Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 8

– Ну не всегда же именно так, – попытался я сделать вид, будто Марк не попал в точку на мой счет.

Проницательности ему не занимать, это точно.

– Ну да, не всегда. Иногда она сведет мужика в могилу намного раньше, чем этот волшебный ослик донесет госпожу до пьедестала комфорта. Дурачок умрет с ее именем на устах, а уже через месяц ее постель согреет новый кандидат на роль ослика-2. Противно, не находишь? – Марк внушительно отпил из бутылки и посмотрел мне в глаза, ожидая ответа.

– Я про тебя кое-что понял – ухмыльнулся я.

– Неужели?

– Ты заядлый пессимист и однозначно не женат.

– Скорее реалист, а насчет жены – это ты в точку, у меня на этот счет, как ты мог заметить, своя философия, – улыбнулся он.

– А как же чувства и любовь? В твою философию это как вписывается?

– Любовь? В наше время все продается, у всего есть цена, – хмыкнул Марк. – И когда говорят восторженное "Я тебя люблю" – имеют ввиду " Мне с тобой удобно" или "Комфортно". Одни продаются за эмоции, другие из-за собственной необходимости чувствовать себя хоть кому-то нужными. Кто-то банально за деньги. Помнишь ту продавщицу? Еще пара купюр сверху – и она была бы готова обслужить меня во всех смыслах, прямо там же в подсобке.

Какими бы грубыми не казались мне слова Марка, все-таки он в чем-то был прав. И от этого становилось противно. Будто вся грязь этого лживого мира, разом прилипла ко мне. И теперь не отмыться.

– Грустно все это, – проговорил я вслух.

– Грустно становится, когда по-настоящему осознаешь свою никчемность, – вновь философски начал Марк. – Только со смертью приходит понимание, что ты лишь пустое место. Жена будет плакать недолго, вскоре сменит траурный платок на свадебную фату и будет кричать о вечной любви, только уже к другому. Не к тебе. Дети вскоре вырастут и забудут. Внуки и вовсе не вспомнят о твоем существовании. Родители будут горевать, но тоже относительно недолго, время проходит. Все приспосабливаются. А тебя уже нет. Вот это по-настоящему грустно.

– Так и есть, – подтвердил я, уже немного захмелев.

– Ну, чтобы не грустить, есть одно средство. – Марк задорно спрыгнул со стола и, ухватив меня за руку, потянул в сторону машины. – Идем.

– Я надеюсь, ты, напившись, не собираешься за руль? – попытался я вразумить своего нового знакомого.

– Не переживай, – заверил тот абсолютно трезвым голосом.

Нырнув в машину, он извлек оттуда прозрачный пакетик с белым порошком.

– Это что? – недоверчиво покосился я на Марка.

– Лекарство от грусти, – торжествующе сказал он. – Да ты не думай. Это не дурь. Обычное тибетское чудо, перемолотые травы для успокоения. Тьфу… Чуть было не сказал – для упокоения… Это поможет избавиться от дурных мыслей и расслабиться.

Избавиться от дурных мыслей. Как раз то, что мне нужно. Вот правда, выглядит порошок сомнительно.

– Это точно не дурь?

– Я тебя уверяю…

Марк ловко, одной рукой, раскрыл пакетик и принялся насыпать порошок прямо в бутылку с виски. Затем он проделал то же самое и с моей бутылкой, которую я покорно протянул ему.

Марк не походил на наркомана.

Порошок мгновенно растворялся в виски, едва касаясь жидкости. Если бы там все начало бурлить и пениться, я бы явно не стал пробовать тибетское чудо. Но реакция было привычной, будто растворялся сахар в горячем чае.

– Ну, чтоб не грустить.

Мы выпили. Вкус виски совсем не изменился. Но изменилось что-то вокруг. Меня начало странно покачивать, будто на палубе корабля. Я зашатался, онемевшая рука выронила бутылку на асфальт. В стороны брызнуло стекло.

Не понимая, что происходит, я попытался сделать пару шагов назад, но неуклюже упал на спину. Удар я совсем не почувствовал. Я увидел склонившееся надо мной, расплывшееся в широкой улыбке лицо Марка:

– Приятного тебе путешествия, парень.

В одну секунду изображение, что видели мои глаза, рассыпалось на тысячи мелких осколков, мгновенно поменявшихся местами. Неправильно собранная черно-белая мозаика.

Что со мной?

Я зажмурился, встряхнул головой в попытке сбросить наваждение. Но, открыв глаза, я не увидел ничего, вокруг была темнота.

Я сорвался с места и начал падать куда-то вниз в этой кромешной темноте. Она была настолько плотной, что я не видел своих рук. Я их даже не чувствовал, будто падал вниз только мой разум… или душа?





Я все ждал, когда же наступит конец, но падение не прекращалось. Оно длилось бесконечно. Потом пришла боль. Сдавливая виски, сверля разум. Боль все нарастала и нарастала. Когда казалось, что она уже невыносима, и я вот-вот потеряю сознание, я ощущал новый виток боли. И нельзя было спастись в забытьи.

Я хотел прекратить эти страдания сильнее, чем хотел жить. Я желал умереть, лишь бы избавиться от этих мук.

Неожиданно сквозь полотно боли прорвалась мысль.

А что, если я уже умер?

Что, если это и есть существование после смерти?

Вечное падение в бездну и это нескончаемая невыносимая боль, что раздирает на куски мой разум.

Неужели это и есть ад?

Я ощутил жуткий страх. Безысходность. Неужели это не прекратиться никогда?

Только не это. Только не так.

Я взмолился истошным криком, но голоса своего не услышал, только мысли. Боже, прошу, молю, прости… ослабь мою боль. Нет… дай мне второй шанс, верни меня обратно.... я все исправлю… все сделаю по-другому…

Я пытался вспомнить хоть одну молитву.

" Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое…"

Слова забывались, строчки стирались из памяти, вырываемые болью.

"… Избавь нас от лукавого…"

Боже, как же больно.

– Нет, нет.

Целая вечность.

Сколько я был там? Бег времени никак не ощущался, может, времени и вовсе не существовало.

Но вскоре сознание, истерзанное болью, все же угасло.

Спасительное забытье приняло меня в свои объятья.

Сознание вернулась.

Передо мной открылась мрачная ночная аллея, тяжелые вековечные дубы смыкали высоко над моей головой свои ветви, сквозь них просачивался тусклый лунный свет. Несколько листьев сорвались откуда-то сверху и плавно поплыли вниз. Слишком медленно, слишком лениво.

Где я?

Я сделал несколько несмелых шагов вперед, тишину нарушило карканье ворон, раздавшееся где-то в высоте, порыв холодного ветра ударил в лицо, по спине пробежали мурашки.

Я присмотрелся к тому, что впереди, и разглядел едва заметное свечение, слабую точку света. Я зашагал вперед, с каждым шагом ветер усиливался, а крики птиц там, наверху, становились громче.

Вдруг огромная тень пронеслась над головой, расправив метровые крылья. Ворон, я не успел рассмотреть его, но что-то подсказало мне, что это именно он. Неужели они бывают такими огромными?

Пройдя аллею, я оказался перед дверью, одиноко повисшей в темноте, из замочной скважины бил теперь уже яркий свет. Услышав ставшее громче грозное карканье, я обернулся – огромный ворон летел с неба прямо на меня, выставив вперед лапы с острыми когтями. Убегая, я резко рванул дверь на себя. Через секунду когти ворона вонзились в обшивку, захлопнувшейся перед ним двери.

Я обернулся. Теперь я стоял в маленькой комнате, которую освещал все тот же лунный свет, пробивающийся сквозь зарешеченное окно. По разные стороны комнаты с обшарпанными ветхими стенами, напоминавшей больничную палату, стояли две кровати.

На одной из них сидел некто во всем черном, с капюшоном, покрывающим голову. Я прошел и сел на кровать напротив него, старательно всматриваясь под капюшон, пытаясь разглядеть лицо незнакомца, но темнота была непроглядной.

–Кто ты? Что это за место? – наконец спросил я, не выдержав могильной тишины.

Мои догадки, что крутились сейчас в голове, мне совсем не нравились, но чем больше темная фигура молчала, тем более ясно становилось, что происходит. Неужели все именно так?

– Ты смерть?… – так и не дождавшись ответа, вновь спросил я. Фигура в капюшоне кивнула. К сердцу подкрался страх. – Ты пришла за мной? – в голове стучало, нет, только не это, пульсировало, подчиняя этой единственной мысли все естество. Тень отрицательно помотала капюшоном.– "Нет"…