Голос Жизни

– Вообще-то, надо спрашивать разрешения, – хмуро сказал кучерявый парнишка.

– Брось, Уилл, – осадила его приятная сероволосая девушка со стильной стрижкой каре. Лицо ее будто бы было написано ангелами, а глаза источали доброту. Уилл, почему-то, спорить с ней не стал, лишь недовольно взглянув на нее и отведя от меня взгляд. На меня же она посмотрела приветливо, с улыбкой, не свойственной избалованным людям, увидевшим на своем пути дранную кошку, вроде меня. – Пусть сидит.

– Всех-то ты жалеешь, Дженни, – буркнул Уилл, скрестив на груди руки.

Другая девушка: яркая длинноволосая блондинка с волнистой шевелюрой ниже плеч, вдруг удивленно расширила глаза и посмотрела на меня с таким выражением лица, будто бы я села к ним совершенно голая. Не знаю, какая молния шибанула ее в голову, но она вдруг резко поднялась, и резво засеменила прочь, бросив недоеденную еду.

– Линда? Эй, Линда, ну ты чего? – Дженни спешно поднялась и поспешила за подругой.

– Ни дня без приключений, – Уилл раздраженно закатил глаза и одарил меня презрительным взглядом. Ему я точно не нравилась. Он, уходя, бросил мне из-за плеча: – Из-за тебя все. Клэй, – Уилл направил взгляд на короткостриженного чернокожего парня с красивым носом, низкорослого и крепко сложенного. – Идем.

– М? – С Клэя будто неожиданно стянули очки виртуальной реальности, оторвав от воображаемого мира. Ох, как я его понимала. – Ага, идем.

Вот и Клэй с Уиллом вышел из столовой. Ну, тут точно учились придурки. К другому выводу после увиденного я прийти не могла.

– И кто разрешал тебе сюда садиться? – с прищуром спросила грудастая красноволосая девушка, смотревшаяся так, словно собиралась обложить меня матом с обложки глянцевого журнала.

Хороша была чертовка, ничего не сказать.

– Софи, не надо, – одна из подружек, одетая явно похуже, и выглядевшая менее ярко, чтобы выделяться на фоне альфа-подруги, попыталась ее успокоить. Но та лишь недовольно фыркнула, сбив ее руку со своего плеча.

– Чтобы здесь сидеть, нужно иметь деньги, и принадлежать к школьным элитам. А кто тебя, с таким-то дешевым гардеробчиком, в них записал, а? – София с усмешкой оглядела меня с ног до головы, явно не оценив мою одежду. – Тебе место там, с отщепенцами, – она указала в сторону царства Неудачников, на черноволосую девушку.– Здесь нищеброды не сидят.

– Гм, – я лишь усмехнулась, опустив глаза в пол на секунду, придумав ответ, и снова взглянув на Софию. – Ты всегда ведешь себя так, будто бы разбрасываешься своим баблом, а не баблом родителей?

– А тебя мамаша разве не учила, что с теми, кто старше по социальному статусу, надо говорить с уважением? Впрочем, не удивительно. Нищие никогда не отличались манерами и воспитанием, – довольно хмыкнула София, а затем велела мне: – Давай, иди отсюда, – стала брезгливо отмахиваться от меня ладошкой, как от вони, – а то заразишь нас нищетой.

Я стиснула зубы и впилась в лицо Софии таким взглядом, которым обычно глядят прежде, чем вскрыть горло. В сердце вспыхнуло пламя ярости, кулаки сжала до белых костяшек, и если бы у меня был маникюр (к счастью, на хрен мне не сдавшийся), ногти бы впились в ладонь. Мне бы удалось на словах вывезти все высказанные ей оскорбления, унизить ее в ответ в той же форме, но она допустила роковую ошибку: коснулась матери.

– Мамаша, значит, – улыбнулась я столу, едва сдерживая бьющие через край терпения эмоции. – Ну-ка, – я поднялась, и подошла к Софии. – Встань.

– Что? – сощурилась София.

– Вставай, мразота, – дерзко потребовала я.

Ох уж эти мажорики, думала я. Они настолько привыкли к своей безнаказанности и всевластию, что совершенно не прислушивались к голосу в голове, спасавшему обычно человеческие жизни. Инстинкт самосохранения у Софии явно был в статусе «оффлайн», потому что она, таки, поднялась.

София встала передо мной, скрестив руки, и глядя вопрошающим, насмешливым взглядом. «И что ты мне сделаешь? А?» – говорила она. Ох, малышка Софи, знала бы ты, сколько часов этими кулаками я хреначила грушу и спарринг партнеров в спортзале, то не говорила бы так. Совсем не говорила бы, а молчала бы в тряпочку.

– Ну, и? Ждешь, пока мамочка разрешит обозвать меня? А?

Фитиль догорел, динамит взорвался. Спичка рухнула в кучу пороха, и он вспыхнул: очередное слово «мама» стало огнем, спалившим во мне всякие ограничения.

Я свернула ей челюсть техничным джебом справа, вложив в удар весь вес своего тела, и София, закатив глаза, грохнулась на пол, как мешок с картошкой. Такого поворота никто не ожидал: послышались восхищенные крики, смех, все смотрели на нас с удивленно расширенными глазами или улыбками, но ни один человек не остался безразличным. Очень хотелось оседлать эту гадкую девушку, чтобы как следует отмолотить ее по ее смазливой морде, и научить следить за языком, но я не успела.

Корни волос вспыхнули болью: волосы натянуло, будто их подцепило на крюк проносившегося мимо автомобиля, меня потянуло назад, и я ловила воздух руками, теряя равновесие. Мир рвануло вверх. Одна из подружек Софии с криком потянула меня за волосы, повалив на пол, и они обе стали избивать меня ногами. На теле тут и там вспыхивали болевые вспышки, я тут же закрыла лицо и поджала колени, чтобы защитить ребра. Меня били по спине, били по голеням, били по рукам, и пытались затоптать, обрушивая стопы на закрытую голову.

– Мерзкая сучка! – слышала я через гул голосов в столовой. – Да как ты посмела!

– Эй, а ты чего лезешь? Не твое дело…. А-а-а! – внезапно послышался крик второй подружки на фоне шипения дезодоранта, изрыгающего струю. – А-а-а! Твою! Гадина! Гадюка! Да мы тебе! А-а-а!

– Тоже хочешь, сучка?! – послышался до боли знакомый голос. – Отойди от нее на хрен! Отойди на хрен!

Дыхательные пути и легкие обожгло резким запахом перцовой смеси. Открыв глаза, я сквозь щель между рук увидела, как одна из подружек Софии сидела на корточках, протирая руками покрасневшее лицо, и вспоминала, как дышать. По щекам ее градом текли слезы, перцовая смесь жжением выедала ей глаза, она ругалась матом и стонала, видимо, пожалев, что ввязалась в эту драку.

Хизер стояла метрах в двух перед второй подружкой и угрожающе направила ей в лицо перцовый баллончик. Лицо Хизер было хмурым, выражая сдвинутыми бровями четкое намерение применить спецсредство, если та хотя бы дернется. Испугавшись, подружка Софии просто вскинула руки, приговаривая: «Успокойся, ладно? Я не буду больше. Успокойся!»

– Тоже хочешь, сука?! А? – злобно спросила Хизер, глядя на вторую подружку пламенным взглядом, и я чувствовала, что ей прямо не терпелось ударить струей ей лицо. – Как вдвоем на одну нападать, так мы смелые, а как силы равны – так по ляжкам тепло струиться начинает?

– Что здесь происходит?! – грозно спросил тучный круглолицый охранник, низенький, почти как гном, прорвавшийся через толпу окруживших нас школьников. Под носом у него была аккуратная щеточка черных усов. – А ну, быстро убрала баллончик! Кто это устроил?!

– Это самооборона, – деловито отрезала Хизер, пряча баллончик в сумочку.

– А-а-а, – это София пришла в себя, протяжно простонав. Подружка помогла ей встать, и усадила на лавочку, носясь вокруг нее, как умалишенная, заботливо осматривая. Она достала из сумочки ватный диск и пыталась сунуть его Софии под нос:

– На, понюхай! – приговаривала она. – Видела в кино, что если ватку понюхать, лучше станет!

– Идиотка! – отмахнулась София, раздраженно сморщив лицо от головной боли и глупости подруги. – Не ватку, а ватку, пропитанную нашатырным спиртом! Оставь меня! Ангус,– София обратилась к охраннику. – Это она затеяла! – София с недовольным видом указала на меня, и весь ее ненавистный взгляд выражал жалость, что охранник не пристрелил меня на месте. – Она на меня напала!

– Это так? – Ангус с вопросом в глазах оглядел толпу. Из основной массы школьников никто даже не шевельнулся. Они молча смотрели на место происшествия, пожимая плечами. Им понравилось, как я отделала местную мажорку, но и выступать против нее тоже никто не осмеливался.