Страница 14 из 16
Он называл ее «Олинка». «Mon amour, Olinka, нас разделяют более тысячи километров, но мне кажется, что ты всего лишь в нескольких метрах, словно в соседней комнате и вот-вот войдешь: сейчас я услышу твой голос – и я забываю… о фронте, этом проклятом фронте, который я ненавижу, как ненавижу всю войну…» – писал он в одном из писем. Это была и духовная близость: Йеп был образован, интеллигентен, прекрасно музицировал и тоже презирал нацистов.
Больше года длилась эта романтическая связь, пока в конце 1941 года истребитель Йепа не был сбит англичанами в небе Ла-Манша».
Насчет замужества Ольги есть свидетельство Ады Константиновны. Она приехала как-то к сестре в Брюссель (Ольга переселилась к мужу, так что решение о замужестве было, как видите, вовсе не мимолетным) и обнаружила, что муж Ольги и впрямь прекрасно выглядит и очень воспитан. Однако Ольга рассказала ей о его скупости, но главное – о том, что Марсель настаивает на том, чтобы она бросила и кино, и театр.
«Я в Брюсселе и в восторге от города. Здесь жить приятнее, чем в Париже. Ольга живет в самой лучшей части города, чудесная квартира, очень элегантная… Едим на черном стекле, и под тарелками салфетки из настоящих кружев. Шофер, кухарка, прислуга, судомойка, все для двоих. Всегда народ – все деловые люди, и разговоры ведутся по-французски, немецки, английски, голландски, фламандски и по-русски. Муж Ольги очень хороший и порядочный человек, изумительно выглядит, очень избалован, но черствый, сухой делец. С ним весьма нелегко. И как-то при всем внешнем здесь неуютно. Ольга, говорят, повеселела, так как я здесь, и хочет ехать со мной в Берлин недели на две, ей там уютнее (29 января 1937 года)».
О том, что дело и впрямь серьезное, Ада Константиновна подумала только тогда, когда обнаружила, что все это время сестра живет исключительно на свои средства и что миллионер не дает ей денег даже на перчатки. Вопрос с полугодовым замужеством, думается, тогда же был решен однозначно.
Правда и анекдоты из жизни Ольги Чеховой
Если говорить о поведении художника в тот или иной исторический период, обязательно надо понимать, с чьей точки зрения мы смотрим на этого художника. Во-первых, известна истина о том, что каждого художника можно судить только по тем законам, которые он над собою признает. Это касается большей частью самой профессии. Но и не только. Почти столь же точно этот закон исполняется и тогда, когда мы говорим о личной жизни музыканта, артиста, писателя и т. д.
Чем провинилась перед нами наша соотечественница Ольга Чехова? Тем, что была вхожа в высшие коридоры власти? Так нет, она в них не обреталась. Ее приглашали на многие высокие приемы – это точно, но на приемах любого рода, если туда приглашают артистов, музыкантов и т. д., политика не делается. Прием – это некое торжество, где участвуют приглашенные, символизирующие собой цвет национальной культуры, и те, ради кого устраивается прием. Ну, еще, конечно, те, кто сам прием организует. Стоит ли удивляться, что в стране, где кроме гитлеровской верхушки больше, не было никакой другой власти, именно эта верхушка и приглашала на приемы своих самых ярких звезд, в том числе и Ольгу Чехову? Если вспомнить Сталина – разве он не приглашал на такие же приемы Любовь Орлову и Валентину Караваеву, Марину Ладынину и Валентину Серову? Разве первая звезда СССР Любовь Орлова не говорила часами по телефону с вождем, разве не он ей позванивал иногда, когда его доставали государственные дела и он хотел расслабиться?
Если мы признаем право советских звезд общаться с тираном Сталиным, то как же мы можем германской звезде Ольге Чеховой запретить быть запанибрата с Гитлером и даже прибегать иногда к его помощи в том или ином вопросе?
Кто может обвинить Любовь Орлову или Зою Федорову в том, что они помогали Сталину в его антинародных делах (если таковые имели место)? Никто. Сталинская вина лежит только на нем, а у них в то время не было иного вождя и учителя. То же самое следует сказать и про Ольгу Чехову.
– Она русская! – это очень веский аргумент.
Но она, русская, не потерпела советской власти и удалилась от нее. Выбор у нее, конечно, был: остаться русской и петь под дудку большевиков или решиться стать немкой и на первых порах не петь ни под ничью дудку. Тем более что в 1921 году никто не мог и предположить, что в Германии одержат победу фашисты.
А есть еще и возрастной момент. Скажите: если актрисе не понравилось, что к власти пришли нацисты, а ей уже 36 лет и нигде ее не ждут, – что ей делать? А ведь на ней еще содержание ребенка: Ольге-Аде 17 лет; на ней – сестра Ада Константиновна. И много-много всех тех «мелочей», что она заработала на своей второй Родине за 12 лет порой непосильного труда – дом, положение, слава…
Ольга Константиновна, конечно, многое приукрашивает, но никто не может опровергнуть ее, сказав, что такое-то и такое-то событие происходило не совсем так или совсем не так, как она описывает.
Вот один из рассказанных ею про себя анекдотов. Он относится к важнейшему для нас периоду: 22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз, а в июле состоялся прием у Геббельса, на котором… праздновалось скорое взятие Москвы. Гитлеровцы тогда еще были полны иллюзий, что блицкриг непременно состоится и что германская армия победит в этой войне столь же легко, как и в любой из уже оккупированных стран. Чувство эйфории еще не улетучилось, и Геббельс задает фрау Чеховой дежурный вопрос. Пишет Ольга Чехова:
«– У нас эксперт из России – фрау Чехова, – сказал Геббельс. – Не думаете ли вы, что эта война будет окончена еще до зимы и Рождество мы отметим в Москве?
– Нет, – ответила я спокойно.
Геббельс холодно:
– А почему «нет»?
– Наполеон убедился в том, каковы русские пространства.
– Между французами и нами огромная разница, – снисходительно улыбнулся Геббельс. – Мы пришли в Россию как освободители. Клика большевиков будет свергнута новой революцией!
– Новая революция не состоится, герр министр, перед пропастью русские будут солидарны, как никогда!
Геббельс чуть наклонился вперед и холодно бросил:
– Интересно, мадам, значит, вы не доверяете немецкому военному могуществу? Вы предсказываете русскую победу…
– Я ничего не предсказываю, герр министр. Просто вы мне задали вопрос – будут ли наши солдаты к Рождеству в Москве, и я сказала мое мнение. Оно может быть и верным, и ошибочным.
Геббельс долго смотрит на меня подозрительно. Устанавливается продолжительное молчание…»
Да, она наверняка приврала. Скорее всего, это было не столь смело и решительно, если вообще было. Ольга Константиновна – великий мастер сочинять подобные истории. Но, с другой стороны, почему бы и не произойти именно такому диалогу? Ничего криминального в нем нет. Даже наоборот: женщина, хоть и актриса, владеет большей информацией о России и ее истории, чем все высшие чины рейха, вместе взятые. Она их предупреждает: обратите внимание на то, что вы сейчас находитесь в эйфории, а надо реально смотреть на вещи.
К вопросу об НКВД и Ольге Чеховой мы обязательно вернемся, но сейчас я хотел бы привести самый блестящий из анекдотов о партийных и государственных бонзах Третьего рейха и Ольге Чеховой. Он относится к 1945 году – еще до полного краха, но крах уже просматривается. Естественно, работает вся элита Германии, и она занята вопросами, которые нам очень хорошо знакомы по многочисленным повторениям их в нашей собственной истории – «что делать?» и «кто виноват?». И вот, видимо, получив от кого-то эти данные, Гиммлер заподозрил во всех бедах русско-немецкую актрису. А может быть, у него были и неопровержимые доказательства ее причастности к разведке СССР? Этого мы, к сожалению, не узнаем.
Гиммлер, встречи которого с актрисой носят столь же частый характер, как и у других представителей верхушки, естественно, относится к ней с той долей симпатии, с которой мы также относились бы к человеку, на протяжении многих лет участвовавшему почти во всех наших застольях, даже если мы его недолюбливаем. А недолюбливать Гиммлеру Ольгу Константиновну было за что: он со своими заслугами не был столь приближен к Гитлеру, как она, которая ради этого, в его представлении, палец о палец не ударила. Чиновники и политики никогда правильно не оценивали талант. И вот Гиммлер, который решил все же арестовать Ольгу Чехову (возможно, повторяю, не без оснований), не может утерпеть, чтобы не высказать ей этого: