Страница 3 из 94
― Ты изменился, Эв.
Лицо Эва приняло странное выражение, которое нельзя было принять ни за согласие, ни за возражение. Аранан понял, что перестарался.
― Ты тоже изменишься, Аранан. Политика очень быстро охладит твой энтузиазм, ― проговорил Эв негромко, крепко сжав его плечо. На мгновение за маской уверенности промелькнуло его истинное лицо. ― Скажи спасибо, что тебе удалось избегать ее так долго. А теперь тебе придется заботиться о чести твоей гильдии, а не о собственных удовольствиях. Выше нос, Три-А, ― добавил он, заметив, как Аранан нахмурился. ― Рад был увидеться. Мне пора идти, ― оттопырив палец, Эв указал бокалом куда–то в сторону, ― там вон гесслианский делегат скучает в одиночестве, и я собираюсь напоить его как следует и мучить до тех пор, пока он не подпишет отличнейшее торговое соглашение с моим домом. Я очень извиняюсь, но мне не так часто удается поймать кого–то из пришлых, поэтому я стараюсь не упускать ни одного шанса. Чего и тебе советую.
Эв сделал Аранану ручкой и направился прочь, лавируя между киборгами в алых одеждах и блистательными главами гильдий с ловкостью прирожденного маклера. Аранан проводил его мрачным взглядом. Однако он очень быстро пожалел, что не последовал совету Эва и не попытался войти в роль как следует, когда от тяжких раздумий Аранана отвлек Девен Терр. Техногильдия Терр Кир уже не первый год пыталась выкупить у Адрина–старшего контрольный пакет акций завода по производству шепторезов. Теперь, когда отец умер, отбиваться от предложений Терра предстояло Аранану. Девен никогда ему не нравился.
Аранану не хватило хитрости, чтобы избежать разговора с Терром, но, к счастью, при этом хватило упрямства, чтобы не позволить противнику себя запугать. Пока тянулась их бесконечная беседа, Аранан смотрел то на официантку, подававшую напитки, то на музейный хронограф, а на Девена Терра он едва обращал внимание.
Хронограф раздражал его практически так же, как и Терр. Циферблат хронографа, почти такой же большой, как и луна Ликей, был покрыт аляповатыми рисунками и надписями, которые искусствоведы называли «примитивизмом». Аранану они казались детскими рисунками. Поговаривали, что этим рисункам была не одна тысяча лет, но Аранана это мало волновало. Хронограф угнетал его своим видом, отсчитывая секунды его жизни, упрекая его за то, что он тратит их так бездарно. Конечно, хронограф показывал старое киаварское время. Поскольку старую систему мер вытеснила имперская, хронограф служил еще одним оскорблением Механикум. Впрочем, для Аранана осуждение, читавшееся в этих цифрах, перевешивало все демонстрируемое неповиновение. Будь его воля, он бы разбил хронограф молотком.
Терр, наконец, сообразил, что Аранан не собирается расставаться с семейным состоянием. Уходя, он настоятельно пригласил Аранана зайти как―нибудь позже на обед, чтобы продолжить переговоры. Аранан в ответ промычал что–то эдакое, что он, мол, попросит заместителя своего секретаря связаться с заместителем секретаря Терра, а про себя поклялся, что даже близко к этому человеку не подойдет, если только его не заставят.
Когда Терр ушел, Аранан скрылся за буфетной стойкой.
Спустя еще один утомительный час начали расходиться первые гости. Прибытие и отъезд на таких приемах подчинялись строгому распорядку. Теперь Аранан мог уехать, не привлекая к себе внимания. Облегченно выдохнув, Аранан нашел предлог покинуть прием и вызвал свой гравикар к парадному подъезду.
Закон о рабовладении был одним из первых законов, принятых на Киаваре. В схолах Киавара учили, что так и должно было быть. Во время домашнего обучения Аранан слышал, что так называемый Спаситель заставил гильдии капитулировать, уничтожив ядерными ударами четыреста тысяч человек.
Последовали большие волнения, из которых выросла новая конституция, хотя на самом деле мало что поменялось. Одетые в одинаковую форму слуги маячили в пределах видимости, готовые исполнить любой каприз глав гильдий. Когда Аранан сбежал с приема, из потайных комнат явились мужчины и женщины, чтобы помочь ему отряхнуть камзол и накинуть на плечи плащ из шкуры инопланетного животного. Консьерж непреклонно сдерживал очередь из менее богатых гостей, желавших покинуть прием, пока Аранан не ушел. Гардеробщиков незаметно сменили другие слуги, пришедшие, чтобы проводить Аранана к его угольно–черному лимузину. Машина была баснословно дорогой, а в ее утробе прятались те же двигатели, что поднимали в воздух и шепторезы ― комплект импеллеров, способный поднять десять космических десантников в полной броне на высоту, достаточную для полета, без проблем мог поднять на метр в воздух и наземную машину, даже такую большую и богато украшенную, как лимузин Аранана Адрина.
Аранан по–простому плюхнулся на заднее сидение и кинул парковщику монетку. Тот попытался было что–то сказать, но Аранан демонстративно поднял стекло, не пропускавшее ни единого звука.
Укрывшись в своем островке роскоши, Аранан почувствовал себя лучше.
― Хорошо ли вы провели вечер, сэр? ― голос водителя прозвучал несколько странно, но Аранан решил, что это от холода.
― Нет, Распук Кив, не хорошо, ― ответил он, подняв глаза на экран из тонированного глассита, скрывавший водителя. Сквозь экран остроконечная шапка водителя выглядела неясной тенью, руки крутили руль. Аранан почти ничего не знал о своем водителе и не видел ничего, кроме силуэта за экраном, и все же часто с ним беседовал. Тонированный глассит дарил некую анонимность, словно в церковной исповедальне.
― Когда я был моложе, то на вечеринках было куда веселее. Теперь все изменилось, ― проговорил Аранан. ― Теперь никакое веселье мне не светит. ― Он постучал по экрану, словно подкрепляя свои слова.
Веселье кончилось, когда умер отец, оставив Аранана в нежном возрасте двадцати девяти лет на милость политики ― вернее, того, во что она превратилась после подписания соглашений.
― Я помню те времена, когда вечеринки еще были вечеринками, ― продолжил Аранан. ― Мы пили, танцевали и ухаживали за дочерями других технодомов. А что осталось теперь? Бесконечные унижения перед Механикум. Вот все, что из себя представляют эти приемы и аперитивы перед театральными представлениями ― убогие бокальчики теплого вина и крохотные канапе, ― буркнул он себе под нос. ― Да я уже и забыл, когда последний раз на званом обеде пользовался ножом и вилкой! И с девушками знакомиться я не рискую ― они там все шпионки!
Аранан развалился на сидении поудобнее, раскинув руки на спинке. Машина была рассчитана на то, чтобы с максимальным комфортом перевозить до восьми человек, но в последние дни Аранан всегда ездил один.
Он зло наблюдал за тем, как ярко–желтые блики от уличных фонарей скользят по черному металлу лимузина, словно капли машинного масла. Вдали от культурного центра Киавар показывал свое истинное лицо ― прагматичное и уродливое. Это еще больше расстроило Аранана.
― Я не для этого родился. Не для бизнеса. Пусть эти проклятые Механикум забирают его себе.
― Как скажете, сэр, ― откликнулся Кив.
Аранан раздраженно фыркнул и вытащил бутылку «Воды Жизни» из встроенного холодильника. Там всегда лежала новая, запечатанная бутылка, независимо от того, сколько он отпил из предыдущей ― а он всегда отпивал хотя бы немного. И после каждого приема в бутылке недопитого оставалось все меньше. Если так пойдет и дальше, то ему скоро придется класть в холодильник по две за раз. Звяканье льда в бутылке приподняло ему настроение, а холодный алкоголь, обжегший горло, поднял его еще сильнее.
Закончив на этом разговор с водителем, Аранан переключил внимание на напиток и тоскливые городские пейзажи Киавара, раскинувшиеся вокруг.
Как гильдиец, Аранан обладал определенными привилегиями. Его машина с гулом неслась по гладким поверхностям выделенных полос, оставляя позади угловатые служебные машины, развозившие рабочую силу по заводам. По широким грузовым путям, разделявшим общественные и служебные трассы, с грохотом ползли огромные тягачи, их громадные колеса поддерживали трейлеры размером с целый дом. В крохотных кабинах, располагавшихся на самом верху массивных тракторов, сидели сервиторы. Аранан слышал мелодичное позвякивание их механизмов, когда его лимузин проносился мимо тракторов.