Страница 19 из 30
В Комитете министров рассматривалось представление министра путей сообщения об уставе общества для постройки Сызрано-Оренбургской железной дороги. Это первая попытка устроить дело на совершенно новых основаниях – без предварительной выдачи концессии, с выпуском акций прямо от Министерства финансов и с абсолютной гарантией держателям акций. Я должен был сознаться, что подобная новая комбинация для меня совершенно непонятна; но не счел уместным возбуждать прения в Комитете министров, так как сущность дела уже предрешена в Главном финансовом комитете. Нам же предоставлялось только рассмотрение редакции самого устава.
14 февраля. Четверг. Похороны генерал-адъютанта Назимова.
16 февраля. Суббота. Перед докладом я был в Малой церкви Зимнего дворца, чтобы поздравить императрицу по случаю ее причащения и откланяться герцогу и герцогине Эдинбургским, которые сегодня же вечером выехали из Петербурга.
19 февраля. Вторник. После доклада и обедни в Малой церкви Зимнего дворца просидел я в Комитете министров. В заседании этом принял участие великий князь Константин Николаевич по случаю окончательных прений о дальнейшем направлении возбужденного Валуевым дела по исследованию сельского хозяйства в России. Дело это до сих пор кажется мне каким-то бесплодным толчением воды. Вот уже несколько недель, как в каждое заседание Комитета министров выделяется по целому часу и более на слушание графа Валуева, который своим гробовым басом излагает бесконечный перечень общеизвестных истин, выведенных им из объемистых работ трудившейся под его председательством комиссии.
По каждому из прочитанных Валуевым 70 или 80 пунктов завязывается более или менее продолжительная беседа, попросту говоря – переливание из пустого в порожнее. Канцелярия Комитета умудрилась, однако же, составить из этой болтовни журнал в палец толщиной, заключающий в себе разные неоспоримые истины: так, признается небесполезным сберегать леса, разводить новые, осушать болота, обводнять степи, поощрять коннозаводство и проч., и проч. Да кто же сомневался когда-нибудь в том, что всё это полезно и желательно! Задача – как достигнуть желанных целей? Казалось бы, почему не вести дело обычным порядком – постепенно разрабатывать один вопрос за другим через людей, специально изучивших каждое дело. Нет, тут не было бы эффекта… И вот выступает на сцену граф Шувалов со своими подручниками, раздувает дело, затевает созвать представителей от всех губерний! Тут встрепенулся председатель Комитета: ведь, пожалуй, затевается конституция! Начинается горячий спор, в котором никто не высказывает прямо своей заветной мысли.
Великий князь Константин Николаевич, поверив чистосердечию шуваловских речей в предварительных домашних совещаниях, явился в заседание Комитета, чтобы поддержать идею, по видимости столь либеральную. Спорим до шести часов, и только тогда, когда все уже истомлены спором, открывается, что мы играли в жмурки. Великий князь вообразил, что граф Шувалов действительно задумал по поводу возбужденных Валуевым чисто экономических вопросов обратиться к представителям земства. Казалось, чего же лучше; как не сочувствовать такой идее? Но вдруг оказывается, что хотят собирать в Петербург не представителей земства, а предводителей дворянства; всплывает вопрос дворянский! Вот и ключ шуваловского либерализма! Coup de théâtre![33] Заседание закрывается; окончание прений отлагается до следующего вторника.
Вчера я позабыл записать, что после заседания Государственного совета наконец состоялось совещание между мною и министрами внутренних дел и народного просвещения по вопросу о Медико-хирургической академии.
Разумеется, мы остались при своих мнениях: оба противника мои по-прежнему твердили, что нет ничего проще, как передать Академию в Министерство народного просвещения, оставив Клинический госпиталь в Военном министерстве; а я сохранил свое убеждение в совершенной невозможности этой смелой хирургической операции. Мы условились составить записку и изложить в ней оба противных мнения для представления на высочайшее решение.
22 февраля. Пятница. Первое заседание Особого присутствия, учрежденного при Государственном совете для обсуждения вопросов, возникающих при применении нового устава воинской повинности. Заседание происходило у великого князя Константина Николаевича запросто, в сюртуках. В числе обсуждавшихся дел было представление мое о программе экзаменов для желающих воспользоваться правами вольноопределяющихся 3-го разряда. И в этом пустом деле опять разногласие с министром народного просвещения, который выказал снова свое ослиное упрямство и фанатическое, доходящее до мономании пристрастие к древним языкам. Из всех присутствующих один граф Шувалов попробовал поддержать своего послушного клиента; но[34] весьма неудачно.
Председатель по-прежнему вел дело умно и логично; решено во всем согласно с моим личным мнением. Говорю «личным», потому что в этом деле я расходился во мнении и со своими соратниками, то есть с комиссией, предварительно обсуждавшей вопрос под председательством графа Гейдена, который со свойственным ему благодушием поддался назойливому представителю Министерства народного просвещения Георгиевскому. Мне пришлось собственноручно редактировать представление в Особое присутствие. Граф Толстой мог сегодня вывести из терпения и самого флегматического противника.
26 февраля. Вторник. После доклада ездил в Аничков дворец поздравить наследника, а затем сидел в Комитете министров, где окончательно решен вопрос по так называемому делу о сельском хозяйстве. Конец был миролюбивее, чем можно было ожидать; гора родила мышь: наши государственные мужи, испугавшие было председателя воображаемыми замыслами, наконец сформулировали письменно свое предложение. И тут только оказалось, что не стоило так горячиться и терять так много времени на бесплодные препирательства. Великий князь Константин Николаевич, по-видимому, предваренный об этом результате, вовсе и не приехал в заседание Комитета. Говорят, однако же, что дело это не кончено и будет еще обсуждаться в Совете министров.
4 марта. Понедельник. Утром, во время обычного моего приема в канцелярии Военного министерства, принимал я бухарское посольство по случаю отъезда его восвояси.
В Государственном совете состоялось продолжительное и интересное заседание: обсуждался новый проект об узаконении браков у раскольников и признании детей их законнорожденными. Дело это весьма важно; Победоносцев [опять] выступил со своим семинарским витийством, конечно, в смысле ретроградном; напротив, граф Шувалов проводил мысли либеральные! Спорили до шести часов и не кончили ничем; продолжение будет в следующий понедельник.
Обедал в Зимнем дворце (Кауфман, Головачев, Троцкий, князь Эмиль Витгенштейн).
5 марта. Вторник. Перед началом моего доклада в присутствии обоих великих князей государь решился наконец высказать прямо свое неудовольствие на то, что из предположенных в прошлогодних совещаниях разных мер по переформированию и усилению войск до сих пор не приводится в исполнение ничего, кроме только упразднения резервных батальонов и учреждения бригадных управлений. То же самое было высказано его величеством несколько дней назад графу Гейдену при представлении его по случаю отъезда в отпуск. Я должен был напомнить государю прежние доклады мои, по которым последовали высочайшие одобрения и разрешения; необходимо было повторить многое, что уже высказывалось не раз: что прежде желаемого формирования новых частей войск необходимо заготовить потребные для них вещевые запасы; что Военное министерство в своих хозяйственных распоряжениях не может выходить из пределов, ограниченных установленным ныне нормальным бюджетом, и т. д., и т. д. Убедился ли государь моими объяснениями – осталось мне неизвестным.
Большой и скучный обед у австрийского посла барона Лангенау.
33
Ловкая проделка! – Прим. ред.
34
сам, плохо понимая дело, запутался и заврался.