Фарос

Сангвиний выпрямился и посмотрел на брата сверху вниз.

— Не разговаривай так с моими сыновьями, Робаут. Они безраздельно верны и не заслуживают твоего гнева. Тем более если этот гнев порожден твоими же ошибками.

— Ты… ты слышал?

— О событиях на Соте? Да, несмотря на то что ты не счел нужным уведомить меня прежде своих капитанов.

Жиллиман побагровел от злости. Он был братом Сангвиния, и его гнев был столь же страшен. Обычно Жиллиман прятал его под маской рассудительности, но все они являлись полубогами и обладали эмоциями соответствующей силы. Натура примарха была сложной и непредсказуемой, как океан, но Робаут эту сторону редко кому-либо показывал.

Он три раза прошелся из стороны в сторону перед троном императора, затем приблизился к стене и ударил ее со всей силой генетически улучшенных мышц. Камень треснул, осколки посыпались на пол, в воздух поднялась пыль от штукатурки. Робаут прижался лбом к камню и сдавленно застонал.

Когда он вновь выпрямился, часть самообладания к нему уже вернулась.

— Прошу прощения, милорд.

Раздражение Сангвиния быстро прошло.

— «Милорд»? Ты приходишь ко мне во вторую очередь и обращаешься ко мне «милорд»?

— Я…

— Все в порядке, Робаут. Я все понимаю. Главное, что ты здесь. Я просто тебя немного подзуживаю. Я понимаю, почему ты не пришел сначала ко мне. Но неужели мы должны играть в этом спектакле, даже когда остаемся одни? Из меня такой же император, как из Азкаэллона.

Жиллиман медленно и глубоко выдохнул. Его голос был хриплым от эмоций.

— Это не так, Сангвиний. Ты император, пока смерть отца не подтвердится.

Крылья Ангела дернулись, отчего украшающие их цепи и колокольчики зазвенели.

— Когда мы наедине, я не император. Не надо ставить меня над собой, тем более всерьез, даже ради соблюдения приличий. Мы уже видели, как это отравляет. Это спектакль, так относись к нему как к спектаклю — хотя бы при мне и Льве.

— Хорошо. Да, ты прав. Разумеется, — взял себя в руки Жиллиман.

— Я ни разу не видел тебя в такой ярости. Обычно ты так… спокоен.

— Такое случается, — ответил Жиллиман. Он вновь принялся мерить зал шагами, уже медленнее, на этот раз эмоции были под контролем. — Из-за атаки на Соту все, что мы пытаемся здесь построить, оказалось под угрозой. Без Фароса Ультрамар опять ждет развал. Мы не сможем ни эффективно координировать свои силы, ни удерживать территории. Об атаке на Хоруса не будет и речи. Поэтому я и спрашиваю: где он? Где Лев?

— Похоже, лорд-защитник не выполняет свою работу?

— Хочешь сказать, что он не сообщил тебе, куда собирается?

— Полагаю, тебе он тоже ничего не говорил, иначе бы ты не спрашивал. — Сангвиний взял с пристенного стола кубок с бутылью и налил брату вина. — Держи, тебе не помешает, как мне кажется.

Жиллиман принял кубок и залпом осушил его.

— Мне он говорил…

— …Что отправляется патрулировать рубежи, — закончили они дуэтом.

— Как всегда, ничего конкретного.

— Но где он? Если он действительно патрулирует рубежи, то должен был наткнуться на силы вторжения, — сказал Жиллиман. — Могу лишь гадать, как далеко ему удалось добраться без нашего ведома.

— Ты знаешь, что он скажет, если ты решишь вызвать его на разговор.

Жиллиман скривился:

— «Секретные сведения! Сейчас не время! Невозможно эффективно воевать без тайн! С какой стати я должен охранять для тебя твои миры, когда ты сам их сберечь не можешь?» Что-то в таком духе. — На мгновение показалось, что Жиллиман сейчас хлопнет кубком по столу и разобьет оба, но он поставил его с подчеркнутой осторожностью. — Лев никому не раскрывает свои тайны, всегда старается узнать чужие, а затем насмехается над ними, обвиняя в недалекости. Поверь, я прекрасно знаю, что он скажет. — В облике примарха проглядывала усталость. — Но он скажет еще кое-что, и мне придется признать это без обиды и злости: что я сам согласился не увеличивать стражу на Соте, сочтя это лучшим вариантом с практической точки зрения. Если на Соте будет большой гарнизон, не состоящий из одной «Эгиды», это привлечет к системе ненужное внимание. Такая у меня была теория. Алексис Полукс был против. Дантиох не стал спорить, но, полагаю, он был согласен с Полуксом.

— Но система все-таки привлекла ненужное внимание, только гарнизон у нее слишком мал, чтобы отразить атаку.

— Проклятье, Сангвиний, я должен был это предвидеть! — сказал Жиллиман. — Это как-то связано с появлением Кёрза здесь, на Макрагге. Непременно связано. Он испытывал нашу оборону. Он видел Фарос, видел, на что тот способен. Он каким-то образом вышел на них со своими головорезами и велел им напасть на систему. Эта атака не может быть случайностью. Это невозможно.

— Ты преувеличиваешь.

— Тогда маловероятно. Но я явно не вижу всей правды, только без конца хожу кругами. Лев тоже как-то с этим связан, чтоб он подавился своими тайнами! Нам с тобой следует осудить его, когда он вернется. Он подвел своего императора. Накажи его.

— Ни в коем случае, — решительно поджал губы Сангвиний. — Я не собираюсь ни обвинять его, ни стыдить, ни создавать у него впечатление, что твои слова для меня важнее его. Мы в этом деле — товарищи. Не буду взваливать на себя груз, как у Хоруса. Если уж придется его упрекнуть, то я сделаю это как брат, а не как повелитель. Я отказываюсь его судить.

Жиллиман сел на ступень, ведущую к пьедесталу с троном. Сангвиний устроился рядом.

— Как мы до этого дошли? — тихо спросил Ангел. — Когда повернули не в ту сторону? Почему отец нам солгал?

— Уверен, у Него были на то причины, — мрачно ответил Жиллиман. Он взглянул на брата. — В последние пару месяцев мне начало казаться… — Он поднял руки, подыскивая нужные слова. — Я начал замечать, что роль императора тебе не по душе и что ты несчастлив.

— Нескончаем поток тех, кто пытается меня использовать. Отец, Хорус, теперь ты. Я не допущу этого, Жиллиман. Я согласился на эту крайнюю меру, но не дави на меня. Не хочу давить в ответ.

— Тогда зачем ты согласился?

Сангвиний ответил ему печальной улыбкой и потер голову орла на подлокотнике трона.

— А у меня был выбор? Только этот вариант был целесообразен с точки зрения теории.

Жиллиман улыбнулся, но в его глазах виднелись грусть и сожаление.

— Я не хотел тебя заставлять, брат.

— И тем не менее заставил. Или обстоятельства заставили.

— Если ты действительно так считаешь, мне следует извиниться, — сказал Жиллиман.

— Это очень достойно с твоей стороны. Я знаю, как тяжело тебе извиняться. Планы для тебя — все. Если тебе приходится извиниться, это значит, что планы оказались неидеальны.

— Мне не нравится, когда я неправ, — согласился Жиллиман, и его слова прозвучали с такой леденящей искренностью, что Сангвиний не сдержался и сочувственно коснулся его руки.

— Не беспокойся, Робаут. Я принял твое предложение неохотно, но добровольно. Все мы пленники судьбы.

— Ты говоришь как Кёрз.

— Ни в коем случае. Судьба пытается удержать нас, но она побеждает, лишь когда мы сдаемся. Судьба требует от жертв быть своими соучастниками, но я не жертва. И ты тоже.

Жиллиман и Сангвиний обернулись на сверкающий в лучах света трон, словно надеясь, что на нем окажется их отец, улыбающийся, излучающий силу, способный навести порядок.

— Что с тобой случилось, Сангвиний? У тебя на душе явно лежит груз, еще более тяжелый, чем Империум Секундус.

— Ты уверен, что есть что-то более тяжелое?

— События на Сигнусе Прайме, возможно.

— Там не произошло ничего важного — во всяком случае, для нашей ситуации. — Сангвиний вздохнул. Он устал от попыток брата выведать, что произошло на Сигнусе, устал ждать, когда кто-нибудь из его сыновей о чем-то проболтается. Он не был готов это обсуждать и не знал, будет ли вообще когда-либо готов. — Тебе придется удовлетвориться этим ответом. Больше я ничего говорить не буду. Тем более есть вопрос поважнее: что ты будешь делать в связи с возникшей проблемой?