Голос Жизни

– Только, – я одернула портмоне, когда Маркус потянулся за ним, он усмехнулся. – Расскажи, где ты был прошлой ночью? Это ты вытащил грузовик, когда я была на кабине?

– Бред, – уверенно ответил Маркус. Слишком уверенно. Настолько уверенно, будто бы готовился к этому ответу несколько часов. Вот тут-то я его и раскусила.

– И тебя не удивило, что я задала тебе такой странный вопрос?

– Мне их часто задают, Скарлет. Проникновение в свой дом я спишу на подростковую импульсивность, дай портмоне, – и Маркус забрал его у меня.

И тут я растерялась. Взяла, и испортила с ним отношения. Взяла, и просто перечеркнула красной кисточкой всё, что могло между нами быть. И ответов никаких не нашла. Блестяще проведенная операция, Скарлет. Да ты просто Сэм Фишер.

– Слушай, что ты мне тут пуха накидываешь? – вдруг взорвалась я, всецело завладев вниманием Маркуса. А что оставалось делать? Только идти ва-банк. – Я видела этих…. Придурков со светящимися глазами, слышала о каком-то Нергале, о том, что я всех уничтожу! Слышала кучу херни, которой физически не может быть! И этот твой спортивный инвентарь, которым только Халку, мать его, под силу качаться! Думаешь, я дура?!

На секунду Маркус растерялся и застыл на месте, во взгляде его блеснул огонек пораженности, но вопрос, чему он поразился: моей осведомленности или моем безумию. На словах «Придурки со светящимися глазами» и «Нергал» он напрягся особенно сильно и дрогнул. Точно, он точно что-то знал. И мне стало страшно.

– Слушай, – он неожиданно нахмурился, став качать головой. – Ты ненормальная. Ладно? Ты несешь какую-то чушь. Этими весами работает знакомый пауэрлифтер, приехавший погостить, я ими не работаю. Мой зал в городе. У меня даже малейшего представления нет о чуши, которую ты несешь, потому пожалуйста, уходи. Спасибо тебе за портмоне, я тебе заплачу чуть позже, когда приведу себя в порядок и мы встретимся в школе, но тебе тут больше быть нельзя. Уходи.

Пропал единственный повод установить с ним близкий контакт.

Какая же я дура. Мне вдруг стало так горько и паршиво на душе, что слезы на глаза навернулись. Я понимала, что он отвергал меня, и гнал от себя поганой метлой, не желая иметь со мной никаких дел. Какая же я была дура! Все было испорчено и пущено псу под хвост. Мне очень не хотелось с ним расставаться, не хотелось томно смотреть ему в спину в школе, не обмениваясь даже словом, не хотелось быть брошенной в его клетку с горюющими женщинами, до которых ему не было ни малейшего дела. Я с чего-то вдруг так сильно захотела его внимания, что была готова сейчас же со слезами отчаяния броситься ему на крепкую шею. Видимо, тяжесть расставания обострила мои чувства, ведь я так и не получила желаемого.

– Я не могу! – выдала я в исступлении, уже не контролируя себя. – Не могу!

– Что ты не можешь? – напряженно спросил Маркус, посмотревший на меня с какой-то особой тяжестью, но эта была не тяжесть раздражения, а тяжесть сочувствия. Ему было меня жалко – вот что я отчетливо поняла. Еще жалости мне не хватало. Да лучше смерть, чем жалость! Жалость это бесчестие! Жалость это унижение! Жалость это позор! Жалость от того, кто тебе нравился – это ужасная боль…. – Скарлет, уходи. Тебе больше нельзя здесь….

С грохотом дверь в гараж просто разлетелась в щепки, ее словно выломали тараном снаружи. Я удивилась настолько, что онемела и чуть не потеряла челюсть, а Маркус, напротив, напрягся, зрачки его расширились, он бросился ко мне и прикрыл спиной, внимательно наблюдая за воротами.

В помещение уверенной походкой вошел тот самый мутный блондин, Шон, в сопровождении тех же двух подростков. Когда он вцепился в меня мрачным взглядом, то Маркус посмотрел на него так, что будь я на месте Шона, то обделалась бы. Взгляд Маркуса сделался жесткий, как сталь. От чувства предстоящих разборок у меня безумно заколотилось сердце, а еще…. Еще, я вдруг испугалась, что Маркус пострадал бы.

– Ты охренел? – возмущенно пробасил Маркус. – Стучать не пробовал?

– А так ты не поймешь, чего мне хочется, и на что я готов ради этого пойти, – с усмешкой ответил Шон, легкомысленно пожав плечами. – Ты же знаешь, зачем я тут, и знаешь, почему. Девчонку на бочку. Ибо договор, Маркус, договор между Восставшими и Совершенными. Ты ведь о нем не забыл?

– Не забыл, – кивнул Маркус. Ну, все. «Теперь, – думала я,– он меня точно отдаст!», но не тут то было. Маркус стоял передо мной, как непреодолимая скала, и я даже не понимала, что не позволяло ему просто избавиться от меня. – Но ее я вам не отдам. Уходите по-хорошему.

– Слушай….

– Достал! Просто зарежем кобеля и заберем сучку! Ты посмотри! Он действует как тупое животное! Я знаю, как бьется его сердце, – вдруг неожиданно взорвался один из прихвостней с злобным лицом и длинными волосами. – И знаю, что он не отдаст ее. Ферментами подошла, – он скривил губы в язвительную ухмылку. – Хорошая самочка, да?

– Что ты несешь? – с раздражением сощурился Маркус. – Она всего лишь девочка. Она ничего не знает, и ничего не может вам дать.

– Нергал знает! – вскрикнул Шон. – И, если не ты ее нам отдашь, то он сам придет, и заберет. Мы его освободим.

– Нергал лжет! – это Маркус. – Он захватил ваш разум, и вы теперь глупые марионетки, не понимающие, о чем говорите. Проваливайте.

– Достал! – это опять прихвостень со злобным лицом.

Из запястий его вылезли длинные двойные клинки, как в фильме «Хищник», он оскалил клыки и зарычал, глаза его пугающе вспыхнули холодным синим светом. Он агрессивно бросился на Маркуса и стал с яростным криком размахивать клинками, ловившими мгновенные отблески в свете лампы, лезвия со свистом рассекали воздух. Несколько раз Маркус уклонился: лезвия просвистели у него над ухом, над макушкой в каких-то сантиметрах. Тогда прихвостень сделал колющий выпад, Маркус опять уклонился, но в этот раз не так удачно. Лезвие жгуче резануло кожу, оставив на плече окровавленную полоску, Маркус нахмурился от боли.

У меня сжалось сердце, дыхание замерло от страха, горло сцепило горьким спазмом. Его же могли ранить! Его могли убить! А я даже не знала, как могла помочь ему! «Мистер Редфилд!» – крикнула я в ужасе, но крик утонул в звуках битвы. Но волновалась я зря.

Кулаками Маркус бил ничуть не хуже, чем прихвостень лезвиями. От пары боковых ударов настолько мощных, что аж воздух колебался, прихвостень отскочил, испуганно расширив глаза. Бросился, конечно, в контратаку, но тут же получил от Маркуса по морде схваченной со стоек железнодорожной осью. Тяжелейшее колесо смачно впечаталось в хрустнувшую лицевую кость, чудом не разорвавшуюся в клочья благодаря повышенной прочности, и прихвостень снарядом вылетел на улицу, прошибив собой стену.

Маркус зрелищно прокрутил ось в руках, будто бы был шаолиньским монахом и держал в руках не полуторатонную хреновину, а легкий боевой шест. Я смотрела на него сияющими от восторга глазами с неподдельным восхищением. Как круто он уделал его, а? А как сексуально смотрелся в боевой стойке и тяжелым оружием в руках? И как остальные враги испугались, стоя тогда в ступоре, и не ожидая от него такой прыти. Теперь-то уже никто не бросался в бой так смело.

Второй прихвостень был осторожнее. Он выпустил когти, наподобие тех, что у Шона, и с аккуратностью, филигранностью ниндзя вступил в бой. Он изящно размахивал когтями, плавно переливая одно движение в другое, была в стиле его боя грация танца и опасность фехтования. Маркус едва успевал уклоняться, в ответ взмахивая осью и обрушивая ее на трескавшийся пол. Тяжело гудела ось, рассекая воздух, мерцали в свете ламп смертоносные лезвия, противники скалили зубы и пожирали друг друга ненавистными взглядами.

– Давайте, мистер Редфилд! Рвите его! – кричала я в поддержку, и вдруг увидела, что Шон пытался зайти с боку, чтобы ударить Маркуса когтями, пока тот отвлечен.

Ну, уж дудки.

Нахмурившись, я схватила самую легкую гантель, и запустила Шону прямо в нос. Тот, вопреки моим ожиданиям и с поразительной ловкостью, отмахнулся от гантели рукой и страшно зарычал, блеснув полными гнева глазами.