Страница 15 из 23
Ее даже в управлении «Коммуналжикгорсервиса» боялись пуще огня.
-..Идут, идут! – Лидия Григорьевна заметалась по квартире, точно встрепанная, схватила на руки Дашку, прижала к груди, словно намереваясь спрятать, укрыть, спасти от неминуемой беды – Клава, идут – Антон твой, адвокат этот, расфуфыренный и Илона.. сама.. Гадюка! Ненавистница! Змея питончатая! Где ж, это видано – ребенка у родной матери отнимать и чужой тетке отдавать! Не пущу! Они заберут Дарью только через мой труп! Нет – через труп этой кобры африканской! Пусть меня посадют, но ты доченька и ты, внученька, будете жить спокойно…
Антон, придерживая Илону под руку, шагал через хорошо знакомый дворик, с совершенно несчастным видом.
Ему было неприятно и неудобно проходить мимо женщин, толпящихся у среднего подъезда – именно в этом подъезде, на втором этаже и проживала Клава вместе с его! Антона, дочерью.
Сам Антон Анохин, любимец женщин и, без пяти минут жених самой Илоны Васильевой, чувствовал себя, чуть ли не изменником родины.
Если бы кто-то, еще пару дней назад, сказал ему, что он постесняется взглянуть в глаза своей бывшей любовнице, той самой Клаве, которую он презрительно называл не иначе, как «Клава с автоклава», то, Антон, лишь презрительно рассмеялся бы, вскинул голову, точно породистый жеребец и насмешливо ухмыльнулся – кто будет испытывать смущение и стыдиться собственных поступков? Да, что за глупости? Он, Антон? Весь мир должен вертеться вокруг него и его желаний!
Да кто она такая, эта Клава?
Подумаешь – девочку ей жалко?
Натешится Илона девчонкой и пусть Клавка забирает шмакодявку обратно.
Может, девчонка и не его, Антона. Дочка? Кто сказал? А чем докажут, разве что, анализом ДНК? А, кто станет возиться - может, Клавка еще с кем обжималась в подворотне, пока он, Антон Анохин, отдавал долг родине?
Впрочем, здесь Антон лукавил – он прекрасно знал, что Клава в упор не видела никого другого, что только Антон был для нее, тем единственным и неповторимым, как любят петь в песнях и писать в слащавых дамских романах.
Впервые увидев Дашу, Антон смутился.
Он смутился так сильно, что плохо ел, плохо спал и невнимательно слушал Илону.
Илона заметила сей факт и высказала свое неудовольствие и Антон, неожиданно для себя самого, показал зубы.
Молодые люди шумно повздорили, Антон много курил, убежав от невесты на балкон, а Илона, так и не понявшая, что за муха укусила ее милого мальчика, недоумевала, пытаясь плакать и жаловаться папочке.
Папочка, которому Антон не очень-то был по сердцу, пришел в негодование и посулил вшивому женишку массу разных неприятных сюрпризов.
Антон вспылил, послал любимую к черту и собрал вещи.
Илона растерялась, обозлилась, затем опомнилась.
Она опять плакала, Антон опять курил, а затем долго мирился с Илоной, хотя, где-то, в глубине души уже начинал жалеть о том, что вообще связался с этой избалованной папиной дочкой.
Теперь, сладкая парочка, проходящая по двору под взглядами местных теток, точно под автоматными дулами, испытывала массу противоречивых чувств:
Антон- смущение, стыд и даже раскаянье, Илона – сомнения из разряда «А оно мне, надо?», адвокат – тревогу за собственный гонорар.
Антону совершенно не хотелось подниматься в квартиру Клавы Ромашки - он шел, тяжело ступая ногами в модных, блестящих ботинках, еле тащась, точно впереди его ждала не встреча с брошенной девушкой, а нож гильотины.
-Объявился – не запылился! – толстая и вредная тетка, Ангелина Потаповна, уперев руки в боки, выставилась на Антона желтыми, совиными глазами – Полюбуйтесь – бык-осеменитель! Как глазами-то на людей глядеть не стыдно, бессовестными! Бросил девку, одну, с ребятенком на руках, смылся, как кот нашкодивший! Мы и звать-то тебя, как забыли, да и не знали никогда – ты все тайком проскочить норовил, личность скрывал, и вот, нате, возьмите его, за рупь двадцать! Чаво, заявился, охальник?
Ангелина Потаповна отличалась ростом и дородностью – мужики боялись ее, убегая, точно наскипидаренные, и обходили стороной, так как в гневе, Ангелина вовсе не походила на ангела, а могла ненароком и зашибить, по простоте душевной.
Муж Потаповны, тихий и незлобивый Афанасий, называл женушку «мой ангел» и старался ни в чем не перечить второй половине.
К сожалению, дорогостоящий адвокат, умеющий грести деньги лопатой и трещать языком, что та сорока, не был осведомлен о привычках и нравах провинциальной дамы.
-Пропустите нас, э-э-э.. мадам! – брезгливо скривив длинный нос, проговорил адвокат, пытаясь своим щегольским портфельчиком отодвинуть монументальную Ангелину Потаповну, преградившую своим обширным бюстом проход – У нас дела!
Ангелина Потаповна, с утра изволившая откушать борщечку с цельной головкой ядреного чеснока, громко икнула.
Привыкшая к тому, что все мужики в подъезде, даже запойный дебошир Вадька, живший по соседству с безобидной и милейшей Лидией Григорьевной Ромашкой, уступают ей дорогу, стараясь слиться со стеной и принять цвет подъездного колера, Ангелина Потаповна, мгновенно, что называется, поймала волну..
- Это, хто, тута, раскомандовался, с утра пораньше? – рявкнула Ангелина Потаповна во всю мощь своих, не знавших что такое сигарета, легких. - Мне, в моем дворе, еще какие-то хмыри недокормленные будут указывать, что делать? Да я тебя, Клопа помойного, дистрофика заморенного, таракана вислоухого…
Мощные руки бессменного домкома мертвой хваткой сомкнулись на щегольском пальто адвоката и вздернули несчастного на высоту, недоступную его пониманию.
Крепкий чесночный дух, ударил бедолаге прямо в нос, заставляя чихать и обливаться слезами, а Ангелина Потаповна, рыча, точно раненый Кинг-Конг, продолжала раскручивать несчастную жертву, словно намереваясь запустить знатока юридических казусов в глубокий космос.
- Ангелина Потаповна! – высунувшись из окна, Клава, пыталась привлечь внимание боевитой соседки – Пропустите их, пожалуйста! Эти люди ко мне!
-Хм! – Ангелина Потаповна, не смотря на кажущуюся занятость, слышала прекрасно. Последний раз тряхнув горе-адвоката, она, осторожно, точно стеклянного, поставила того на землю, одернула щегольское пальтецо заезжего гостя и, склонившись прямо к лицу побледневшего крючкотвора, вежливо поинтересовалась:
-Ну, как, бедолага, не укачало? – и, не дождавшись ответа, громко посетовала – Эх, бабы, не тот мужик пошел, не тот! Вот помню, мой Афанасий, покрепче был! Росточком, вроде не удался, да и телом не вышел, а всегда с улыбочкой, да с ласковым словом.. Уж я его и скалкой, и табуреткой, а он все «Ангелиночка, Ангелиночка»! – и, задрав голову вверх, голосом, от которого, людей непривычных и неподготовленных, начинало слегка подташнивать, поинтересовалась:
-Клавка, чего, пропускать их, что ли?
-Пропустите, Ангелина Потаповна! - со вздохом, произнесла Клава, не понаслышке знавшая о злопамятности адвокатов – Все равно – рано или поздно, а поговорить придется!
-И лярву крашеную тоже пропускать? – Ангелина Потаповна, не привыкшая разводить чайные церемонии, взглянула на, модно причесанную, Илону, с плохо скрываемым интересом. Так, наверное, смотрел циклоп на Одиссея и его спутников.
-Всех пропускайте! – Клава захлопнула форточку, и комитет по встрече слегка подался в сторону, освободив крохотную щель, в которую смог бы протиснуться разве что дистрофик.
Изрядно помятый адвокат, Владлен Георгиевич, нежная, высокооплачиваемая особь, в дорогом костюме, слегка воспряв духом, приподнял подбородок, но, наткнувшись взглядом на необъятную грудь Ангелины Потаповны, мигом сдулся и, воровски шмыгнув в подъезд, оставил свою благодетельницу и Антона, разбираться с вредными тетками.
Антон, пылая лицом и ушами, подцепил Илону под ручку и потащил вверх по лестнице.
Илона путалась в узкой юбке и громко стучала высокими каблуками.
В подъезде мерзко пахло капустой, дворовыми кошками и сивухой.
Худая, куршивая собака, по кличке Мышь, притаясь в углу, под лестницей, мирно грызла кость, но, унюхав непрошенных гостей, громко зарычала, выставив крупные зубы, больше подходящие какому-нибудь волкодаву.