Партизан.Ру

Олег, дивясь, взял потёртый АКСУ, вспомнил, чему учили на военных сборах и, отстегнув магазин, передёрнул затвор. На мох вылетел патрон — магазин был полон. Олег вернул магазин на место и поставил на предохранитель. Ну, дела!

— Он что у тебя, медведь, дрессированный? — спросил он.

— Это ты — дрессированный. А мы с Топтуном просто друзья.

— И что, правду говорят, что ты язык зверей понимаешь?

— Чего ж тут непонятного? У них язык простой. Вас трудно понимать. Животные всегда говорят правду. Люди всегда лгут. Говорят одно, думают другое. А делают третье. У зверей этого нет…

— Нет, врёшь, — думал про себя злорадно начальник Верхопышемского РОВД Иван Ильич Совков, деланно позёвывая на Чаплинском инструктаже. — Эту ведьму в монастырь помелом не загонишь. Бандгруппа, может быть, и правда там скрывается — чёрт их поймёт, этих попов, за кого они на самом деле. А ведьма — нет! Ведьма в лесу осталась.

ОМОНовцы, получив инструктаж и выданные Чаплиным под расписку ампулы, затопотали к машинам, поднимая пыль тяжелыми берцами. А Совков направился к своему приятелю — директору охотхозяйства Гномову. Оттуда вышел, воровато озираясь, с длинным чехлом под мышкой. В машине развернул необычное ружьё, разобрался в конструкции. Плохо, что однозарядное. Пять капсул к нему — Гномов сказал, лося валит. На карте-километровке отметил, послюнив карандаш, место в лесу, где закончился сигнал навигатора, перед тем, как неожиданно всплыть в Белозерье. Вот здесь, значит, она, сучка! Чаплин проворонил момент перемещения, но ясно было, что банда перебралась туда за ночь на машинах.

Вернувшись в кабинет своего зама — в его собственном по-хозяйски обосновался Чаплин — Иван Ильич вызвал старшего опера Соколова — угрюмого, цыганистого обличьем, костолома, и молодого, с румянцем во всю щёку, сержанта Пронькина.

— Что-то ты у нас, Соколик, в капитанах засиделся, — с деланным сожалением произнёс Совков. — Не находишь?

— Так взыскания ж, товарищ подполковник…

— Взыскания… А ты не нарушай! Беспредельничаете сами, а потом про вас в газетах марают. А ты, Пронькин, как — ещё не женился?

— В общаге какая женитьба, — вздохнул Пронькин, краснея.

— В общем, так, орлы. Поедете со мной на спецзадание. Секретное! Государственной важности. Если вернёмся с победой — быть тебе, Соколов, майором. А тебе, Пронькин, коттеджик выделим из фондов. Ну, а меня, наверное, в область переведут, в аппарат управления… А то и повыше, — размечтался толстый Совков — аж в пот кинуло.

— У тебя, Соколов, в сейфе по делу о наркоманах вещдоки сохранились? Или всё уже употребил?

— Обижаете, Иван Ильич. Мы исключительно по водочке.

— Ну тогда неси всё сюда — мухой! А ты, Пронькин, возьми в оружейке два автомата — да по паре рожков к ним. Выезжаем через полчаса — я пока перекусить успею.

— Чаплину не отдам ведьму, — чавкая домашними пирогами, размышлял Совков, — хрена ему обломится. Сам в область повезу!

ГЛАВА 17

Хотя командирские часы Совкова показывали всего десять часов утра, солнышко сквозь жестяную крышу «УАЗ» а жарило не скупясь, по летнему. Когда свернули с большака на еле приметную лесную колею, Иван Ильич вытер платком потный загривок и, глянув в карту, скомандовал: «Стой!»

До места назначения оставалось километра четыре. В самый раз, чтоб всосалось. Охотники на двуногую дичь вылезли на обочину. Совков раздал своим подопечным одноразовые шприцы и первым, обломив носик ампулы, засосал через иглу содержимое. Пронькин услужливо затянул на его мясистом бицепсе жгут, и Совков, морщась, ввёл себе в вену препарат. В глазах замелькали розовые мухи, и ни разу прежде не испытанное блаженство мягкой волной поднялось снизу живота и взорвалось в голове, сделав мир вокруг хрустальным и звонким. Захотелось дурачиться, скакать на одной ножке и кувыркаться в зелёной мураве.

— Товарищ подполковник, вам нехорошо? — раздался откуда-то из нереальности голос Соколова.

— Мне просто замечательно! Давайте быстрее. Квинтер-сфинктер-жаба! — выкрикнул толстый подполковник и закатился тонким детским смехом. Подчинённые опасливо переглянулись, но приказ есть приказ — они по очереди ввели друг другу наркотик в вену, после чего сержант Пронькин, ощутив себя могучим и неустрашимым героем, отрешённо сел медитировать в позу лотоса прямо на небольшой муравейник, а Соколов остался стоять, угрюмо и недоверчиво прислушиваясь к происходившим внутри него изменениям. Через несколько минут приход у всех закончился, оставив лишь парящую лёгкость во всём теле и пустоту в голове, да ещё муравьёв в штанах у Пронькина. Они молча, на полуавтомате, влезли снова в свой «УАЗ», и Соколов дал по газам.

Вскоре лес стал реже, и впереди сквозь ветви начали показываться клочки слепяще-синего неба. Мелькнула крыша какого-то низенького ветхого строения.

— Тормози! — скомандовал Совков, и, подхватив с сиденья ружьё, выбрался из машины. Зарядил сонную капсулу, вскинул ружьё к плечу, примериваясь к незнакомому оружию. Как и всё районное начальство, был завзятым охотником. «Ничего, прикладистая штука. Бог даст, не промажу…»

— Пристегнуть магазины, снять с предохранителя! — скомандовал подполковник, продолжая ощущать высокую звенящую ноту в голове. — Соколов, обходи слева, Пронькин — справа. Первыми огонь не открывать. И ни в коем случае не стрелять в девку. Она — моя!

Когда подчинённые исчезли за кустами, Совков, на всякий случай расстегнув кобуру на поясе, крадучись, перебежками стал приближаться к поляне.

— Тс-с! Молчи. Кто-то идёт, — Индига зажала Олегу рот своей узкой ладошкой, и он не удержался, слегка куснул её, играя, зубами. Но она не приняла игры, глянула строго.

— Да дед твой, наверно, из лесу вернулся, — шепнул он, но девушка молча отрицательно мотнула головой. Олег на всякий случай снял со спины автомат и холодок пробежал у него по спине. «Калашников» в руке ощущался каким-то чужеродным опасным предметом. «Я ж и стрелять-то толком не умею. На сборах даже в мишень ни разу не попал» — тоскливо подумал он и, глянув на предохранитель, перевёл его на стрельбу очередями — для надёжности.

— Ты лучше спрячься, — шепнула ему Индига. — В меня-то они стрелять не будут.

Совков, с ружьём наперевес, ногой распахнул дверь избушки и, на секунду ослепнув от полумрака, повёл стволом по углам:

— Никому не двигаться! Вы окружены, — он попытался изобразить голосом интонацию Глеба Жеглова.

Ответом ему была тишина. Когда зрение вернулось, он разглядел на нарах в углу лежащую женщину. Её лицо показалось ему знакомым. Женщина, на вид лет сорока, глядела на него не отрываясь огромными светлыми глазами, и Совков под этим странным взглядом неожиданно смутился.

— Вы кто? — спросил он, почему-то шёпотом.

— Не узнаёте? Я жена Виктора Петровича. Вдова… — поправилась она.

— Почему вы здесь? Они вас похитили?

— Да. Я так ждала вас… Спасите меня!

— Конечно, конечно. Но сначала надо покончить с бандой.

— Никого нет. Все уехали, — женщина говорила слабым, бесцветным голосом, но он отзывался сладкой музыкой в ушах Совкова. Нежданно-негаданно одним выстрелом — да двух таких жирных заек! Спаситель жены олигарха, хотя и районного масштаба! Это дорогого стоит. И банда, слава богу, убралась. Пускай с ними ОМОН воюет. А умные люди снимают пенки и сливки — хо-хо!

— А девка-колдунья с ними уехала? — спросил он вкрадчиво.

— Не знаю. Она меня чем-то опоила. Я ничего не знаю. Всё время спать хочется…

— Ну, ничего, держитесь. Я за вами скоро вернусь. «А дамочка ещё ничего… Вот бы жениться на ней… Как-никак спаситель! А со своей тумбой разведусь, тфу на неё…», — запрыгали в одурманенной голове лихие мысли-скакуны. Совков выскользнул из избушки и, плюхнувшись на живот, неуклюже пополз от куста к кусту, огибая поляну по широкой дуге.