Страница 11 из 23
Вот как выглядели наши действия на Кавказе, согласно его описаниям.
Сначала, пока бои шли в приграничной зоне, русские пытались сломить сопротивление горцев конными атаками казаков, но, за многие столетия накопив опыт войн в горах и лесах, а также зная местность лучше противника, черкесы показали себя достойными соперниками. Обеспечены и вооружены они были тоже лучше казаков, а опытны и безжалостны – не менее. В результате русские генералы вынуждены были задуматься и пустить в горы пехоту, поддержанную артиллерией. Казаки же лишь охраняли фланги. И русские продвигались теперь по вражеской территории очень осторожно, разрушая деревни и уничтожая урожай.
После отчаянных, но безуспешных попыток прорвать русские ряды, в ходе которых, по словам Лонгворта, «жертвой своей собственной безрассудности становились самые лучшие и смелые воины», черкесы также сменили тактику. Вместо того чтобы сталкиваться с противником лицом к лицу, они стали заманивать его в искусно устроенные засады и ловушки, нападая с неожиданных направлений и также быстро уносясь прочь на своих быстрых лошадях. Русские пустили в дело крупную картечь – ранний вид шрапнели. «Их пушки, – жаловался один черкес Лонгворту, – вместо одного ядра, которое обычно свистело у нас над головами… теперь выплевывают десять тысяч, причем даже самое маленькое из них разрывает и уничтожает все вокруг». И он умолял англичан снабдить их таким же оружием, уверяя, что тогда русские войска «не смогли бы больше держать строй, и наша кавалерия делала бы с ними все, что хотела, как и прежде».
Отступление Британии поставило Лонгворта и Белла, неоднократно уверявших горцев в скорой поддержке самой могущественной нации в мире, в крайне затруднительное положение. Вернувшись на родину, оба опубликовали подробные отчеты о своих приключениях и опыте общения с моджахедами. Уркварт по своем прибытии в Лондон также с новой силой принялся бороться за дело русофобов. В частности, он организовал контрабандные поставки оружия для черкесов, благодаря которым, согласно классической работе Джона Беддли «Завоевание Кавказа русскими», опубликованной в 1908 году, черкесы воевали значительно успешнее. Впрочем, на основании этого он обвиняет Урквар-та и его друзей в затягивании войны, которую черкесы все равно никогда не смогли бы выиграть, а также в ободрении их ложными надеждами на будущую поддержку Англии.
Продолжая действовать с прежним пылом, Уркварт, возможно, скоро прошел бы и в парламент, где вновь попытался бы сместить Пальмерстона за предательство и еще более развил бы свою антирусскую деятельность, но постепенно его увлекли другие дела. В конце концов, слабое здоровье заставило главного русофоба того времени перебраться в швейцарские Альпы. И все-таки Уркварт успел немало сделать для того, чтобы восстановить британское общественное мнение против Санкт-Петербурга и углубить растущую между двумя державами пропасть.
Одновременно с этими событиями в соседнюю с Афганистаном страну Персию был назначен новый британский посланник – Джон Мак-Нил. Еще до назначения посланником Мак-Нил написал книгу с подробным описанием экспансии России в Европе и Азии со времен Петра I. Опубликованная в 1836 году по настоянию Пальмерстона анонимно под названием «Настоящие и будущие позиции России на Востоке», эта книга надолго стала ярким образчиком литературы о Большой игре. К книге вновь прилагалась обширная складная карта, наглядно иллюстрировавшая пугающее усиление русской экспансии за предыдущие полтора века. Имелась и таблица, показывавшая рост населения России в результате последних аннексий и других приобретений. По мнению автора, всего со времен вступления на престол Петра число подданных русского царя увеличилось едва ли не в четыре раза: с пятнадцати до пять-десяти восьми миллионов. Русские границы придвинулись к Константинополю на пятьсот миль и к Тегерану – на тысячу. В Европе русские отторгли от Швеции больше территории, чем осталось в этой некогда могущественной державе, а от Польши – равную по площади всей Австрии.
«Все эти обширные приобретения, – писал Мак-Нил, – сделаны вопреки мнению, желаниям и интересам Англии. Расчленение Швеции, раздел Польши, захват турецких и персидских провинций нанесли ущерб британским интересам». Русские, добавлял он, достигли всего этого втихомолку, добиваясь своих целей «последовательными вторжениями, ни одно из которых не казалось достаточно важным для того, чтобы великие державы Европы из-за него разорвали дружеские отношения с ними». Это оказалось удачным описанием того процесса, который Санкт-Петербург будет вновь и вновь осуществлять в последующие годы относительно Азии.
Хопкирк пишет: «Едва заняв новый пост, Мак-Нил сразу же обнаружил, что влияние России при дворе шаха даже по сравнению с недавним временем значительно усилилось, а в лице графа Симонича, генерала русской армии и представителя Санкт-Петербурга в Тегеране, столкнулся с весьма грозным и далеко не самым щепетильным противником. Однако Мак-Нил был уже не новичком в политическом мире и решил во что бы то ни стало расстроить игру царя Николая. Русские же, между тем, начали скрытно передвигать войска в сторону Герата и Кабула – двух главных ворот в британскую часть Индии. Большая игра, таким образом, вступала в свою новую и более опасную фазу».
Виткевич
Министерство, я знаю, ежели оно от меня отречется, – а оно отречется, – я за год лишений, лихорадки…
Офицер забил себя в грудь.
– Я на человека стал непохож, – сказал он хрипло и добавил совершенно спокойно: – за год командировки – наградой конечная гибель…
Непосредственно следом за сэром Робертом Вильсоном тревогу по поводу возможной угрозы Индии со стороны России забил официальный представитель Ост-Индской компании ветеринар Уильям Муркрофт. Во время своих путешествий по отдаленным районам Центральной Азии, где, как тогда принято было считать, еще не ступала нога европейца, Муркрофт вдруг обратил внимание на двух собак явно неазиатского происхождения. Более того, заметив, что одна из них охотно выполняет команды, каковым ее мог научить только пехотинец, Муркрофт сразу же заключил, что здесь побывали русские солдаты, и встревожился не на шутку. Он сразу же посчитал необходимым исследовать пути в Балх и Бухару главным образом для того, чтобы выяснить – возможно ли протащить по ним артиллерию. Для осуществления такого исследования Муркрофт в компании с Дж. Требеком под предлогом покупки знаменитых племенных ахалтекинцев проник в 1823 году в Бухару.
На обратном пути оба были убиты, но успели послать в Индию собранные ими ценные научные сведения. Но кроме этих сведений, до самой смерти, наступившей в 1825 году, Муркрофт без устали писал в Калькутту взволнованные письма, предупреждая начальство о неизбежности проникновения русских в Центральную Азию и призывая своих руководителей в Калькутте действовать решительнее, чтобы опередить русских.
Он неоднократно предупреждал, что русские могут захватить не только весь Туркестан и Афганистан с их огромными закрытыми для европейцев рынками, но, вполне вероятно, и британскую часть Индии. Он был убежден в намерениях Санкт-Петербурга захватить огромные нетронутые азиатские рынки и требовал, чтобы Ост-Индская компания решила наконец, будут ли коренные жители Туркестана и Тибета «одеваться в тонкое черное сукно из России или из Англии» и покупать «железные и стальные орудия, изготовленные в Санкт-Петербурге или Бирмингеме». В одном из писем он объяснял, что под руководством всего лишь небольшого числа английских офицеров местные иррегулярные войска вполне смогут остановить всю идущую на юг через перевалы русскую армию, просто закидав ее огромными глыбами с окружающих высот.
Но в середине 1820-х годов русофобы Индии и Великобритании составляли меньшинство, пользовавшееся слишком слабой поддержкой со стороны правительства и руководства компании, а чаще и вовсе не имевшее поддержки. У руководства компании тогда и в мыслях не было, что Санкт-Петербург, все еще официальный союзник Британии, имеет какие-либо коварные намерения относительно Индии. К тому же первой и достаточно дорогостоящей задачей Британии на тот момент являлась консолидация и защита уже завоеванных земель, а не захват новых, к чему настоятельно призывал Муркрофт. Поэтому, полагая предупреждения ветеринара плодом чрезмерного рвения, а не трезвых оценок, начальство не обращало на них внимания, и его страстные письма оказались погребенными в архивах.