Твари в пути

— Да, но стража визиря сразу вернется, как только они узнают про нападение на дворец, — заметил паладин.

— Совершенно верно, о светоч, но если мы будем действовать быстро, то все прекрасно успеем.

— То есть мы начинаем свалку, — подвел итог Аэрха, — а ты, Ражад, воспользовавшись неразберихой, проникаешь в гарем и освобождаешь пленницу. Сажаешь ее на ковер, запускаешь вместе с ковром из дверей гарема, затем проникаешь в подземелье, там освобождаешь друга наших новых друзей и вместе с ним поднимаешься сюда, прихватив по пути и нас. И к этому времени ковер уже будет ждать нас на крыше.

— Звучит гладко, — недоверчиво проговорил Джан.

— Как шелк на чадре девы Ситры, когда касаешься его пальцами, — мечтательно закатил глаза Хвали.

— То есть так же недостижимо, — пробормотал Ильдиар.

В душе его поселилось странное чувство. Это была смесь легкого недоумения и разочарования: не так, он полагал, претворяются в жизнь желания, загаданные джиннам…

… Решетка холодила спину. Она была настолько ледяной, что ее металл ощущался даже через халат. В шаге впереди образовывался провал, без дна и света, разливающий кругом иссиня-черную мглу. Где-то вдалеке, в двух сотнях футов, виднелся крошечный одинокий фонарь — маяк противоположного берега, куда перебраться было просто невозможно.

— Неужели все так просто? — тем не менее, пробормотал Сахид Альири.

И пусть для любого другого эта бездна показалась бы совершенно непреодолимой преградой, подобное зодчество было ему знакомо и с похожими путями он уже прежде сталкивался.

— Вирмова дюжина шагов вдоль стены… Шаг вперед…

Под растрепанной и потертой туфлей, словно выросший из бездны, оказался твердый участок пола — фут на фут, как раз, чтобы встать, соединив ноги вместе.

— Теперь повернуться влево, переступить пространство в один шаг… пройти восемь шагов… Да! Теперь вперед восемь шагов… Теперь вле… Нет! Вправо! — Нога ушла в пустоту. Сахид Альири покачнулся на узкой ступени, но сумел сбалансировать и успел шагнуть в другую сторону.

Несколько лет назад, тогда еще будучи под покровительством Али-Ан-Хасана, он и еще несколько ловцов удачи охотились за сокровищами безумного чародея Каллина Мереди. И у того в башне была выстроена подобная бездна. Али, наставляя их, дал четкие указания, как преодолевать Провалы Незримых Ступеней, объяснив, что они всегда строятся по одному общему принципу, отличаясь лишь в размерах. И вот сейчас, пробираясь через обтекающую его по пояс туманную чернь, Сахид Альири вдруг подумал, а не было ли то, давнее, приключение его подготовкой к проникновению во дворец великого визиря, которого его первый враг и соперник во влиянии на султана, визирь Мечей, Али-Ан-Хасан, ненавидит. Сперва Али велит похитить камни, которые Алон-Ан-Салем лично упрятал почти на самое дно султанской сокровищницы, а теперь оказывается, что его протеже прекрасно осведомлен, как бежать из темницы великого визиря. Уж не личного ли цепного пса пестовал Али в лице Сахида Альири, чтобы однажды спустить его на хозяина Алого дворца?… Неважно! Сейчас он это делает не для Али, а для себя. Судьба преподнесла ему неожиданный подарок, и он не намерен разбазаривать его попусту. Теперь Алон-Ан-Салему нипочем не уйти от справедливой расплаты, и он об этом позаботится. Давно, очень давно он взял себе прозвище Кариф, когда в один черный год лишился и отца, и матери. За смерть отца, придет время, ответит предатель Али — Кариф слишком долго искал истину, сомневался и проверял, пока не уверился окончательно. А вот в мучениях матери, некогда первой красавицы Ан-Хара, бесследно сгинувшей в гареме могущественного великого визиря, он всегда знал, кого винить.

Предаваясь мыслям о скорой мести, тщательно высчитывая шаги и выверяя направления, Сахид Альири и не заметил, как оказался на площадке под фонарем…

Бездна была пройдена, и единственный путь вел вглубь нижних покоев дворца, который все больше напоминал Сахиду запутанную нору гигантских песчаных многоножек с переплетением ходов и ответвлений: коридоры, пролеты, лестницы, опять коридоры…

В какой-то момент он выбрался на балкон, открывающий вид на очередную пропасть. По дальней стене провала, выложенной из желтого ракушечника с красными разводами, прямо по отвесной кладке ползали какие-то твари. От них исходил слитный урчащий говор, словно сотни стариков одновременно принялись монотонно жаловаться на султанские налоги. Приглядевшись, Сахид Альири различил, что у каждой из этих тварей по шесть лап, комканая, свалявшаяся шерсть и хвосты, которые они использовали, как дополнительную конечность для цепляния. А еще у них были обезьяньи морды. Паучьи обезьяны… Вживую асар никогда этих чудовищ прежде не видел, лишь слышал от старых ловцов удачи страшные истории о встречах с ними, в которых погибали и были съедены их компаньоны, а им самим лишь чудом удавалось унести ноги. Здесь же паучьих обезьян были сотни. Для чего они великому визирю? Неужели он просто приходит сюда порой полюбоваться на свой питомник? Или он собирает армию из тварей? И куда в таком случае он ее направит, если догадка верна?…

Пройденным помещениям и лестницам уже не было числа, как и с легкостью обведенным вокруг пальца стражникам, но что-то здесь было не так. Постепенно Сахида Альири охватывало странное чувство: как будто его ведут именно этой дорогой, не давая шагнуть ни вправо, ни влево от намеченного пути. Повинуясь внезапному порыву, в какой-то момент ловец удачи рванулся в правое ответвление коридора, хотя до этого намеревался пройти через левое, но тут же уперся в закрытую дверь. После нескольких неудачных попыток вышибить двери плечом Сахид Альири прислонился к стене, тяжело дыша. Сердце билось так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Что делать? Может, попытаться вернуться назад?

Беглый узник заглянул за угол. По тому коридору, откуда он только что пришел, в его сторону двигались двое Необоримых. Выходит, все же у него лишь один путь — налево, к винтовой лестнице, уходящей вниз. Что поджидает его там?

«Алон-Ан-Салем, негодяй, почему тебе было просто не убить меня? — в отчаянии подумал Сахид Альири. — Зачем нужны эти игры?»

Бросив последний взгляд на надежно запертую дверь, ловец удачи выскользнул в коридор и медленно двинулся в ту самую сторону, куда совсем не хотелось идти… Удача от него ускользала, словно золотые динары, просыпаемые в песок из дырявого кармана…

… Бел-Гамидин был несчастен. Даже падающие в дальние пески звезды были не так несчастны, как Бел-Гамидин. Его окружала невероятная роскошь, но он ее не замечал. Он был унижен, подавлен, и в его голове, будто незваный гость, выселивший самого хозяина, поселилась жуткая мигрень. Высокие своды потолков в любой момент будто грозили обрушиться, резные деревянные панели, казалось, сочились болью и отчаянием. А длинный ворс ковров под ногами превращался в его воображении в иглы, которые кололи его широкие босые, очень напоминающие руки, ступни. Фигуры в богатых халатах и шелковых тюрбанах сидели в разных частях Зала Отдохновений на пирамидах из подушек — их присутствие угнетало еще больше.

Бел-Гамидина не радовали, но наоборот, злили густые сиреневые и сапфировые, темно-зеленые и цвета апельсиновой корки облака дыма, которые клубились в воздухе Зала Отдохновений. Его раздражали эти сложнейшие сооружения стеклянных сосудов, состоящие из колб, чашек и блюдец, достигающие высотой нескольких футов. Из них торчали переплетенные, ползущие по дорогим коврам, диванам, подушкам и пуховым валикам трубки. Волшебное варево в недрах кальянов бурлило, но оно распространяло вокруг себя не тепло, а холод; широко разъехавшиеся в улыбках губы отсеивали не веселость шуток, а злобу насмешек. Эти губы, над которыми нависали усы, а из-под которых, в свою очередь, стекали водопады бород, злословили на него, Бел-Гамидина. Их яд был так горек и обиден, что несчастный не замечал ни серебряных подносов, на которых возвышались горы фруктов и пирамиды сладостей, ни длинноносых кумганов, наполненных вином и чаем, ни величайшей драгоценности из всего, что можно поглотить в пустыне, — фруктового льда в чародейских несогревающихся чашах.