Страница 8 из 10
– Возне…
– Чш-ш-ш… – Ее пальчики легли на мои губы. – Не надо. Да… А потом я разулась и прыгала по припаркованным машинам. Сигнализация на каждой ка-а-ак закричит! Я прыгаю по машинам, а он прыгает внизу и кричит свои стихи.
– По капотам, что ли?
– Ага. Слушай, зануда, я тебя не просто так сюда привела. В этом ресторанчике лучшее в Москве тирамису. Хочешь ложечку?
– Нет.
– Обиделся? Ну и дурак.
– Понятно, – сказал я.
– Точно дурак.
– Любому управленцу известно, что в молодой компании все ходят в джинсах, бредят проектами, вкалывают twenty four seven и смеются. Заматерев, хищная компания обзаводится роскошным офисом с двух-, трехъязычными амбициозными телками, заводит строгий дресс-код, а в умирающей компании совет директоров начинает свое заседание с обсуждения дизайна мраморной лестницы у главного входа…
– Все обсуждают? – Валерия Игоревна скучала возле кофемашины.
– Да.
– Хочешь яблоко?
– Нет. Спасибо. Ты что же, одно яблоко на целый день? И кофе, и сигареты?
– Слушай, зануда. Я. Не. Хочу. Толстеть. Понятно? Ты лучше скажи, они точно хотят мраморную лестницу? Ты не шутишь?
– Нет. Совершенно точно. Мраморную лестницу. Пятнадцать лет холдингу. Круглая дата. Круглая смета на ремонт.
– Они с ума сошли? Ты же сам говорил – из пятнадцати три дочерние компании бунтуют. Ты же сам говорил, что там по нефтянке косяки.
– Они акционеры. Хозяева. Тратят на себя. Мир, дружба, жвачка.
– Ты хочешь сказать, что я должна составить смету, найти подрядчиков и сделать им эту ебаную мраморную лестницу?
– Совершенно верно.
– Они охуели. Они совершенно охуели. Они же убьют в компании все живое. Ты понимаешь? Тебе-то хоть понятно?
– Понятно, – ответил я.
– Булочная. Лера, почему ты так странно говоришь – «булошная»?
– Потому что дожжжь.
– Дождь же.
– Дожжжь.
– Ты же не москвичка. Зачем тебе это?
– А ты зануда. Теперь – москвичка. Так надо. Ты что, не понимаешь, что здесь все друг друга знают? Сразу определяют, кто откуда.
– Знают?
– Конечно. Меня по свекру знают. А ты никогда не будешь своим.
– Свекор… Ты говорила, он же из Конторы.
– Слушай, чего ты морщишься? В разведке тоже люди работают. И я скажу тебе, заруби себе на носу – там работают очень хорошие люди.
– Вполне допускаю.
– Вот и умничка.
Валерия Игоревна Потоцкая, дочка главного инженера N-ского машиностроительного завода, приехала в столицу из Хабаровска и, как и положено умной девочке, больше общалась, чем училась. Она быстро вышла замуж за влюбленного в нее по уши хорошего мальчика из хорошей семьи, отец-генерал организовал сыну «двушку» на Мосфильмовской, жизнь потекла своим чередом, потом Большая страна приказала долго жить, свекор кого-то не того поддержал в 93-м, попал в опалу, потом еще какие-то были неприятности по работе с нелегалами, инсульт, похороны, старший брат мужа быстро поднялся по компьютерам, что-то по безопасности, но младшего к себе не брал. Валерия Игоревна и в мебельных салонах работала, и за переводы бралась, чтобы любимого сына Сашку прокормить в лихое время, и чем только не занималась, пока муж ковырялся с компьютерами. Потом звезды над башнями Кремля повернулись нужным образом, Контора вспомнила, муж «попал в струю», вернее, «в трубу», и все получилось здорово.
– Он тюфяк. Говорит, что я молодость провела у барной стойки. А сам не научился полотенца после душа на полотенцесушитель вешать. Я ему и так говорила, и эдак. А он – все не умеет полотенца вешать. Полотенца сырые. Пахнут. Настоящий тюфяк.
– Кто?
– Мой муж. Чего молчишь, зануда? Отвечай, а то как врежу больно.
– Не знаю, что сказать.
– Ты хитрый. И чего я с тобой вожусь?
– Не знаю.
– Сволочь.
– Понятно, – сказал я.
– Обиделся?
– Ни капельки.
– Ладно, Гришка. На следующее лето я буду тебя учить на роликах гонять.
– Хорошо, Григорий Алексеевич, значит, договорились. К следующему совету директоров подготовьте, пожалуйста… – Вовчик издал какой-то клекот и сбился с мысли.
Мимо нас прошла Валерия Игоревна, очень замороченная предстоящим «мраморным подвигом», кому-то выговаривая по мобильному. Э-э-э… Нет-нет, все было правильно и даже чудесно – на мужской взгляд. В то жаркое лето в моде было все белое, но… То ли ткань была такая, то ли освещение, но белые брючки обтягивали попу Леры столь чудесным образом, что белые стринги светились сквозь предательскую ткань.
– Владимир Арсеньевич? – совершенно по-хамски прервал я разлет мыслей Вовчика.
– А? Ну да. Короче. Подготовьте. Да. Сейчас. У меня срочный звонок.
И Вовчик, с совершенно потусторонними глазами, пошел вслед за плавно удалявшейся Валерией Игоревной.
Я догадался не засмеяться.
– А сейчас!.. – Массовик-затейник кричал на весь ресторан. – А сейчас! Конкурс! Нам нужны молодые крепкие мужчины! Главный конкурс! Нашему замечательному холдингу пятнадцать лет!
– Гришка! Давай! Сможешь? Ты выиграешь! Ну, давай! – В ее глазах плясали те самые огоньки – огнем и мечем1 Лера не собиралась никого брать в плен. – Давай, зануда!
– Я зануда?!
– Ты!
– Та-а-ак! Та-а-ак! – вопил «массовик с вот таким затейником». – А сейчас! Сейчас – у нас есть три богатыря! Держите. Вот, каждому по мешку. Дорогие наши гости! Сейчас три наших богатыря покажут нам молодецкую удаль! Принесут нашему царю… – Пьяненький Вовчик в царской короне восседал на импровизированном троне во главе огромного стола. – Принесут нашему царю! Полный мешок подарков! Кто первый наберет мешок, тот и победит! Раз! Два! Давайте, гости дорогие, давайте на весь «Царев сад»! Раз! Два! Три!
И Сашка-главбух побежал набивать огромный мешок апельсинами, какими-то салфетками со столов, которые ему пихали девчонки из финансового департамента, и Рауф, технолог по нефтегазу, побежал к своим – ребята из Альметьевска начали снимать пиджаки, запихивать в мешок… А я подошел к Валерии Игоревне и положил мешок перед ней:
– Полезай.
– Я?
– Быстро!
– Ты сумасшедший?
– Да.
Мешок ей на голову, на плечо, и на счет «двенадцать» я уже стоял посреди зала. Затейник охнул и перестал орать. Вовчик удивился. Удивились все. Только Валерия Игоревна беззвучно хохотала.
В мешке.
На моем плече.
Такси остановилось недалеко от ее дома. Мы вышли. Легкий снег наполнял желтые лучи фонарей какой-то тихой, кружащейся радостью. Было слышно, как шепчут снежинки, раскрашивая город всеми оттенками предновогоднего белого счастья.
– Ты сумасшедший. А я пьяная. А ты – су-ма-сшед-ший Гришка.
Ее шубка пахла духами.
На остановке какая-то женщина поддерживала очень толстого дядьку:
– Сережа. Как ты, Сережа?
– Все хорошо, мама.
– Сережа? Может, «скорую»?
Вдруг мужик айкнул и завалился на снег.
– Се-ре-жа! Сереженька! Люди!
Мы бежали к ним.
– Гришка! Сделай же что-нибудь!
Мужик быстро темнел, становился бурым, потом фиолетовым, я все пытался запустить его сердце, дышал его свекольным запахом, его слюнями, давил на грудину, от меня шел пар, я слышал все через вату в ушах, визг женщины, Лера что-то кричала в мобильник, снег таял на моей шее и потом перестал таять на лице Сергея…
– Ничего, ребята. Вы ничего не могли сделать. – Врач был спокоен как удав. – Ничего. Так бывает. Ладно. Мы его заберем. Поможете поднять. Он страшно тяжелый.
1
Намеренный полонизм, отсылка к знаменитому польскому сериалу Ежи Гофмана Ogniem i mieczem.