Страница 9 из 121
Но трое государственных людей сказали: «Это не только вопрос военной экспедиции, это – вопрос мировой политики. Несомненно, покорить Россию в материальном отношении вполне возможно, но в моральном отношении это слишком ответственная задача, чтобы ее могли выполнить одни лишь победители. Осуществить ее мы можем лишь с помощью Германии. Немцы знают Россию лучше, чем какая бы то ни было другая страна. В настоящее время немцы занимают самые богатые и населенные части России, и их пребывание является там единственной гарантией цивилизации. Разве Германия не должна сыграть свою роль в замирении восточного фронта, с тем, чтобы привести его в такое состояние, в каком находятся ныне все остальные фронты?» И трое властителей решили: «Теперь для Германии открыта исключительная возможность. Гордый и достойный народ сможет таким образом избежать всякого унижения от постигшего его военного разгрома. Почти незаметно он перейдет от жестокой борьбы к естественному сотрудничеству со всеми нами. Без Германии в Европе ничего нельзя сделать, а с ее помощью все окажется легким».
И тогда они приняли третью резолюцию: «Германию нужно пригласить помочь нам в освобождении России и восстановлении Восточной Европы».
Фош возразил: «Как же вы гарантируете существование Франции?» Президент Вильсон и Ллойд-Джордж отвечали: «В пределах четырнадцати пунктов Вильсона существование Франции будет гарантировано всеми говорящими по-английски народами и всеми примыкающими к ним государствами и расами».
Затем, разрешив все наиболее существенные вопросы, три вождя перешли к проблеме военных издержек. Но здесь не возникло никаких затруднений. Очевидно можно было руководиться только одним принципом, – принципом равенства жертв. Надо было взвесить и учесть три фактора: потерю человеческих жизней, потерю материальных богатств, а с другой стороны – приобретение имеющих большую ценность территорий. Мысль о том, что потери в людях следует перевести на деньги, а затем из этой суммы вычесть стоимость приобретенных территорий, возбудила в них смех. Тем не менее они сказали: «Хотя деньги конечно являются совершенно неточным масштабом, все же при данном состоянии развития это самый удобный измеритель. В конце концов нам нужна лишь математическая формула, которой могли бы руководствоваться эксперты при исчислении репараций, уплачиваемых Германией и побежденными странами. Многое из разрушенного никогда не может быть восстановлено, но если мы будем действовать дружно, то даже тяготы, возложенные на побежденных, не будут чрезмерно велики. Мы создадим мировую банкноту, обеспеченную двойной гарантией – победой и примирением. Все будет содействовать поддержанию ее ценности, учитывая в то же время различие между проигравшими и выигравшими. В конце концов она может быть положена в основу международного денежного обращения. Но во всяком случае, раз мы согласились в принципе, мы легко можем разработать его практическое применение».
Затем они вернулись к плану создания Лиги наций. Если в нее войдут все наиболее крупные государства, то уже одной моральной силы будет достаточно в качестве величайшей гарантии мира и справедливости. Почти всеобщий торговый и финансовый бойкот и полная морская блокада – таковы будут жестокие кары, грозящие стране, нарушившей мир. Страны, подвергавшиеся нападению, будут пользоваться могучей защитой, ибо они будут получать кредиты, продовольствие и военное снаряжение. Но верховные власти Лиги конечно не отступят в последнем счете и перед применением военной силы.
Неизвестно, какой именно из вождей впервые изобрел гениальный план, благодаря которому всеобщий мир в настоящее время настолько обеспечен, что национальным вооружениям уделяют все меньше и меньше внимания. В истории сохранилась память о том, что на второй день беседы было решено, что новый орган мирового порядка должен быть вооружен новым оружием науки. Большим и малым нациям предоставлялось право, если они того пожелают, иметь ради чувства собственной безопасности броненосцы, крейсера, кавалерию, пехоту и артиллерию и тратить на это денежные средства, как им заблагорассудится; однако воздушными и химическими средствами войны могла пользоваться отныне только Лига и опирающаяся на нее международная власть.
После того как наука создала орудия, грозящие безопасности и даже жизни целых городов и населению целых стран, орудия, действию которых не могли помешать никакие границы, никакие флоты и армии, по необходимости пришлось создать новый ведающий ими орган всемирного правительства. И напротив того, как раз в тот момент, когда возникал этот новый орган, в его распоряжении очутились эти новые необходимые для него средства. Всех трех многоопытных государственных деятелей отличал практический дух, и поэтому им удалось сразу установить как общие принципы, так и методы его постепенного осуществления. Каждое государство, подписавшее договор о Лиге, должно было сразу же предоставить этой последней определенное число аэропланов. Из них составились новые вооруженные силы. «Мы, – сказал Клемансо, – в сущности восстанавливаем старый рыцарский орден, наподобие ордена тамплиеров или Мальтийского ордена, для охраны цивилизации от варварства». При этом Клемансо допустил какую-то непочтительную шутку, забытую летописцем событий. «Для образования ордена, – сказал президент Вильсон, – нет недостатка в рыцарях, стяжавших себе бессмертную репутацию. Французские, британские, американские, германские и итальянские герои совершили подвиги, равных которым не найдется в летописях человечества. Из этих должна составиться новая знать». – «Во всяком случае, – сказал Ллойд-Джордж, – они лучше спекулянтов, ежедневно обивающих пороги моего дома».
Итак было решено в принципе, что воздушные силы будут оставлены исключительно за Лигой наций для поддержания всеобщего мира и борьбы с его нарушителями. На первых порах организация национальных воздушных сил не была абсолютно воспрещена, но вся политика великих держав должна быть направлена к тому, чтобы создать международный воздушный корпус. Предполагалось, что после всеобщего умиротворения только коммерческая авиация будет развиваться в национальном масштабе, военная же авиация будет предоставлена исключительно международному органу власти – Лиге наций.
Немедленно разрешить вопрос о химической войне оказалось слишком трудным, и потому было решено ограничиться изданием мирового декрета, запрещающего какой бы то ни было отдельной нации прибегать, к этому способу. «Впрочем, – оговорились вожди, – когда-нибудь может быть и придется наказать непокорные нации, заставив их применением газов чихать или в крайнем случае вызывая у них рвоту».
Когда в третий вечер своих собеседований они расходились, кто-то спросил на прощанье: «А что будет, если наши народы не захотят принять наших советов?» И все в один голос ответили: «Тогда пусть они возьмут кого-нибудь другого. Во всяком случае мы исполним свой долг». Как раз в эту минуту очарование пропало. Иллюзия власти исчезла. Я пробудился от своих грез, и все мы очутились в том противном, темном, гнилом и холодном потоке, в котором барахтаемся и поныне.
Поведению всех народов и всех их правительств – как победителей, так и побежденных, – в тот момент, когда они только что вышли из пекла пятидесятидвухмесячной мировой войны, можно до известной степени найти извинение в лице многих смягчающих обстоятельств. Создавшаяся обстановка была совершенно беспримерной. В начале войны, открывавшей неизвестные и неизмеримые по своим последствиям перспективы, кризис шел по путям, до некоторой степени уже предусмотренным заранее. Начальники морских и сухопутных сил и находившиеся в их распоряжении штабы немедленно взяли управление армией в свои руки. И планы их – хорошо или плохо – были разработаны в мельчайших подробностях. Стали осуществляться планы научного разрушения, и в результате их взаимного столкновения возник второй ряд событий. Каждое военное министерство и каждое адмиралтейство издавали лаконические распоряжения, некоторое время исполнявшиеся почти автоматически. Были пущены в ход огромные разрушительные силы, собиравшиеся и накоплявшиеся в течение многих лет. Спуск на воду броненосца очень прост и отнимает мало времени. Произнесут несколько речей, несколько молитв, откупорят бутылку шампанского; уберут несколько подпорок, и броненосец, весящий многие тысячи тонн, быстро, по инерции ускоряя ход, соскальзывает в воду. Но совершенно иначе обстоит дело, когда это же самое судно, помятое в бою, продырявленное торпедами, до половины наполненное водой и с множеством раненых на борту приходится вводить, обратно в гавань среди бури, тумана и неблагоприятной морской погоды. Больше чем за год до окончания войны были разработаны планы демобилизации и реконструкции. С фронта были призваны люди, которые должны были изучать и обсуждать меры на случай предполагавшегося успешного для союзников заключения мира. Но они не привлекали к себе общественного внимания. Взоры всех были прикованы к войне. Весь разум страны, вся энергия, которой она могла располагать, были пущены в ход, чтобы добиться победы и спастись от гибели. Другая область интересов – гипотетическая, отдаленная – представлялась широкой публике очень неясной. Зачем нам было думать о мире, если мы еще не были уверены, что нам удастся уцелеть? Кто мог думать о реконструкции в то время, когда весь мир разбивался на куски, или рассуждать о демобилизации, когда единственная цель заключалась в том, чтобы бросить в бой каждого человека и каждый снаряд?