Страница 57 из 81
И ко мне уже – гранату теперь можешь убрать. Да, ну и жену же нашел себе наш адмирал – впервые увидел ее в роли большой шишки, кто даже первого секретаря строит. И ведь получается у нее! А если мой галчонок, ей подражая, вырастет в такую же? Ну, а с гранатой – да никаких проблем! Вот честное слово, если бы женщин с нами не было, да еще в положении, похулиганил бы, отплатив менту за хамство! Ну а так – лишь изобразить? Делаю вид, что хочу сунуть «лимонку» оперу за пазуху и разжать руку. Мент белеет и разевает рот. Блин, нам тут берсерка не надо!
– Да успокойся ты, не рванет! Она ж пустая и без детонатора. Как раз для такого случая таскал.
Как, например, в помещение входя, бросить – чтобы все там залегли, а особенно те, кто двери на прицеле держит. Валентину этот фокус был хорошо известен, потому он и был спокоен. Да и Лючия вроде знала, но не сообразила.
– Ну, ты и гад, Юрка! – с облегчением говорит Лазарева. – Меня напугал до смерти. А если бы… а, ладно!
Мент разражается отборной бранью. А затем говорит:
– Падла ты, майор. Я в органах с двадцать шестого года. И ошибаешься ты – трупов, а также всего прочего, я навидался побольше тебя. А что на фронте не был, так вины моей нет, трижды рапорт подавал. Зато в тылу погани извел немерено. «Фриц должен быть в земле, а вор в тюрьме» – это правило ты слышал? Чтобы вам, таким вот… было куда возвращаться.
Снаружи какой-то шум. Опер кричит:
– Эй, Кононов, что там?
Младший мент рапортует – товарищи из местного отдела подъехали, вместе с комендантским взводом, и спрашивают, где тут бандиты, что товарища из Москвы захватили. Мент распахивает дверь и орет:
– Какие, к чертям, бандиты? Это я, Кныш.
– А ну, старшего сюда!
Да, Кириченко не тормоз – быстро за собой хвосты подчищает!
В дальнейшем выясняется, что менты приехали всего лишь по сигналу кого-то из бдительных граждан. Кто, вот везение, был в зале в тот самый день («ще не вмерла») и запомнил Аню, сидевшую рядом с первым секретарем. Мало того, как тут же выяснил Кныш, еще и среди новоприбывших ментов оказались те, кто «товарища инструктора ЦК» тогда видели и сейчас узнали. Кныш снова матерится, уже неясно в чей адрес. И в завершение звонит телефон. Трубку снимаю я – начальственный голос требует срочно позвать старшего из угро, прокуратура на проводе. Кныш представляется – и даже я, стоя рядом, слышу вопли с того конца.
– Падлы, – говорит мент, – ладно, в звании понизят, переживу. Не выгонят – кому тогда работать? Но ты, майор, мне должен – за угрозы и насилие по отношению к представителю власти. Или я тебя сейчас комендатуре сдам, хоть на гауптвахте посидишь. Что за прием ты на мне сделал, покажь. Только руку не сломай ненароком.
Я показываю в варианте двух рук – айкидошное «санке». Менту не нравится, что надо проворачиваться под рукой, пусть на короткий миг оборачиваясь к противнику затылком. Ну, тогда попробуй вот это – «никке» (конечно, названий я не говорю): болевой на кисть и руку за спину, мордой в пол. Это выходит лучше. Хотя без базовых основ…
– Мальчики, – вмешивается Аня, – нам уже ехать надо, Кириченко ждет. А я бы хотела товарищу Кнышу еще пару вопросов задать. Какие претензии к нам были от прокуратуры?
– Сигнал был от граждан, – отвечает опер, – что тут ночью офицеры пьяные буянят. И постановление было насчет того, что фронтовики и демобилизованные склонны решать свои дела кулаками, а то и оружием, что надо решительно пресекать. Причем следователь прокуратуры Цуцкарев, давая указания, прямо мне сказал, что подозреваемые могут выдавать себя за высокопоставленных командировочных из Москвы и иметь на руках поддельные документы высокого качества. Ну, а дальше наше дело подчиненное: провести проверку фактов и принять меры к задержанию с последующим возбуждением уголовного дела.
Ага, вот только сдается мне, здесь Кныш дурку валяет. Не может опер с почти двадцатилетним стажем быть таким дубаком, это все же не патрульно-постовой мент. И думаю, был ты рад случаю на законном основании попрессовать столичных, – но свои мысли держу при себе, не время сейчас для разборок. А вот этому Цуцкареву я теперь не позавидую – если бы не его уточнение, можно было бы списать на инициативу дурака, а так сразу видно, что заказное. И будет прокурорскому – если он от Кириченко кадр, то лететь ему в самую глухую жо… ну, а от бандеровцев – тогда строго по закону, вышак.
– А мы-то тут при чем? – допытывается Аня. – Или от пострадавших заявления поступили?
– Так вы, товарищ Ольховская, вот только без обиды, ну совсем не похожи на партийную, – оправдывается Кныш, – на вид, простите, как профурсетка, ну не бывают такими товарищи из Москвы, строгости никакой. И простите еще раз, я-то все понимаю, война, но раз вы коммунист и замужняя, судя по кольцу, ну нельзя так авторитет партии ронять. Ладно, фронтовые товарищи, но неприлично шуметь-то зачем? Люди же слышат, в соседних номерах!
Аня посмотрела на Лючию. Та смущенно спряталась мне за спину.
– …и свидетели прямо на ваш номер указывали, как в вашу дверь стучали, и слова «товарища Ольховскую вызывают в штаб округа», а после шум драки. И коридорная куда-то пропала. Мужики, при всем уважении – сейчас не война уже, и это наша епархия, а не СМЕРШ. Даже если вы тут шпионов ловите – мы в курсе быть должны.
А, была не была! Ведь если завтра начнется, то именно таких, как этот опер, в первую очередь убивать будут!
– Кныш, в ближайшие дни будьте наготове. Когда тут начнется кипеж, запомни: главная опасность не в толпе. А малые банды, хорошо вооруженные и обученные, будут под шум нападать на выбранные объекты и убивать по списку. Это враги хуже фашистов. Больше сказать не могу, но после буду рад позаниматься с тобой русбоем. Если останемся живы.
Кириченко Алексей Илларионович, первый секретарь КПУ.
Киев, 22 июня 1944 г.
Вот мерзавцы! С таким трудом налаживалось – и все под откос! Ну, какого рожна им это было надо?!
Политика – это дело тонкое. Мало ли кто кем раньше был? Дружок, что в тридцатые в Средней Азии служил, рассказывал, как там устраивалось: «Ну что ты, курбаши-юзбаши, стреляешь из-за дувала, лучше к нам иди, вступай в партию, сделаем секретарем райкома». А в Грузии, я слышал, бывшие князья в коммунисты подались и жили как раньше, крестьян плетьми секли. И что – да ничего, ведь главное, чтобы спокойствие, и в Москве довольны!
Так и эти. За ридну самостийну, и что с того – раньше ведь союзниками считались против панской Польши, как месть наша за Варшаву двадцатого. И если бы Гитлер на нас не напал, так, зуб даю, Бандера и сейчас бы своим числился, как какой-то там Барзани в Ираке. Москва всех превыше, ну так далеко она, я здесь за нее, меня и слушайте, как раньше немцев, будете хорошо вести себя, забудем про ваши грехи – например, как панам на Волыни кровь пустили. Кого Пилсудский на «крессах всходних» селил – «осадников», отставных солдат, чиновников, жандармов и тому подобную сволочь, для которой украинцы были как для фрицев унтерменши – ну вот и получили паны по справедливости. Зверство, конечно, кожу заживо драть или детей в котле варить, так народ простой и шибко на ляхов озлобленный. Мы в той войне победили – значит, слушайте нас! И ведь слушали поначалу!
Даже на то согласился, чтобы на их землях их люди во власти. Пошлешь туда человека с востока, так обязательно что-то с ним там случалось, а то и просто сгинул, и нету! А так покой и порядок: какие бандиты, мы все мирные граждане УССР, за Сталина, все исправно работаем и налоги платим… пока нас не обижают, конечно! Так я их и не трогал, чего еще им надо было?
Пономаренко, гадюка, ну что стоило тебе самому приехать? Договорились бы как-нибудь, по старому знакомству. Нет, эту прислал – и ведь как прислал! По распорядку ведь положено, чтобы не одна приехала, а с сопровождением, и из адмотдела кто-то, и фельдъегеря, для охраны и поручений, но это если именно официально, «иду на вы», а так, в одиночку, – значит, доверенное лицо. И такое бывает, хотя и нечасто. Ну, а что ППЖ, зная мое отношение к женскому полу на рабочем месте, так это тоже намек, что правила устанавливает он, вышестоящий, плевав на мое мнение – что ж, это его право. Пока. Ничего, я ведь не забуду, припомню, когда карта моя ляжет.