Страница 9 из 41
Теперь это меня удивляет. Мы с Лючией конечно близки, но из-за нашей разницы в
возрасте мы никогда не были настолько близки.
— Ясно. Я вернулся в Атлетико, и теперь ты хочешь дружить со своим братом, который стал важной шишкой.
Она улыбается мне.
— Так ты устраиваешься на работу?
Я медленно выдыхаю через нос, но сомнения, которые я чувствовал ранее, сомнения, которые сдерживали мои слова, ушли.
— Я не знаю. Но думаю так. Я скажу им в пятницу, хотя бы для того, чтобы просто
быть уверенным.
— Почему бы тебе не согласиться? — спрашивает она.
— Я не знаю. Это может изменить все, не так ли? Я снова буду на виду у
общественности. Им, кажется, понравилось преследовать нас очень много, когда я больше
не был частью команды. Как же им понравится, когда я буду тренером?
Она кусает губу и дает мне сочувствующий взгляд.
— Ты прав, — говорит она, постукивая по сигарете так, что пепел падает на пол.
Она убирает его с края балкона ногой, чтобы избежать у Кармен сердечного приступа. —
Но я думаю, что это небольшая цена, чтобы заплатить за то, что ты любишь, нет?
Я могу только надеяться, что цена останется небольшой.
Глава 3
Когда наступает день четверга, я чувствую себя на сто процентов уверенным в
своем выборе присоединиться к Атлетико. Возможно, никогда не было ничего
отрицательного в этой сделке с самого начала, но я ощущаю, что относился к жизни с
недоверием в последнее время. Когда вы нашли что-то ценное, и прошли через многое, чтобы получить его, то очень сложно не смотреть на вещи с опаской.
Я нахожусь в спальне, надевая голубую шелковую рубашку Prada, когда слышу, как Вера входит в квартиру. Звук щелчка замка, закрывания двери, сбрасывания туфель, ключей, положенных на стол. Это — серия звуков, заставляющая меня чувствовать себя в
безопасности.
Сегодня, тем не менее, в то время как я одеваюсь, чтобы поужинать позже с Боном, моим хорошим другом, которого я не видел в течение года, есть что-то изменившееся в
приходе Веры. Есть какая-то тяжесть в звуках, и когда ее обувь падает на пол, то
приземляется жестко.
— Вера? — спрашиваю я, заправляя свою рубашку в брюки, и выхожу из спальни в
коридор. Останавливаюсь у входа в кухню и гостиную. Она сидит на подлокотнике
дивана, опустив голову с прекрасными волосами, падающими на лицо, и руками на
коленях. Она выглядит разбитой. На мгновение я задумался, может, это жара так ослабила
ее. Даже с кондиционером место душное.
Я осторожно кладу руку на плечо.
— Вера?
Она медленно поднимает взгляд на меня. Она не плакала, ее глаза сухие, но лицо
выглядит очень бледным и вся помада на губах съедена.
— Что случилось? — спрашиваю и сажусь рядом с ней, касаясь руки и бедра.
Она вздыхает и слегка смущенно морщит нос.
— Я думаю, что меня увольняют.
— Что? — восклицаю в очевидном шоке. — Почему? Как? Что случилось?
— Я не знаю, — говорит она устало. – Моя начальница, Патрис, вызвала меня
сегодня и сказала, что моя рабочая виза заканчивается в сентябре. Она сказала, что не
уверена прямо сейчас, собираются ли они подавать на получение еще одной. Есть другой
человек, который начал работать на прошлой неделе, Эми, она из Ирландии и свободно
говорит на испанском языке. Она работает всего один раз в неделю, но я думаю, что они
будут просить ее занять мое место.
— Это смешно, — говорю я, жгучий гнев поднимается по моему горлу и омрачает
слова. — Зачем они это делают? Ты идеально подходишь для компании. Ты радушно
принимаешь людей. Я видел тебя там и знаю это. У тебя очень хорошие успехи с
испанским языком, они должны видеть твои улучшения по сравнению с тем, когда ты
начинала.
Она пожимает плечами, как будто ее покинула всякая надежда.
— Я думаю, нет. Патрис что-то говорила о времени, которое требуется для визы, чтобы ее получить. Они помнят, что в прошлый раз это заняло месяц или два, и что они
привыкли нанимать людей с ЕС. Меньше документации.
Я вне себя. Выпрямляюсь и складываю руки, оглядывая комнату, как будто она
даст мне ответы.
— Ну, они не могут оставить тебя в таком подвешенном состоянии. Тебя
официально уволили?
— Нет, — говорит она. — Патрис сказала, что сообщит мне за несколько недель. Я
предполагаю, что они хотят еще немного разобраться в этом. Я знала, что должна была
что-то заподозрить в самом начале, когда разрешение взяли только на шесть месяцев. Я не
знаю, хотели ли они вообще меня видеть дольше, чем на испытательном сроке.
— Но, Вера, ты была с ними почти год, здесь явно что-то не то. Они же не могут, как бы ты сказала... издеваться над тобой?
— Или трахают мой мозг.
— Они не могут трахать твой мозг или что-нибудь подобное, — говорю я ей, и
начинаю идти к двери.
— Куда ты собираешься? — она быстро выкрикивает, поднимаясь на ноги.
Я хватаю телефон с тумбочки, бросив на него взгляд прежде, чем положить его в
карман. – Я собираюсь поговорить с Патрис.
— Нет, Матео, — говорит она и босыми ногами бежит ко мне. Затем хватает меня
за руку и смотрит умоляюще. — Пожалуйста, не надо. Это не твоя проблема.
Я недоверчиво расширяю глаза.
— Это не моя проблема? Моя, Вера. Ты – моя возлюбленная, мой друг, мое все. Но
чтобы быть здесь прямо сейчас, ты зависишь от них. Я не позволю им забрать тебя у меня.
Она сочувствующе улыбается.
— Я знаю. Но есть и другие способы. Я пойду на другую работу.
— Когда разрешение официально заканчивается?
— Пятого сентября.
— Ты найдешь другую работу в течение двух недель? Я даже не знаю, получится
ли так. Ты не можешь просто перенести разрешение с одной компании на другую.
Она вскидывает руки.
— Тогда я буду работать скрыто на кого-то, пока они не дадут мне новое.
Я не могу не покачать головой. У меня плохое предчувствие в сердце, как будто
кто-то кинул камни туда.
— Это рискованно. Если тебя поймают, то депортируют.
— Значит, не поймают.
Я хватаю ее за руку.
— Ты знаешь, я был бы более чем счастлив, чтобы заботиться о тебе.
Я говорил ей об этом много раз, что она не должна работать, что может делать все, что ей угодно, а я буду заботиться обо всем. Но это, кажется, только злит ее.
— Но я бы до сих пор была здесь незаконно, если бы ты сделал это, — говорит она.
— По крайней мере, таким образом у меня есть шанс. Во всяком случае, может быть, они
не позволят мне уйти. Я просто буду работать очень усердно на них. Докажу, что я лучше.
Я восхищаюсь ее упорством и могу только надеяться, что это будет так легко. Тем
не менее, я хочу поговорить с Патрис. Но, возможно, сейчас не самое лучшее время, когда
я рассержен, и, вероятно, скажу то, о чем потом пожалею. Лас Палабрас, может, и свел
нас, но будь я проклят, если они будут теми, кто разлучит нас.
— Ты хочешь, чтобы я остался дома сегодня вечером? – спрашиваю я ее. — Мы
могли бы выпить немного вина, сходить в кино?
Она потирает губы и быстро качает головой.
— Нет. Ты очень долго не видел своего товарища Бона. Я просто позвоню
Клаудии, и мы пойдем куда-нибудь. И что это за имя такое, Бон?
— Это сокращенно от Бонавентура, — говорю я. — Его мать была француженкой.
И очень странной. Использующей пудру для своего лица с голубоватого кукурузного
крахмала, по словам Бона.
Я вырос с Боном, который жил по улице ниже от нашей в Мадриде, хотя в эти дни
он только приезжал время от времени. А так он — внештатный фотограф, как правило, для некоммерческих организаций, для которых бродит по тропическим лесам или
отдаленным деревням.
— Я действительно не хочу оставлять тебя так, — говорю я ей, притянув к своей
груди и оборачивая руки вокруг нее. — Я ненавижу проблемы, которые не могу сразу