Страница 6 из 18
- Темный Халл… как же так вышло?
- Наверное, боги решили меня наказать, - Роннар пожал плечами с беспечностью, которой не ощущал. – В конце концов, однажды это должно было случиться.
- Кто она? Кто из шести?
- Я не спросил. Не до этого было. У меня едва хватило сил, чтобы сдержать оборот. – Голос Владыки наполнился горечью. – Глупая, она пришла на мой зов.
- Ты…
- Да, я пел. Что ж, теперь уже поздно что-либо менять. Девчонка откликнулась, я услышал ее так же ясно, как слышу тебя, и не сдержался. Даже больше, я почти не понимал в тот момент, что творю. Было только одно желание – обладать. Сделать ее своей прямо здесь и сейчас.
Рубиновый снова выругался. На этот раз мысленно, но не смог скрыть эмоций. Его пальцы с хрустом сжались на горлышке бутылки, и толстое стекло пошло мелкими трещинами.
- Это плохо, - пробормотал он. - Альхайру нельзя брать в жены, нельзя вводит в дом. Она сделает тебя слабым, уязвимым. А ты не имеешь на это права. Не сейчас, когда с границ приходят дурные вести.
- Я знаю. Но если откажусь от нее…
- …то утратишь контроль над драконом, - закончил Фаэрн глухим голосом.
- Как видишь, выбора нет. Ты сам это знаешь.
- И что же теперь?
Пожав плечами, Роннар поднялся. Прошел к стрельчатым окнам, уходящим к высокому сводчатому потолку, украшенному искусным орнаментом. И встал напротив, вглядываясь в ночное небо.
Он смотрел на луну.
- Завтра на Балу я узнаю, как ее зовут. И впишу это имя в брачный договор. Это лучшее, что я могу сделать.
За его спиной повисла тревожная тишина.
Фаэрн понимал, что он прав. Что другого выхода нет. Потому что сам был драконом.
Они всегда имели слабость к человеческим девственницам. Их манил аромат невинной плоти, причем от внешности девы ничего не зависело. К прекрасным, утонченным эльфийкам дарги были абсолютно равнодушны. Как и к представительницам других рас, населяющих этот мир.
Только в человеческой девственнице дракон, живущий в каждом из них, мог учуять пресловутую «искру», означавшую, что эта дева способна понести от него и подарить клану здоровое и сильное потомство. На Балу Невест мужчины Ламаррии выбирали именно таких, тех, в ком пылает «искра».
Но были среди человеческих дев и другие, те, что слышали тайный драконий зов.
Если дева откликнулась на него – значит, она альхайра. Драконье сокровище. Самое ценное, самое вожделенное. Дороже злата и серебра.
Почуяв альхайру, дракон уже не способен думать о чем-то другом. Его разум затмевает желание обладать, присвоить себе эту женщину, спрятать от всех. Если нужно – украсть. Охранять ценой собственной жизни. И даже убить ради нее, если придется.
Человеческий разум не способен совладать с этой жаждой. Темная половина гораздо сильнее. Для такого дракона стираются рамки приличий, законов, морали. Он уничтожит любого, кто встанет между ним и его сокровищем.
Единственный способ уберечь себя от безумия – это избегать любого контакта с альхайрой. Не касаться ее руки, не вдыхать ее запах. Не смотреть на нее. И ни в коем случае не целовать.
Поцелуй альхайры – это печать, связывающая две души. Для дракона и дар, и проклятие.
Они оба знали об этом.
- Я познал ее вкус и уже не смогу отпустить, - бесцветно проронил Роннар.
- Ты ей скажешь?
- Постараюсь, чтобы она никогда не узнала. Мне не нужны интриги. Просто женюсь на ней и запру.
- Наверно, ты прав. Так будет лучше всего.
Роннар развернулся к Рубиновому и качнул головой.
- Отправляйся в донжон и найди Кларенса. Он был со мной в саду, и я приказал ему доставить девчонку в ее покои. Наверняка он все понял.
- Если это так, то его нельзя оставлять…
- Да, свидетели мне не нужны. Свяжи его обетом молчания и отправь на Западный кордон. Там как раз сейчас жарко. У орков пора брачных игр.
- Слушаюсь, мой император.
Фаэрн скрыл облегченную улыбку. Он ожидал, что Роннар прикажет убить беднягу, чтобы избавиться от нечаянного свидетеля своей слабости. Он на его месте так бы и поступил. Но Владыка был мудр и умел управлять своими эмоциями. Если бы не это, он вряд ли бы смог укротить ветра и стать императором.
Оставшись один, Роннар начал мерить спальню размашистыми шагами. Было уже далеко за полночь, но спать не хотелось. Жар, пробужденный поцелуем альхайры, до сих пор бродил в его жилах, словно молодое вино. И все мысли, вольные и невольные, были о ней. О девушке с серебристыми волосами, такими светлыми, что они казались продолжением лунного света.
Стоило лишь забыться, и он, как наяву, видел ее лицо: изящные черты, тонкие брови, большие глаза, прозрачные, словно два голубых бриллианта чистой воды. Это была та невинная, трогательная красота, которая неизменно пробуждает в мужчине инстинкт защитника, желание обладать ею и охранять. Хрупкая, невесомая, словно сотканная из света и облаков.
А Роннар был не просто мужчиной. Он был драконом.
Так и прекрасная незнакомка оказалась не просто невинной девой. Она оказалась альхайрой. И если он не получит ее, то вскоре сойдет с ума.
Глава 4
Когда Валенсия проснулась, солнце уже стояло в зените, а из гостиной раздавались веселые девичьи голоса. Сестры что-то обсуждали, не скрывая эмоций, и взрывы их смеха звенели переливами серебряных колокольчиков.
Ленси приподнялась на локте. Приготовленное платье висело в изножье на спинке кровати. Напротив стоял изящный секретер с гнутыми ножками, а над ним висели часы с золотыми гирьками в виде еловых шишек. Узорчатые стрелки показывали двенадцать часов.
Полдень! Ее никто не удосужился разбудить, хотя если платье есть, значит, горничная приходила.
Это могло означать только одно – сестры объявили бойкот.
Она рывком отбросила одеяло и поднялась, ища босыми ногами тапочки. Потом подбежала к зеркалу, наспех собирая в пучок длинные волосы.
В голове быстро прокручивались события вчерашнего вечера и ее позорное возвращение с неурочной прогулки. Молчаливое осуждение сестер, их заспанные, хмурые лица, недовольство, застывшее в глазах. И полный злорадства голос Лидии.
Девушка даже не сомневалась. Это старшая из принцесс разбудила всех остальных и заставила ждать на лестнице, чтобы она, Ленси, прочувствовала всю глубину своего недостойного поведения. Но это все ерунда по сравнению с тем, что ждет ее дома…
Если Лидия наябедничает отцу, тот вряд ли обрадуется, что младшая дочь вела себя как непотребная девка. Ночью, без сопровождения покинула башню, бродила по чужому саду, слушала незнакомого кифарда и…
Целовалась с даргом!
Валенсия застыла, вглядываясь в свое отражение. Стыд, страх и то лихорадочное состояние, что она тогда испытала, отразились в ее глазах, сделав зрачки такими огромными, что за ними исчезла радужка. Щеки в одно мгновение вспыхнули маковым цветом, жар охватил лицо, плечи, грудь. И где-то внизу живота разлилось уже знакомое, приятное томление.
Стыдясь собственных ощущений, Ленси на секунду прикрыла глаза.
Удивительно, она не могла припомнить его лицо. Зато помнила пронзительный взгляд, голос, от которого в ее теле дрожала каждая жилка, прикосновения сильных рук. И губы. Одновременно властные и нежные, жадные и осторожные, твердые и податливые. Словно закаленная сталь, завернутая в нежнейший шелк.
Она помнила жар его тела, прижимавшегося к ней, и твердость плеч, за которые цеплялась, чтобы не упасть. Помнила аромат парфюма, изысканный, тонкий, он вскружил ей голову раньше, чем поцелуй. А вот лица незнакомца не помнила. Оно было словно в тумане.
Ленси не могла описать своего ночного соблазнителя, но была уверена: если столкнется с ним, то сразу узнает.
Она поплескала себе на лицо из серебряного рукомойника, чтобы остудить пылающую кожу, и тихонько вздохнула.
Негоже принцессе думать о незнакомце. Негоже испытывать грязные чувства! Тем более, когда решается судьба ее королевства. Лучше пойти, попросить прощения у сестер, повиниться и клятвенно пообещать больше такого не делать. Авось Лидия сжалится и не станет писать отцу.