Гражданка

Командир был сильно разъярён, но в ходе совещания весь запал злости был излит на других «героев дня» и когда зашёл к нему в кабинет, он был уже не в состоянии провести разнос динамично и активно. Устало махнул рукой, приглашая сесть, и через минуту обоюдного молчания пожаловался: – Борис Геннадьевич, твой Половинкин меня трепал, как всё равно какого-то бестолкового командира дивизиона или командира батареи. Пришлось его прилюдно поставить на место и напомнить, кто он и кто я – командир развёрнутого полка.

Мы сидели напротив друг друга и молчали, обоюдно недовольные друг другом и сложившейся ситуацией. Я не хотел заниматься этими несвоевременными сборами, когда у тебя громадьё продуманных и выстраданных планов и которые вот так просто шли на слом. Командир понимал, что я и дальше буду упираться и тоже искал решение, как заставить самого старого и самого опытного офицера полка всё-таки выполнить его приказ.

Я первым нарушил молчание: – Андрей Владимирович, обижайся на меня, но всё-таки я отказываюсь от этой должности…. Не хочу и желаю. Почему – по-моему ясно всё изложил. Назначение на эту должность расцениваю с точки зрения начальника артиллерии полка, как бесполезно выкинутое время не только двух месяцев, но и целого периода обучения.

– Это ты так смело мне говоришь, – командир возмущённо вскинулся, – потому что ты старше и опытней меня, потому что мы служили с тобой и воевали, потому что….., потому что…

Он попытался и дальше сформулировать причины моего отказа, но не получилось и неожиданно сформулировал: – потому что я молодой командир полка. А вот попробуй через несколько дней произнести отказ начальнику штаба округа. Я посмотрю – какой ты смелый.

На следующем полковом совещании, без всяких преамбул, командир поднял меня с места и категоричным тоном отдал приказ: – Товарищ подполковник, приказываю вам приступить к обязанностям начальника сборов молодого пополнения.

Приказ есть приказ и мне только и оставалось ответить – «Есть!». Но я тоже ожесточился.

Последующие несколько дней прошли под знаком психологической подготовки к рандеву с начальником штаба округа. Ещё раз сходил к начальнику ракетных войск и артиллерии дивизии полковнику Половинкину и с сожалением констатировал – не боец он. То ли ему сверху сказали «цыц», то ли командир полка дерзко и прилюдно осадил его по этому поводу на дивизионном совещании, но Половинкин мялся, невнятно что-то бубнил и вообще он был уже согласен с моей временной должностью. Подумал было обратиться в штаб артиллерии округа, но вспомнил неопределённого полковника Иванова и отказался от этого хода. Нет Шпанагеля и не у кого просить помощи артиллерийскому офицеру и начальнику. И когда мне сообщили, время и место совещания по развёртыванию сборов молодого пополнения, я был уже готов ко всему.

– Да и пошли они все и всё на хрен…, – так неопределённо очертил круг противников и последствий, ожесточённо плюнул на асфальт плаца и пошёл в первый батальон.

Комната досуга и отдыха первой роты, первого батальона встретила меня сумраком и невнятным гулом собравшихся. Командир полка пальцем и молча показал место рядом с собой, куда я и приземлился. А ещё через пять минут в комнате появился генерал-лейтенант и дивизионные офицеры, разным боком отвечающие за организацию сборов и за их проведение.

Всё совещание я сидел деревянной чуркой, подымался, когда ко мне обращались и отвечал на разные вопросы, прямо чувствуя, как рядом командир полка расцветал от осознания моего слома. В конце совещания, начальник штаба захлопнул свою рабочую тетрадь и задал дежурный вопрос.

– У кого есть вопросы?

– Разрешите, товарищ генерал-лейтенант. У меня есть заявление, – даже не видя лица командира, почувствовал, как он болезненно сморщился, а все присутствующие в комнате затаились, но я бесстрашно продолжил, – товарищ генерал-лейтенант, в 276 мотострелковом полку, где я являюсь начальником артиллерии, по штату два развёрнутых артиллерийско-самоходных дивизиона, три миномётных батареи, восьми орудийного состава, противотанковая батарея, взвод управления начальника артиллерии и штаб артиллерии. Это практически артиллерийский полк советского времени в количестве 567 человек офицеров и солдат. Артиллерия полка всего четыре месяца тому назад была выведена из Чеченской республики, где принимала участие с сентября 1999 года в контртеррористической операции. За эти четыре месяца артиллерия уволила в запас 100% старого личного состава срочной службы и вновь приняла 100% молодого личного состава. Успешно сдала проверку.

В комнате стояла мёртвая тишина, а начальник штаба округа с непроницаемым лицом слушал.

– После всех мероприятий осенней проверки и на её результатах, мною был составлен план устранения недостатков, обнаруженных в ходе проверки и летнего периода обучения. Этот план предусматривает ряд мероприятий и направлений повышения уровня боевой подготовки арт. подразделений, боевой готовности и совершенствование учебно-материальной базы. Этот план был представлен командованию полка, и моему артиллерийскому начальству как в дивизии, так и округа. Основной движущей силой этого плана определён я – начальник артиллерии. А в связи с исполнением обязанностей начальника сборов, я из этого процесса исключаюсь минимум на 2 месяца.

В связи с вышесказанным, прошу вас своей властью освободить меня от должности начальника сборов и назначить туда офицера с меньшим объёмом задач.

Я замолк, в комнате висела напряжённая тишина, а начальник штаба в упор рассматривал меня глазами отнюдь далеко не дружественными, что и подтвердили последующие его слова.

– Товарищ подполковник – вы трус. И в вашем заявлении много «Я». Вы много о себе думаете и прикрываете мифическим планом свою трусость перед теми трудностями и проблемами, которые сопутствуют этому важному мероприятию. Вам доверили эту ответственную работу, а вы трусливо прячетесь за свой фиговый план…., – дальше в течение нескольких минут шла самая банальная жвачка, по итогу которой офицер помоложе меня, менее стойкий или исходя из других причин, должен молча проглотить все эти обидные сентенции и через силу включиться в эту не нужную ему работу. Наверно такой финал предполагался и в моём случае: дивизионное начальство и командир полка будут удовлетворены постановкой на место возомнившего о себе подполковника. Те, кто пониже рангом и положением, втихушку выскажут мне сочувствие и где-нибудь в офицерской компании выразятся в том смысле, что вот, Цеханович…, на что уж заслуженный, а поставили на место только так…. И ему пришлось всё это проглотить…

Но все ошибались, не учтя несколько моментов. Первый: я уже давно не был тем пацаном, пусть и военным пацаном, которого можно вот так трепать. Во-вторых: я прослужил в войсках 27 календарей и прошёл многое, что даже генерал-лейтенант за не меньшую свою службу не прошёл и вероятнее не видел, и не пережил. Я знал себе цену и как офицеру, и как артиллеристу и она была подтверждена последней войной. Ну, а самое главное – я служил уже сверх предельного возраста и имел Всё. Отличную квартиру, пенсионный возраст, да и достиг своего «потолка» и ничего не терял. И как один «высокий» кадровик мне сказал: – Боря, ты сейчас можешь спокойно на строевом смотре подойти к Командующему округа и дать ему в рожу…. И ничего тебе не будет – тебя уволят на пенсию всё равно по статье – По предельному возрасту….

Поэтому я смело заявил: – Товарищ генерал-лейтенант, вы первый начальник и офицер, что в Советской армии, что в Российской, который обозвал меня Трусом. Здесь, – я махнул рукой за свою спину, – сидят офицеры и прапорщики, которые видели меня во всякой ситуации, в том числе и в боевых, и никто из них никогда не скажет, что я трус. Поэтому, уважая ваши погоны и вашу должность, я бы попросил очень осторожно высказываться по этому поводу. Я старший офицер и могу призвать к ответу.

Во-вторых, товарищ генерал-лейтенант, исходя из всего, что вы тут сказали в мой адрес, я вообще отказываюсь исполнять должность начальника сборов. Разрешите сесть. – Резко закончил и сел, не ожидая разрешения.