Страница 1 из 14
Вознюк Ю. В. "В плавнях Ханки"
1
В первой половине октября жители Владивостока любопытными взглядами провожали странный экипаж, двигавшийся по городу. За опущенным задним бортом крытого трехтонного грузовика виднелись две камуфлированные металлические лодки и пятнистый нос деревянной; все свободное пространство между ними было забито ящиками, рюкзаками, канистрами. Временами из-под этого скарба раздавалось истошное утиное кряканье и лай собаки. Так начиналась наша очередная охотничья экспедиция, в которую я ехал с Моргуновым и нашим новым другом Ильей Власовым.
Со времен таежной эпопеи прошло много лет. Мы с Моргуновым не стали «профессиональными звероловами и постепенно «мельчали», как говорил он. Работа и учеба не оставляли свободного времени, и паши выезды в тайгу становились все реже. Зато мы пристрастились к стендовой стрельбе и как следствие этого к утиной охоте, находя в ней не меньше прелести, чем в звероловстве. И вот теперь Моргунов и я осуществляли свой давний замысел с размахом прежних лет. Целью нашего предприятия была осенняя охота на уток, но не просто любительская охота, а промысловая.
Духовным отцом затеи был Илья Яковлевич Власов — старший по возрасту, страстный охотник «по перу» и опытный утятник. Человек удивительной судьбы, он через всю жизнь пронес любовь к природе и охоте. Спокойный и добродушный по характеру, с непроходящим загаром на волевом лице — это он заманил нас провести отпуск в плавнях Ханки. До этого нам с Моргуновым не приходилось бывать на Ханке, и Власов своими рассказами так распалил наше воображение, что мы готовы были пойти на любые жертвы для осуществления задуманного.
В тот год управление промыслово-охотничьего хозяйства решило организовать промысел диких уток в своем видовом заказнике, расположенном на берегу Ханки, в устье реки Илистой. То ли для того, чтобы разнообразить ассортимент магазина «Дары тайги», то ли для того, чтобы иметь представление о количестве дичи с целью организации там охотничьего хозяйства, — мы не знаем, но только охота была организована, и мы стали ее участниками.
Юридическая сторона дела выглядела благопристойно и была не сложной. По договору мы на месяц превращались в промысловиков и всех добытых уток обязаны были сдавать в ближайший промхоз за установленную плату. Если по форме договор внушал доверие, то по содержанию он был прямо-таки кабальным, так как вопросы экипировки, боеприпасов, горючего, транспорта и многое другое управление и промхоз дипломатично обошли. Кроме того, заготовительные цены были таковы, что, учитывая наши издержки, дикая, утка приносила бы нам доход в... десять копеек. Разобравшись в этой бухгалтерии, мы поняли, почему так тщетны были попытки по организации подобного промысла среди штатных охотников промхоза. Но «охота пуще неволи» — мудро подметили люди еще задолго до нас, и, конечно же, никакие расчеты не могли удержать пашу компанию от искушения побывать в заповедных местах. Сколько раз за последнее время мы рисовали в своем воображении те места, о которых столько слышали. Какие только прожекты ни строили, чтобы покорить плавни Ханки! Одно время Власов всерьез намеревался построить болотоход моей конструкции. К счастью, этого не случилось.
Свой выбор мы остановили на дюралевых лодках с моторами «Москва». Для страховки взяли еще один, запасной, и, как оказалось, не напрасно. Помимо моторных лодок, на каждого из нас было по небольшой разъездной лодочке. Власов взял деревянную, я и Моргунов — разборные из прорезиненной ткани. О нашей затее знала добрая половина завода, во всяком случае, охотники знали все, но какими красками ни расписывали мы ожидающие нас прелести «большой охоты» — четвертого желающего не нашли.
Прежде всего перед нами встал вопрос о жилье. Мы знали, что в местах нашей охоты твердой земли не будет, а потому и выбора у нас другого не оставалось, как оборудовать моторки под плавучие домики. Мы утеплили днища и борта, поставили лобовые стекла, натянули брезентовые тенты, и лодки превратились в герметичные кабины. В период подготовки «флота» наша изобретательская мысль, по-видимому, достигла своего расцвета. Плохо ли, хорошо ли, но наше желание осуществилось: три квадратных метра жилья можно было превращать и в кухню, и в столовую, и в спальню. В своем усердии я дошел до того, что целых полтора месяца ухлопал на изготовление водяного отопления. Для этого мне пришлось сделать самый настоящий водотрубный котел в миниатюре, подававший горячую воду в автомобильную грелку. И все же подготовка лодок была не самым трудным делом, она не требовала почти никаких затрат — и лодки и моторы уже имелись у нас, — но ведь помимо их нам нужна была масса других вещей, которые стоили денег. Стоимость одних только патронов обернулась астрономической суммой. Здесь уже наши творческие возможности были ограничены, и только добрые сердца наших жен помогли решить эту проблему.
За день до отъезда все собрались у меня: провели последний осмотр имущества и приняли благословение домашних.
Я до сих пор не представляю, как мои друзья выдержали то двухсоткилометровое путешествие на машине. Когда все было погружено, я с трудом затолкал их в щели под самым потолком будки. В то время, как я, сидя в кабине, любовался видами дороги, они, согнувшись в три погибели, болтались в будке, где-то между небом и землей, и дребезжащими голосами пытались затянуть какую-то залихватскую песню.
К конторе госпромхоза в селе Черниговке мы подъехали ночью. Я с трудом вытащил своих компаньонов из кузова, и они молча рухнули наземь.
Постепенно к ним вернулись осмысленное выражение и силы подняться на ноги. Ночь мы провели в коридоре конторы. Утром уточнили с директором и охотоведом некоторые детали, скопировали карты и тронулись дальше.
Теперь наш путь лежал к деревне Сиваковке, расположенной в шести километрах от Ханки. Этот маршрут мы выбрали по совету охотоведа.
Оказалось, что от Сиваковки до реки Заборихи тянется большая осушительная канава, по которой мы свободно могли пойти к Заборихе, а по ней к Ханке. К тому же в Сиваковке жили знакомые охотоведа, у которых мы предполагали оставить часть груза.
Наше появление в Сиваковке вызвало оживленный интерес сначала у малолетнего, а затем и взрослого населения. Сразу же нашлись добровольные помощники, и наша машина была разгружена моментально. Только теперь мы по-настоящему поняли, на что рискнули и что отступать нам уже некуда. Мы смотрели в сторону Ханки и видели перед собой море травы и камыша. Справа, километрах в восьми, виднелась Лузанова сопка, на которой отчетливо выделялся домик егеря — в нем нам и предстояло основать свою центральную базу. Преодолеть пешком эти восемь километров было невозможно — в двадцати метрах от нас начиналось болото.
В лодку вместилось все, за исключением бочек с бензином. Было решено, что Власов останется с этим грузом на берегу и будет ожидать нашего возвращения. Взревели моторы, и камышовые джунгли поглотили нас. Забориха ничем не отличается от других рек Приханкайской долины. Добрых полчаса мы петляли по ее причудливым извилинам. Вокруг волновался под ветром зеленый камыш. Наконец моторки вырвались на последнюю прямую, и перед нами открылась Ханка.
Здравствуй, Ханка! Здравствуй, мечта моих юношеских лет, к которой так долго стремился. Пржевальский и Арсеньев, рассказав о тебе, вколыхнули мое охотничье сердце, и ты, надеюсь, не разочаруешь меня! Озеро встретило нас неприветливо. Дул северо-восточный ветер, и на гребнях волн появлялись белоснежные барашки.
Забориха впадает в Ханку с западной стороны Лузановой сопки, и чтобы попасть к егерю, нужно было обогнуть ее. Предстояло пройти километров пять озером. При нашей осадке волна оказалась большой: брызги то и дело залетали внутрь, слепили глаза. Я вспомнил, как однажды, на этой же лодке, пускал пузыри в Амурском заливе, и мне сразу стало как-то неуютно. Оглянувшись назад, я увидел, что Димка идет почти вплотную за мной, с таким же напряжением стараясь удержать лодку скулой к волне. Но не прошли мы и половину пути, как ветер неожиданно утих, волнение улеглось, и наступила тишина.