24 июня, когда третья эскадрилья ужинала, за стол к Олегу подсел Петрович. С аппетитом уминая картошку с мясом и хрустя соленым огурчиком, он посетовал:
– Диверсанты, сволочи, оживились! Ладно бы только немчура, так и местные возятся. Куда лезут, идиоты безмозглые? Их ведь гансы сразу прижмут, церемониться не будут.
– Поляки?
– Они! Что за нация такая? То с немцами дружат, то собачатся. Тут же нам гадят. Мы-то им что сделали? Сколько помню, они нас всегда ненавидели.
Северов кратко рассказал историю раздела Польши в восемнадцатом веке, заметив, что далеко не все поляки нас ненавидят до потери человеческого облика.
– Ну да, – вздохнул Петрович. Мужик он был, несмотря на прошлое, невредный и отходчивый. – Обидно только. Гоняли вчера группу диверсов, точно немцы. Всех уничтожили. Но они подранили поляка-подростка, полез за нашими спинами, посмотреть захотел, дурак. Ничего страшного, руку прострелили в мякоть, пустяки. Так когда уезжали мы оттуда, какая-то сволочь нам в спину стрелять стала.
– Вернулся?
– Да ну их, потом разберемся. Сразу было видно, у стрелка ни ума, ни опыта. Я к чему говорю. Если вдруг собьют, полякам не верь!
Северов кивнул, а сам подумал:
«Ты, Петрович, догадываешься, а я-то знаю! Так что за предупреждение и заботу спасибо, только я это уже проходил. По истории».
Усталый Олег удобно устроился на койке, под мышкой уютно мурчал котенок. Аэродром жил негромкой ночной жизнью. Заканчивался третий день войны.
Утром Северова послали на разведку в район Жолквы.
– У тебя машина – зверь! – сказал Коробков. – К тому же с радиостанцией. Пойдешь один, прикрытие дать не могу. Машин в полку мало, а дел много. Удачи!
После взлета Северов пошел по нижней кромке кучевых облаков, на высоте около полутора тысяч, внимательно осматривая горизонт. Вражеская авиация излишней активности не проявляла. Пару раз на севере на пределе видимости прошли небольшие формации бомбардировщиков с прикрытием, Северов на всякий случай уходил в облачность. Южнее Львова оборона Красной Армии проходила примерно по государственной границе, а вот севернее ситуация была значительно хуже. Оборону старались удержать по линии Рава Русская – Жолква – Броды – Луцк – Ковель. Получалось не очень хорошо.
Северов уточнил положение линии фронта, отметил движение моторизованных частей противника в общем направлении на юго-восток и развернулся в сторону своего аэродрома, когда с северо-востока показалась пара «Мессеров». Их явно вызвали наземные части, убегать было бессмысленно, поэтому Северов решил просто оттянуть их по максимуму к линии фронта и принять бой. Не получилось, с востока подходила еще пара. Олег энергично развернулся навстречу первой паре, гансы среагировали поздно – ведомый выпустил полосу черного дыма и пошел к земле. Короткая очередь из двух пушек прошла снизу по фюзеляжу и корню левого крыла. Боевой разворот навстречу второй паре, но «Мессеры» резко ушли вверх и, развернувшись, пытались атаковать сами. Олег виражил с максимальной перегрузкой, резкими маневрами сбивал противнику прицел. Его маневры не были ограничены защитой хвоста ведущего, перегрузки были такие, что немцы быстро сдулись и решили разорвать дистанцию, традиционно пошли на высоту. Северов, наоборот, ушел еще ниже. Обрадованные птенцы Геринга посыпались вниз, стремясь зайти Олегу в хвост. Тот дал им приблизиться, резким маневром ушел с линии атаки, немцы проскочили мимо и тут же пошли вверх. Но это было предсказуемо, поэтому ведомый получил несколько снарядов, задымил и ушел в сторону. Ведущий второй пары не угомонился и продолжил атаки. Северов дал зайти себе в хвост, выполнил размазанную бочку со скольжением и расстрелял его с короткой дистанции из перевернутого положения. Немецкий летчик вывалился из своего неуправляемого «фридриха», но парашют не раскрыл. Ведущий первой пары ушел не попрощавшись.
Расход топлива в воздушном бое значительно возрастает, но до аэродрома Олег дотянул. Напряжение отпускало, на смену возбуждению пришла усталость. Северов с трудом выбрался из кабины и присел на траву около крыла. Михалыч, не говоря ни слова, подал фляжку с холодной водой. Северов с наслаждением выпил несколько глотков и вылил остальное себе на голову.
Новоселов тем временем осматривал самолет, свежие пробоины свидетельствовали о воздушном бое. Подбежали Винтик и Шпунтик, подошли свободные летчики, начались расспросы.
– Видно, погоняли тебя, – сочувственно сказал подошедший Ларионов.
– Кто еще кого погонял! – усмехнулся Олег. – Две пары мастерились. Двоих приземлил, одного повредил и один ушел, гад.
Воцарилась тишина, потом Игорь осторожно спросил:
– Подтверждение есть? Над нашими позициями дрались?
– Подтверждения не будет, если только кто-то из будущих пленных расскажет. Дрались за линией фронта.
– Так что вы нам тут сказки рассказываете! Этак каждый по десятку побед с вылета привозить будет!
Все обернулись. Говорившим оказался капитан лет тридцати, полные губы кривились в пренебрежительной усмешке, большие, навыкате, светло-серые рыбьи глаза буравили младшего лейтенанта.
– Молчи, не связывайся, – успел прошептать Михалыч.
Олег понял, что это какая-то очередная знаменитость, поэтому не стал ничего говорить, не спеша поднялся и принялся разглядывать капитана. Знавшие Северова в прошлой жизни говорили, что взгляд у него в такие минуты становился очень тяжелый. Капитан, видимо, что-то почувствовал, глаза у него забегали, но он еще хорохорился:
– Я вам тут не дам очковтирательством заниматься! Я прослежу, чтобы все данные о сбитых перепроверялись! А вы, товарищ младший лейтенант, можете быть уверены, за вами я буду следить особо! Никаких наград за свое вранье вы никогда не получите! Это всех касается! Узнаю о подобных случаях, держитесь у меня! Я вам тут…
Незаметно подошедший Петрович так хлопнул оратора по спине, что тот хрюкнул он неожиданности и громко пукнул.
– Чего развоевался, Лева? У них через полчаса боевой вылет, а ты их недоверием обижаешь!
Лева смешался, видимо, Петровича побаивался, но потом опять встрепенулся:
– Времени достаточно! Я должен довести важную информацию! Лейтенант, принесите побыстрее мой портфель, я его оставил в штабе! – обратился он к стоявшему ближе всех Леше Бабочкину.
До штаба идти было неблизко, к тому же летчики были неприятно удивлены таким откровенным выражением недоверия и угрозами.
– Уже бегу, волосы назад, – пробурчал побритый наголо Алексей.
– Что?!
– Я говорю, разрешите выполнять!? – спросил Бабочкин.
– Выполняйте, и побыстрее!
Алексей повернулся и пошел в сторону штаба, довольно громко пробурчав:
– Пердун!
Не успел он отойти, как раздалась команда на взлет. Все исправные самолеты полка ушли в западном направлении. В «ишачке» Северова копались техники, а сам он направился в штаб за дальнейшими приказаниями. По пути его перехватил Булочкин. Капитан сжал локоть Олега и тихо произнес:
– Этот говнюк называется Лева Кольский. Сейчас он какой-то чин в штабе КОВО, вернее, уже Юго-Западного фронта. Не связывайся с ним, он тварь злопамятная и в разные двери вхожая. Крови может выпить много. Он будет тебя провоцировать, чтобы потом на тебя рапорты катать, и Коробков прикрыть не сможет, слишком высоко для него бумажки эти летать будут. Да и не до того сейчас. Воевать надо, а не подковерной возней заниматься. Понял меня?
Северов кивнул. На ровном месте прикопался, гаденыш, во задница какая!
Капитан Вальтер Оезау, командир III./JG3, стоял у капонира своего самолета и смотрел на проплывающие по небу облака. Сегодня в его душе что-то перевернулось. Когда он получил сигнал о пролете одиночного русского самолета, его захватил охотничий азарт. Он решил славно поохотиться, используя в качестве загонщиков пару лейтенанта Курта Штольца. Однако этот чертов русский вместо того, чтобы стараться убежать, развернулся им навстречу и срезал ведомого Вальтера, обер-фельдфебеля Лемке. А затем показал такой класс пилотажа, что Оезау, опытный воздушный боец, сразу понял – этот русский просто перелетает его, маневрировать с такими дикими перегрузками невозможно. Значит, надо разорвать дистанцию и уйти на высоту. Русский за ними не успеет, у него старый самолет, он потеряет скорость и станет легкой добычей. Но хитрый русский вверх не пошел, он пошел вниз. Тогда они развернулись и атаковали его, а иван опять их перехитрил и Штольц тоже лишился ведомого, тот был ранен, но до аэродрома дотянул. Злость затмила его разум, русский дал зайти себе в хвост и, когда бедняга Курт уже праздновал победу, каким-то невероятным способом вывернулся, сам зашел ему в хвост и сбил, демонстрируя превосходные навыки стрельбы из перевернутого положения. У Вальтера кончалось горючее, и он принял решение возвращаться. Хотя зачем обманывать самого себя, он просто ушел от этого страшного русского, который расправился с его ребятами, он вдруг понял, что ничего не сможет сейчас сделать и просто погибнет сам. Руки и ноги все сделали сами, когда гауптман опомнился, русский уже ушел, а сам он подлетал к аэродрому.