Страница 23 из 25
На Рождество Крестителя Господня Иоанна к патриарху на Троицкое подворье приехал архиепископ Иоасаф Крутицкий. Он последнее время сильно болел, но теперь был бодр и светился счастьем.
– Есть чем порадовать ради праздничка! – говорил он, целуя святейшего. – Скоро! Совсем уже скоро!
Извлек из тайничка в наперсном кресте клочок бумаги. Написано было бисерно, пришлось прибегнуть к увеличительному стеклу.
В Ставрополе состоялся Поместный Собор Юга России. Антоний (Храповицкий) проклял большевиков. Председательствовал на Соборе архиепископ Ставропольский Агафодор. На открытии был Деникин. Приветствовал духовный меч, поднятый против врагов Родины и Церкви. Собор лишил кафедр архиепископа Екатеринославского Агапита (организовал Украинскую автокефалию) и епископа Кубанского Иоанна за сочувствие советской власти.
– Первая радость, – сказал Тихон, – владыка Антоний жив-здоров. Вторая – нас хотят вызволить из плена безбожников. Но что совершенно изумительно: преосвященный лишен должности за любовь к власти безбожника Ленина!
Святейший пригласил Иоасафа на обед.
Были Иларион да келейник Яков Анисимович. Подали щавельные щи, а к ним по яичку. На второе мятую картошку без масла. Вместо чая кипяток с ломтиком сотового меда и чашка земляники.
– Хлебушек у нас, конечно, того! – сказал святейший. – С мякиной. Но другого при нынешней власти не бывает.
– Зато бывает, что совсем ничего не бывает! – пошутил Яков Анисимович.
Иоасаф изумился убогости патриаршего стола, но ничего не сказал. Решил поговорить с торговцами Сухаревского базара.
За столом святейший спрашивал Иоасафа о церковных братствах, как воспринята кампания надругательства над мощами.
– Разговоры об одном: всем соединиться в этакую всерусскую цепь. Если власти попытаются уничтожить какое-либо звено, вся цепь должна немедленно приходить в движение.
– Опять мечтания! – вздохнул Тихон. – На большевиков смотрят? Но они заговорщики с полувековым стажем.
– Кто-то очень хорошо написал! – вспомнил Иларион. – Одна головешка и в поле не курится, а вот две-три сами разгораются и зажигают сырые поленья.
– Да разве мы не едины! – Лицо святейшего было такое усталое. – Власти измываются над мощами, гогочут, а народ тысячами на колени встает, плачет, молится. Так всюду. Вот единая цепь… Крестные ходы, какие были в прошлом году! Подобного Россия за тысячу лет православия не видывала. Это всем цепям цепь…
– У нас молитвы, а у них пулеметы, – сказал Иоасаф.
– Генералов с пулеметами красные бьют, но они и на молитву посягнули. Может быть, и неумышленно – по великой наивности своей – они делают все, чтобы поднести сатане земной шар.
– Это большевики-то наивные?! – воскликнул Иоасаф.
– Но они же строят на земле рай. Безбожный, человеческий. Если мы не отстоим мощи сегодня, завтра у нас отберут храмы. И народ.
– Но что предпринять радикального?! – разволновался Иоасаф.
– Сегодня принесли листовку из типографии Рябушинского, – вспомнил Иларион. – Позвольте, святейший, показать. Там вас поминают.
– Значит, тройка мчится, тройка скачет, вьется пыль из-под копыт… Скоро будут с обыском, – пошутил Тихон.
– Ох, святейший! – Иоасаф перекрестился.
Листовка была задиристая. «Неужели, православные, вы останетесь глухи и немы к происходящему? – писал анонимный автор. – Неужели вы позволите людям, захватившим власть на Руси, так издеваться над нами и лишать нас всего святого, без чего, как говорит постановление нашего Собора, и сама жизнь теряет для нас всякую цену. Пора! Пора! Объединимся без промедления. Объединимся! Так зовет нас всех святейший патриарх».
– Сейчас с обыском прикатят. Не они ли сапогами грохают?
Владыка Иоасаф оглянулся на дверь, побледнел.
– Неужто вы еще не привыкли? – Глаза святейшего смеялись. – А мы с Яковом Анисимовичем да с архимандритом скучаем, когда их долго нет.
– Господи, какие шутки теперь! – Иоасаф закрыл лицо руками.
– От страха, владыка, тоже устают, – сказал Тихон. – Единение, говорите? Несчастье, казалось бы, общее для всякого человека в России, вместо того чтобы сплотить народ – расшвыряло его по сторонам. Ожесточило. Каждый против каждого… Нет государства, развалилось. Народа тоже нет. Есть ожидающие спасения, ищущие спасения, спасающие и те, что им противостоят. Остается вера. Вера не только объединяет. Она суть России. «Старой России», – говорят большевики. Душа, полная любви к народу и Отечеству, большевикам ненавистна. Им нужна табула раса – чистая доска, чтобы написать свои письмена…
– Поразвеялась моя веселость, – признался Иоасаф, прощаясь. – Святейший! И все-таки насчет Поместного Собора Юга России, вы благословите его?
– Еще раз озлобить власти? На праведные слова нам отвечают расстрелами… Вы, владыка, обещаете скорое наше избавление от плена вавилонского. Вот и подождем.
Смирение
В праздник обретения чудотворной иконы Пресвятой Богородицы во граде Казани святейший Тихон обратился к народу с очередным посланием. Призвал «к терпеливому перенесению антихристианской вражды и злобы». Ибо видел: «Разрастается пожар сведения счетов… Вся Россия – поле сражения!»
Святейшему хватило сил и духа взять под святую свою защиту евреев, которые из гонимых превратились в гонителей, ибо власть в России была теперь у них: «Православная Русь!.. Не дай врагу Христа, диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг твоего исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы – это торжество твоих врагов. Помни: погромы – это бесчестье для тебя, бесчестье для Святой Церкви!»
К райскому миролюбию звал, не сомневаясь в сатанизме властителей. «Мы содрогаемся от ужаса и боли, – писал святейший, – когда после покушений на представителей нашего современного правительства в Петрограде и Москве, как бы в дар любви им, и в свидетельство преданности, и в искупление вины злоумышленников воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям, и безумные эти жертвоприношения приветствовались восторгом тех, кто должен был остановить подобные зверства».
Слово патриарха сияло небесной чистотой, когда он просил народ, измученный насилием и поруганием, о смирении:
«Чадца мои! Все православные русские люди! Все христиане! Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать в твои, Православная Русь, руки меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, – отбрось далеко, так, чтобы ни в минуты самых тяжких для себя испытаний и пыток, ни в минуты твоего торжества, никогда-никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу, не умела бы и не хотела бы найти его».
Сказать «не убий» легко, когда никто никого не убивает. Но вот нож приставлен к груди, глаза нападающего бессмысленны, а тебе твердят – «не убий». За такие призывы надо ответ держать. И святейший был готов отстоять свою голубиную кротость. Белая армия Деникина теснила красных, но белизна высокой идеи уже по самое горло окунулась в кровь истребления. Великая Россия на глазах всего мира убивала себя.
Святейший Тихон, как стена света, поднялся над Россией, защищая жизнь от смерти. И прогневил! Не только жаждущих реванша и отмщения – саму тьму.
На четвертый день после призыва к миру, к истине в православном храме на него напала с ножом женщина.
Был праздник иконы Божией Матери Троеручицы. Некогда Благодатная прирастила отсеченную палачом руку преподобному Иоанну Дамаскину. Не допустила и теперь свершиться злодеянию. Нож только слегка ранил святейшего, кожаный пояс защитил.
Покушавшаяся на жизнь патриарха Пелагея Кузьминична Гусева народным судом города Москвы была признана невменяемой. Она почитала себя посланницей Бога, призванной покарать гордых сатанинских вождей, и таким вождем для нее был Тихон. Судебное дело прекратили, Гусеву отправили на излечение.