Страница 5 из 10
Лето, середина июля. Как выражаются метеорологи, воздух прогрелся примерно до тридцати градусов выше нуля. По Цельсию.
Выглядел человек удивительно. Очень низенький, примерно метр пятьдесят, полный, шаровидного телосложения. Зимняя куртка-пуховик, теплые шерстяные штаны, огромные бесформенные ботинки, шерстяная кепка. За спиной – гигантских размеров башнеобразный рюкзак, возвышающийся над головой примерно на полметра. Общая высота рюкзака сопоставима с ростом его обладателя.
Рядом стояла пожилая женщина.
– Видишь, не пускают тебя. Ладно, пойду я, идти мне надо.
И ушла. Человек остался один.
Он стоял в очень неудобном месте, в заполненной песком щели между краем разбитого отбойными молотками асфальта и бордюрным камнем. Пытался было продвинуться туда или сюда – и натыкался то на край асфальта, то на бордюр, чуть не падал, тыкал туда-сюда своей железной палкой.
– Помогите, – сказал человек. И еще несколько раз сказал: – Помогите.
Потом крикнул:
– Помогите! – И еще несколько раз крикнул.
Надо было помочь человеку, хотя и не хотелось этого делать, были совсем другие планы, надо было осмотреть город, познакомиться с его достопримечательностями, и так далее. Ну, что делать.
Подошел. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у человека нет глаз, веки сомкнуты над пустыми глазницами и из щелочек торчат редкие короткие ресницы. Рот у человека все время открыт, во рту розовеет язык. И запах. Не то чтобы очень сильный, но свидетельствующий о том, что человек достаточно долгое время носил, не снимая, свою одежду на жаре.
– Вам помочь?
– А? Что?
– Помочь вам?
– Что? Не слышу!
Практически на ухо:
– Помочь вам? Куда надо ехать?
– Мне… эта…
Говорит так же плохо, как и слышит. Шепелявит. Пошарил рукой в пространстве, цепко и сильно ухватился за локоть, рукав, руку:
– Мне в облсобес. В это, в защиту. Помоги.
В облсобес.
– Как туда ехать?
– Что?
– Ехать на чем?
Неожиданно отчетливо:
– Туда идет пятый троллейбус и тридцать второй автобус.
– А остановка какая?
– Не знаю, сынок. Спроси там… у людей спроси. Облсобес. Помоги в троллейбус сесть.
Рука липкая. Запах, жара. Появляется тридцать второй автобус.
– Автобус идет, пошли.
– Автобус? Какой автобус, сынок?
– Тридцать второй.
– Сынок, какой автобус? Мне тридцать второй надо.
– Вот как раз тридцать второй идет.
– Тридцать второй?
– Да, да, тридцать второй.
– Ну, давай, сынок, веди меня.
– Пошли, пошли. Осторожно, сейчас бордюр.
Надо перешагнуть.
Спотыкается о бордюр, чуть не падает, цепко впивается в локоть:
– Ай, упаду! Ай! Упаду, держи! Ой-ой-ой… Ох…
Кричит по-детски жалобно, охает по-стариковски.
– Пошли, пошли, перешагиваем. Осторожно, вот так, идем, идем.
Ходит человек не намного лучше, чем говорит и слышит. Ему мучительно трудно отрывать ноги от земли, он, шаркая, медленно выдвигает стопу на половину длины другой стопы, а потом подтягивает ту, другую, стопу, на такое же расстояние, и так передвигается. К преодолению препятствий в виде ступеней, бордюров и прочих возвышений долго готовится, по нескольку раз занося и ставя обратно больную ногу.
Автобус останавливается чуть в стороне, открывает двери, никто не входит, пытаемся успеть, не успеваем, автобус закрывает двери и уезжает.
– Не успели на автобус, подождем. Стойте, стойте, ждем.
Далее следует мучительный диалог об уехавшем автобусе, о номере его маршрута, о необходимости ожидания следующего автобуса или троллейбуса. Автобус тридцать второй, троллейбус пятый. В облсобес. Троллейбус пятый. А автобус тридцать второй.
Запах, жара. Солнце уверенно движется к зениту. Воздух прогрелся уже, пожалуй, градусов до тридцати пяти.
Подруливает пятый троллейбус, пустой. Осторожно, осторожно, вот так, ступенька, осторожно, вот поручень, вот так, а теперь еще ступенька, вот, хорошо, еще ступенька, и теперь садимся, садимся.
Рюкзак тяжелый.
Сели, поехали.
– Тебя как звать-то?
– Дмитрий. А вас как?
– Анатолий. Анатолий Васильевич. Дмитрий, ты спроси, спроси. Остановка. Где выходить. Спроси у людей.
– Спрошу, спрошу. Не подскажете, как нам до облсобеса добраться?
– Ой, не знаю.
– Извините, не подскажете, нам облсобес нужен, на какой нам остановке выходить?
– Не в курсе.
– Дмитрий, ты спрашивай, спрашивай. Облсобес.
– Да я спрашиваю. Простите, вы не подскажете, как нам до облсобеса доехать.
– Ты спрашивай, спрашивай, ну чего ты не спрашиваешь, Дмитрий, спрашивай.
– Это не облсобес, это соцзащита называется. Это вам надо на следующей остановке после областной больницы выходить. Можете у больницы выйти и немного вперед пройти, а можете на следующей остановке после больницы выйти и пройти немного назад.
– Дмитрий, ты спрашивай, что ты не спрашиваешь, спрашивай у людей.
– Это какая остановка по счету будет?
– Так… Это шестая будет. Не скоро еще.
– Спрашивай, ну спрашивай! Дмитрий! Ты где есть?
– Да я уже все выяснил, не волнуйтесь.
– Спрашивай, почаще спрашивай, проедем.
– Да я выяснил все! Все узнал!
– Узнал? Когда нам выходить?
– Не скоро еще.
На некоторое время отвлекается от остановочной проблемы:
– Сбежал я от них.
– От кого?
– Из Сосновки. Сбежал от них. Дом инвалидов, в Сосновке. Издеваются. Эта Танька. Издевается надо мной.
– Это кто?
– Кто-кто, санитарка. И другие тоже. Бьют нас там. Издеваются. В Сосновке. Воруют. Издеваются все время! – Возвышает голос: – Говорит: пошли купаться. Ну, пошли. Я залез… залез в нее, ванну… а там кипяток! Кипяток налили! Прямо кипяток! Я себе все ноги обварил, у меня тело нежное, а там кипяток, а мне нельзя, у меня тело нежное…
Произносит как-то нараспев, «не-ежнаи-и».
– … (что уж тут говорить).
Троллейбус надолго застрял на светофоре.
– Это не наша? Дмитрий! Дмитрий! Где ты есть? Что молчишь? Ты где?!
– Да здесь я, здесь. Я скажу, когда выходить. Успокойтесь вы.
– Нам на следующей? На следующей выходить? Дмитрий, спроси: нам на следующей? Там еще протезный завод. Облсобес, протезный завод…
И так еще очень много раз. Спрашивай, спрашивай, да я знаю, где выходить, спрашивай, Дмитрий, нам не на следующей, да нет, еще далеко, протезный завод, облсобес, спрашивай, Дмитрий, спрашивай.
– Ты меня не бросай, – говорит Анатолий Васильевич.
Наконец больница. Многие выходят. Нам на следующей. Кондуктора в троллейбусе нет, надо пройти до передней двери и заплатить за проезд водителю. Мучительно протискиваемся через половину салона, мучительно выползаем на свет божий.
Свет божий освещает довольно безобразное место. Вокруг как-то ничего нет. Какой-то деревянный сарай, длинный бетонный забор. Пустырь. Чуть поодаль – серая пятиэтажка. Женщина в троллейбусе говорила, что надо пройти немного назад. Но там не видно ничего, кроме бетонного забора и пустыря.
– Стойте здесь, никуда не уходите, я пойду людей поспрашиваю, где здесь облсобес.
– А? Что? Дмитрий! Ты где?
– Стойте здесь, я пойду узнаю, куда нам идти.
– Дмитрий! Дмитрий! Ты меня не бросай! Дмитрий! Ты где?!
И еще долго так кричит в пустоту, а что делать, что делать.
– Не подскажете, где тут облсобес?
– Не знаю.
– Не подскажете, где тут облсобес?
– Не знаю.
– Не подскажете, где тут облсобес?
– Не знаю.
– Не подскажете, где тут облсобес?
– Не знаю.
Да что же это такое!
– Не подскажете, где тут облсобес?
– Это вам вон туда надо, на ту сторону. Вон то здание, видите, торцом стоит. Это он и есть. Соцзащита сейчас называется, это он раньше облсобесом назывался.
Анатолий Васильевич уже куда-то направился самостоятельно, он решил, что его бросили. По инерции он продолжает периодически выкрикивать слово «Дмитрий». На него никто не обращает внимания, да и вообще людей здесь мало, глухое место.