Мировой кризис

Надо было ковать железо, пока горячо. Именно теперь наступил момент дать Ирландии то конституционное самоуправление, тот гомруль, на котором она столь долго настаивала. Когда все народы империи, впервые принявшие участие в общей битве, давали торжественную клятву в верности, Ирландия легко согласилась бы на дарование Ольстеру самостоятельного, но подчиненного парламента. Но правительство не могло предпринять этого шага, да и вряд ли он был бы уместен в тот момент. Лишь очень немногие предвидели, что нам придется пережить долгие годы тяжелой борьбы. Взоры всех были прикованы к полям сражений. Либеральное правительство настаивало на внесении билля о гомруле в книгу статутов, но билль сопровождался оговоркой, откладывавшей введение его в действие вплоть до окончания войны. Но даже и этот шаг вызывал серьезное недовольство некоторых государственных людей, которые впоследствии подписали ирландский трактат 1921 г. при обстоятельствах, несравненно более неприятных.

Были упущены важные моменты и при создании ирландской армии. Ирландские националисты старались, что было для них вполне естественно, всячески подчеркивать ирландскую национальность быстро формировавшихся батальонов и бригад. На юге Ирландии желали непременно носить знамена, повязки и формы, имевшие национальное значение, и если бы мы пошли навстречу этому желанию, то мы облегчили бы набор в войска и укрепили бы дружеское расположение ирландцев. Но лорд Китченер смотрел на все это с другой точки зрения, и нельзя отрицать, что его опасения были не лишены оснований. Он помнил историю 1798 г. и, родившись в Ирландии, он сам не мог быть уверен в том, что ирландские армии, собранные для одной цели, не будут использованы для другой. Подчиненное ему военное министерство действовало со всей установившейся рутиной, и энтузиазм ирландцев натолкнулся на отпор, а затем и совсем остыл. По мере того как война затягивалась, вызванное ею возбуждение проходило, оживали старые недоразумения и недружелюбные чувства. Национальный герой Ирландии стал вновь жертвой ненависти, и хотя ирландская молодежь по-прежнему была готова идти на риск и страдания, но она желала теперь рисковать и страдать во имя других целей. В пасхальную неделю 1916 г. разразилась трагедия. Немцы попытались оказать помощь безумному восстанию, и быстро последовали репрессии и казни, хотя и немногочисленные, но оставившие глубокий след. Хорошо было сказано: «Поле сражения быстро зарастает травой, но никогда не зарастет ею эшафот». Положение ирландской парламентской партии роковым образом пошатнулось. Судьба Ирландии стала зависеть от людей, для которых ненависть к Англии была их господствующим и почти единственным интересом в жизни.

Только после того, как дело приняло столь печальный оборот, ирландские национальные лидеры, сэр Эдуард Карсон и британское коалиционное правительство пытались провести соглашение между обеими частями Ирландии и между Ирландией и Великобританией. Неудача совещаний между ними была, быть может, не столь определенной и непреодолимой. В течение всего этого времени ирландские дивизии дрались со своей традиционной храбростью всюду, куда ни приводила их война. Добровольный набор уже не мог пополнить потери. Война углублялась, и перспективы будущего становились все сумрачней. С каждым годом войны борющиеся нации удваивали свои усилия, и в Великобритании добровольный набор уступил место воинской повинности. Канада и Новая Зеландия провели акты о воинской повинности. Соединенные Штаты, вступившие в войну поздно, при помощи суровых законов бросили в котел войны свое боеспособное население. В конце концов в Великобритании стали брать на военную службу восемнадцатилетних мальчиков, сорокапяти– и пятидесятилетних мужчин, отцов семейств и единственных сыновей вдов. «Почему же, – недовольно спрашивали жители Великобритании, – Ирландии должны быть оказаны льготы несмотря на то, что там остается много мужчин, способных нести оружие?».

В 1918 г. вопрос о принудительной воинской повинности в Ирландии был разрешен таким образом, что мы получили наихудшие результаты, вызвали раздражение в населении против этой принудительной меры, не провели закона и не получили людей. Английское требование о введении в Ирландии обязательной воинской повинности вызвало недовольство во всем ирландском народе. На фронте служило 60 тыс. ирландских солдат, но зато 60 тыс. британских солдат несли гарнизонную службу в Ирландии, и, таким образом, наши военные ресурсы не увеличились.

Победа не вызвала радости в Южной Ирландии. Все мысли ее населения были теперь сосредоточены на собственных делах Ирландии. Во время выборов 1918 г. провалились все кандидаты, поддерживавшие дело союзников. Националистическая партия, в течение шестидесяти лет представлявшая ирландскую демократию, исчезла в одну ночь. Вместо них были избраны восемьдесят шин-фейнеров, совершенно чуждых всем тем процессам ассимиляции, которые происходили в мирное время и которые под внешней оболочкой словесной враждебности создавали скрытую симпатию и взаимное понимание. Шин-фейнеры были проникнуты старой унаследованной от прадедов ненавистью, первобытной и неумолимой. Эти люди преследовали одну единственную цель, цель местную и узкую, и мало заботились о том, к каким последствиям это приведет для них самих или для широких слоев населения. В этих восьмидесяти членах палаты общин жил дух пасхального восстания 1916 г. Такие неумолимые меньшинства имелись до войны в некоторых парламентах Европы, а в некоторых они существуют, может быть, и по настоящее время.

Парламент, собравшийся в январе 1919 г., как мы уже упоминали, в подавляющем большинстве состоял из консерваторов. Давление восьмидесяти представленных в нем смертельных врагов могло нарушить его дебаты или даже привести к насильственным сценам в самой палате, но оно не могло помешать ходу событий или изменить его. Но за этим парламентом должны были последовать другие. Всякий вдумчивый человек, заглядывающий в будущее, должен считаться с возможностью таких парламентов, в которых британские политические партии находятся в равновесии, а при этих условиях неумолимо настроенное меньшинство может нарушить равновесие и использовать свое влияние во вред государству. Право голоса было предоставлено самым широким слоям. Антигерманские страсти, охватившие избирателей и толкавшие их к бессмысленным крайностям, должны были вскоре погаснуть, а после исчезновения их должны были ожить все те силы, которые способствуют гибели государств и цивилизаций. Через четыре года на сцене должен был появиться парламент, в котором восемьдесят шин-фейнеров обеспечивали почти абсолютное большинство бесформенной, плохо организованной и полуграмотной социалистической партии. В нашей парламентской жизни и парламентской избирательной борьбе, казалось, должен был наступить долгий период, когда дикая и никем не руководимая шайка людей, ненавидящих Англию, будет подтачивать самые жизненные основы империи и вносить в нашу общественную жизнь озлобление, о котором мы не знали в течение целых поколений, пожалуй, в течение целых столетий.

К счастью, сами шин-фейнеры избавили нас от этих недостойных и трагических переживаний. Сознание своих обязанностей перед Ирландией заставило их отказаться от недостойной тактики, сводившейся к тому, чтобы чинить помехи и причинять неприятности Британской империи. Следуя примеру мадьяров, шин-фейнеры, не колеблясь, отказались от представительства в палате общин. Они ни одной минуты не взвешивали того огромного (хорошего или дурного) влияния, которое они могли оказать на деле Британской империи. У них был один лозунг «Шин-фейн» – «мы сами». Актом самоотречения, который приходится признать замечательным, несмотря на то, что он был порожден ненавистью, они навсегда отрезали себя от всякого участия в палате общин, дававшего им неоценимые преимущества, хотя и вызывавшего злобные чувства. Две великих услуги, которые Ирландия оказала Британии, – это ее присоединение к делу союзников в начале мировой войны и ее уход из палаты общин в конце войны.