Рецепт счастья

И мне становится чуть легче… Совсем капельку…

После того, как мама переодевает Майю, кормит её и укладывает спать, а я тем временем принимаю душ, мы идём вместе пить чай. У нас привычка семейная — вместе садиться за кружку чая вечерами и разговаривать: обсуждать произошедшие за день события.

— Ну как твоя практика? Ты местом довольна или согласилась туда пойти лишь из-за финансов?! Ты это брось, не тебе о деньгах беспокоиться! Учись лучше!

Я расплываюсь в улыбке, привыкшая к постоянным нравоучениям. Но я-то знаю, как она переживает за каждый мой экзамен, как сама спать не может, если у меня трудности с учёбой.

— Ещё как довольна, мама! — отвечаю я, подпираю рукой голову и мечтательно улыбаюсь. — Там такая лаборатория…

На секунду перед моими глазами появляется улыбка Яна Теймуразовича. Я запомнила его отчество, несколько раз повторяла, пока ехала в маршрутке. Вот только не уверена: смогу ли произнести его вслух.

Интересно: какая у его отца национальность? Или в его семье тоже любят оригинальничать?

— Пока меня наставляет мужчина… Начальница лаборатории на больничном.

— Этого ещё не хватало… — настораживается мама, сощурив карие глаза. — А я думаю: что это ты у нас такая задумчивая ходишь. Значит, мужчина.

Она отставляет опустошённую кружку в сторону и вновь обращает на меня всё внимание.

— Мам, я не Богдан! — возмущаюсь я. — И умею думать головой… И вообще… Это просто мужчина. Наставник. Не более того…

Язык не поворачивается продолжать отговорки; мама смотрит пристально, будто читает меня, как раскрытую книгу.

— Красивый мужчина — полбеды, а красивый и умный — катастрофа. Не позволяй обвести себя вокруг пальца витиеватыми словами, Линда.

Я закусываю губу, а мама переводит грустный взгляд в сторону.

— Знаю…

Красивый мужчина-наставник, что уж там… Вот только по любому далеко Богдана не ушёл в свободных, как сейчас модно, «отношениях».

8

— Итак, мазки в институте делала когда-нибудь? На практических, например. — интересуется Ян Теймуразович, нахмурившись и скрестив на груди руки. — Или такого не проходили?

Я отрицательно мотаю головой и пытаюсь подавить желание зевнуть, плотно сжав губы. Он и так сегодня чрезмерно раздражительный: не доволен моей работой, да ещё и стоит над душой амбалом, благодаря чему совершенно не получается сосредоточиться. Аж жуть берёт…

— Мазки не делала, но общий принцип знаю, — запоздало отвечаю, сжавшись под взглядом начальника.

Какой же длинный сегодня день. Бессонная ночь в полной мере даёт о себе знать — у Майи начались колики из-за смесей, — и я едва соображаю, что к чему делать. Сколько уже сегодня напортачила? Не сосчитать… Попрут меня в шею отсюда… И ни о деньгах, ни о работе в будущем мечтать явно не стоит.

Мужчина тяжело выдыхает, хватает стул у противоположного стола, где стоит компьютер, и присаживается рядом.

— Лучше объясню, а ты внимательно слушай.

Ян Теймуразович достаёт из верхнего ящика несколько предметных стёкол, упаковок с сухими и спиртовыми салфетками и выкладывает всё на поверхность стола. Я окидываю взглядом предложенный инвентарь, а желудок сковывает от страха. Одна ошибка — и придётся искать другую производственную практику. Да меня Ян сожрёт, как начальник, и косточками не подавится!

— Методика такова: сначала обезжириваешь предметное стекло спиртовой салфеткой, чтобы не оставалось пятен, затем протираешь сухой салфеткой. Стеклянной палочкой берешь образец крови из пробирки и наносишь пару капель на предметное стекло, лопаточкой размазываешь ровную полосу. И просто ждешь полного высыхания, чтобы в краситель не попала вода. Это понятно?

Я киваю, чувствуя себя болванчиком, пытаюсь мысленно провести операцию, чтобы всё удержать в памяти и ничего не спутать. Только вот голова с трудом соображает… И к горлу подкатывает тошнота… Ох уж эта моя нервозность.

— Остаётся только зафиксировать и окрасить мазок. Обязательно выдерживай время, потому как каждый производитель устанавливает свой период в зависимости от состава и концентрации жидкости. Между фиксированием и окраской проточной водой стёкла не промывать, только после, затем оставляешь до полного высыхания. — Краем глаза замечаю, что Ян буравит меня взглядом. Я поворачиваюсь, смотрю ему прямо в глаза и утопаю в них. Они карие, но по краю радужки заметны вкрапления зелёными пятнышками. — Сделай все три образца. Остальное объясню по факту. — Доносится поручение как-то приглушённо.

Я сглатываю слюну, понимая, что думаю о чём угодно, но не о работе, оттого и создаю проблемы. Глубоко вдохнув, ёрзаю на сидении и всматриваюсь теперь в три спорных образца крови, которые не мешало бы проверить, после чего принимаюсь выполнять задание. Ян сидит рядом и наблюдает за каждым моим движением, как огромный орлан, выбравший себе определенную вкусную рыбёшку. Мне ужасно неловко, когда он так скрупулёзен, и сложно сосредоточиться. Накопившийся недосып сказывается: перед глазами всё плывет…

Первый образец с трудом удаётся сделать без замечаний, и я хватаюсь за следующий. Достаю спиртовую салфетку и тянусь за предметным стеклом. Взвизгнув от боли, я одергиваю руку. Несколько капель крови падает на голубую столешницу. То ли неудачно ухватившись, то ли края самого стекла зазубрились, но я порезалась. Правильным оказывается второе предположение, потому что Ян Теймуразович выкидывает стекло в урну с жёлтым пакетом «отходы класса Б».

— Хватит в облаках витать! — прикрикивает Ян.

— Простите. Я сейчас возьму себя в руки! Просто не спала всю ночь из-за ребенка… — Я закусываю губу, жалея, что сболтнула лишнего. — Простите, — снова извиняюсь.

И его взгляд мрачнеет.

— Хватит сыпать извинениями. Ты сегодня извинилась уже за всё, что только можно. На работе сосредоточься.

Я киваю, но чувствую себя при этом оплёванной. Что я себе надумала? Бедняжка-Золушка легко нашла себе успешную работу, куда устроится после выпуска, а принц оказался красавчиком и временным начальником — так, что ли?

Беру салфетку и дрожащими руками пытаюсь сделать хоть что-то, чтобы остановить кровь. Трясёт всю, как сумасшедшую. И скорее всего, всё дело в сильном волнении из-за того, что я столько косячу… Чёрт! Да меня же уже сегодня могут попросить свалить и не появляться здесь больше. Глаза начинает пощипывать от подступающих слёз, и я усмехаюсь собственному бессилию.

— Ладно, давай посмотрю, что там у тебя! — смягчается наставник.

Он привстаёт на ноги, пододвигает свой стул ближе и берёт меня за руку. Его прикосновения обжигают, и я ощущаю себя девственницей, впервые увидевшей привлекательного мужчину. Щёки, кажется, начинают гореть, появляется желание выдернуть руку и драпануть куда подальше от этого человека, вызывающего бурю эмоций и несуразный поток мыслей, который даже я не могу распутать.

— Неглубоко, но обработать нужно. Погоди секунду, — шепчет Ян приглушённо и мягко. Его голос оседает в памяти, повторяясь отголосками эха.

Мужчина встаёт и подходит к небольшой навесной аптечке с красным крестом на дверце, достаёт оттуда пластырь и бутылочку перекиси водорода и после возвращается ко мне. Его осторожное прикосновение к руке вызывает дрожь, но сильная хватка не позволяет выдернуть ладонь. Ян подкладывает сухую салфетку под палец и принимается поливать рану перекисью. Противное шипение заставляет бояться, совсем как в детстве, поэтому я невольно ёжусь и облизываю губы, ставшие в мгновение сухими. Голова идёт кругом от возникшей близости, но ужасно не хочется, чтобы момент прерывался.

Я исподлобья гляжу на мужчину, который уже промокает перекисью ватку и накладывает пластырь. Идеально ровно, лично я так не умею. От Яна приятно пахнет гелем или пеной для бритья, возможно лосьоном… Чем ещё пользуются мужчины? Я понимаю, что бесповоротно прониклась симпатией… Или, кажется, такое чувство называют «желание с первого взгляда»? Разве что становиться одной из сотни я не хочу… Да и Майи сейчас хватает выше крыши. Мы с мамой едва справляемся…