Страница 93 из 100
Маргелов не смог объяснить себе, почему вдруг родилась такая постановка вопроса. Неприятное лицо незнакомца постепенно стало приобретать иные черты; нет, Василий не прочел на нем участие, для этого необходимо быть незаурядным физиономистом и иметь некоторое представление о психологии человека, такое определение пришло на интуитивном уровне. Если это так, то кем приходится Ширяевой этот человек? Может быть, кроме Грачевского, и он помогал Валентине? Вряд ли, прищурился на собеседника Василий, потому что с таким помощником Валентина избежала бы многих неоправданных поступков и осталась жива.
На вопрос следователя Шустов ответил утвердительно:
— Да, у меня личный интерес к этому делу. Хотя я не был знаком с Ширяевой лично.
Так, один вопрос отпал, подумал Маргелов. Тогда в чем дело? Он не стал строить догадок, а терпеливо дожидался объяснений.
— У меня к вам, Василий Дмитриевич, официальное, если хотите, предложение. Если вы согласитесь, — Олег выдержал паузу, — работы вам отнюдь не прибавится. Круг определенных лиц заинтересован в том, чтобы дело о самоубийстве Валентины Ширяевой так и не поменяло бы формулировки. Это так же касается и Михайлова, которого обвиняют в нанесении тяжких телесных повреждений Илье Ширяеву. Все останется так, как есть.
— Тогда в чем смысл, не понял? И что за определенный круг лиц, объясните?
— Это высшие офицерские чины из ФСБ.
— Понятно… Вы тоже принадлежите к этой организации?
— Косвенно.
Опять ничего не понятно. Как и в случае с "несколькими удостоверениями". Маргелов сделал вид, что успешно переваривает полученную информацию, хотя в голову ничего не шло. Затем совершенно неожиданно, все же уцепившись за недомолвки Шустова, Маргелов понял, что в убийстве Ширяевой замешаны люди из ФСБ, отсюда и "определенный круг лиц", заинтересованных, в том, чтобы все осталось на своих местах. Все это выглядит довольно серьезно, причем, как очередное предупреждение следователю.
"Работы вам не прибавится", — сказал собеседник, а до этого высказался насчет официального предложения, которое могло звучать примерна так: "Ты оставляешь все как есть и можешь дышать полной грудью". Однако за этим предостережением должна крыться причина, а Василий не припомнил, где он мог оступиться. Если только случайно сделал неосторожный шаг.
— Что вы хотите от меня? — усталым, чуть севшим голосом спросил он. — Я действовал по личной инициативе, и, надо сказать, мои желания совпали с вашими. Если я где-то допустил промах — скажите об этом прямо.
Маргелов ответил на телефонный звонок, прозвучавший из приемной прокурора, сослался на занятость и положил трубку. И так дел по горло, а тут дополнительная головная боль. Бесполезно объяснять этому человеку, что он делал и продолжает делать все возможное, чтобы, как это грубо, но вполне логично ни прозвучит, остаться в стороне — но так, чтобы его впоследствии не терзали мысли о Валентине Ширяевой. Он человек, а не бог.
— Вы неправильно меня поняли, Василий Дмитриевич, — Олег возобновил неприятную для следователя беседу. — Откровенность за откровенность. Для Ширяевой вы уже ничего не сможете сделать, подозреваю, что у вас напрочь отсутствует такое желание. У меня тоже, я преследую совсем другие цели, личные, которые по необходимости переплелись с должностными, если хотите. Я делаю вам предложение, вы отказываетесь или принимаете его.
— Что-то не верится, — иронично заметил следователь. — Вы же оказываете на меня давление, ссылаясь на некий определенный круг лиц высших чинов ФСБ. Очень длинно и крайне рискованно. Для меня. Причем в обоих случаях: откажусь ли я или приму предложение. Это игра в один ворота.
— Наверное, это так, — коротко заметил Олег.
Маргелов усмехнулся. Язык не поворачивался помянуть недобрым словом Валентину, которая, будучи мертвой, продолжала приносить ему неприятности. Не помянул, просто подумал о ней, о неожиданном посетителе, которому безразлична ее судьба, но преследующем определенные цели.
Следователю надоело ходить вокруг да около, и он прямо спросил:
— Что там у вас, говорите.
— Это займет некоторое время.
Следователь не преминул сказать, что и так достаточно потратил его, переливая из пустого в порожнее, и с неудовольствием приготовился слушать, прикурив сигарету.
Он старался выглядеть безучастным, однако чем больше узнавал от собеседника, больше мрачнел лицом. Если даже этот Олег предъявит ему все удостоверения, которые у него имеются, Маргелов позволит себе усомниться в подлинности каждого.
То, что ему предлагают, выглядит дико. Еще в начале беседы он уяснил, что, оказывается, его предупреждали дважды, причем за один раз. Сейчас он имел право усомниться, что появление Курлычкина возле его подъезда можно посчитать чисто случайным. Нет, конечно, это предварительный вывод, ранний визит Курлычкина имел под собой основу, теперь остается только гадать, зачем лидеру "киевлян" понадобилась эта немая сцена, — умысел тут должен быть. Если покопаться и дальше, отталкиваясь от все новых деталей, которые ему сообщал Олег, можно было найти причину, довольно смелую, несмотря ни на что, никак не характеризующую Курлычкина, ибо все характеристики на него давно заполнены, и для нового материала просто не хватит места.
Ну почему мне так не везет, сокрушался Маргелов, вспоминая свой отчаянный рейд в офис "киевлян". Поступил опрометчиво, но смело, потому что иначе не мог. Сейчас от него не просят, а требуют по крайней мере героизма, подразумевая звезду героя на скромном металлическом памятнике.
Так паршиво Василий себя еще не чувствовал. Подмывало спросить Олега: "Нельзя ли, чтобы гипс с бриллиантами вместо меня поносил бы кто-нибудь другой?" Именно в таком духе, потому что волей-неволей накатывало лихорадочное возбуждение, еще чуть-чуть — и Василий нервно рассмеется.
Без толку ссылаться на занятость — могут не понять. Да и захотят ли? Игра в одни ворота; и как все точно просчитано! Хотя порой вынужденная импровизация для непосвященного выглядит именно четко продуманными действиями. Не кроется ли за словами Олега то же самое?
Ничего подобного. Все спланировано заранее; и просто смешно слышать о случайном выборе, выпавшем именно на Маргелова. Именно — вот это слово исключало случайность как таковую. Можно сделать вывод, что собеседник неумело строит предложения, — но нет, "неумело" шпарит, как по написанному. И снова недоверие к нему: стоит ли принимать за чистую монету тот факт, что инициатива пошла именно от него? Черт… Если покопаться в себе самом, то с натягом можно поверить.
Язык не поворачивался сказать плохое о Ширяевой, зато своих родителей Маргелов костерил как мог, благо те были живы: почему они его не назвали Ваней? — избежал бы этого разговора. Нет, нарекли, черт побери, самым популярным именем: согласно ситуации — героическим. Опять же исходя: анекдотическим.
Маргелов, прерывая собеседника, спросил:
— А что потом? Мне отрежут язык или заодно прихватят голову? Это я сужу по вашей зловещей откровенности.
— Не обязательно резать язык, — ответил Олег, — на вашем месте его следует крепко прикусить. А голов в этом деле полетело столько, что еще одна окажется действительно лишней.
— Вы умеете успокаивать, — хмыкнул следователь. — Как я понял, это работа не одного дня.
— Напротив, отсчет пойдет на часы.
— Но я еще не дал согласия.
— А есть ли у вас выбор? — жестко спросил Олег.
Выбора не было. Оставалось только уповать на профессионализм этого человека и тех, от чьего имени он пришел. По-детски захотелось поплакаться прокурору, доложив о визите Олега Шустова, спросить совета, получить отказ, поблагодарить и напиться — до потери сознания.
Принимая предложение, Маргелов должен был задать пару-тройку глупых, на его взгляд, вопросов: что он должен делать, придут ли за ним или оповестят по телефону, наконец дальнейшие инструкции, которых он должен придерживаться, — вот этим пренебрегать нельзя. Маргелов долго смотрел на гостя, прикидывая, что тому от волнений собеседника ни жарко ни холодно.