Страница 8 из 9
Я бы желал также, чтобы существовала правительственная фабрика красок, хотя это не так необходимо, так как художник легче может убедиться в достоинстве их; и я не сомневаюсь, что любой художник может добыть, если пожелает, очень прочные краски от почтенных фабрикантов. Я не стану развивать этого плана по отношению к архитектуре и наших современных способов воздвигать различные постройки – об этом я уже имел случай говорить раньше.
Но не могу, однако, не отметить, хотя бы вскользь, нашей привычки – все более, по-видимому, укореняющейся – затрачивать значительное количество и мысли, и труда на предметы, которые, как, например, одежда, по самой природе своей неизбежно скоро изнашиваются, или на такие вещи, которые, как, например, посуда, хотя и не скоро уничтожаются, но часто меняются под влиянием моды. Я с ужасом смотрю на то, как богатая молодая чета, обзаводясь хозяйством в Лондоне, считает едва ли не первою своею обязанностью купить новый сервиз. Сервизы их родителей могут быть очень красивы, но фасон устарел. Они желают непременно иметь новый сервиз от модного фабриканта и отдают перелить и переделать заново свой старый, за исключением нескольких апостольских ложек и чаши, из которой Карл II пил за здоровье их красивой прабабушки. Но пока такой обычай существует, пока мода имеет влияние на производство сервизов, до тех пор в стране не может существовать ювелирного искусства. Неужели вы думаете, что художник, заслуживающий этого названия, вложит свою душу и мысль в чашу или урну, которая, как он знает, лет через десять отправится в тигель. Конечно нет, и этого вы не можете ни требовать, ни ожидать от него. Вы просто предъявляете запрос на известное количество быстрой ручной работы: остроумный завиток ручки здесь, и изгиб ноги там, вьюнок новейшей школы рисования, фазан наподобие того, какой изображен на Ландсирских игральных картах, пару сентиментальных фигур в виде подставок в стиле знаков страховых обществ, в заключение ловкая полировка, – и вот готов ваш сервиз на удивление всех лакеев, прислуживающих при вашем свадебном завтраке, и к огорчению злополучного юноши, который из-за грубых ветвей не может любоваться красивой девушкой, сидящей напротив него.
Но надеюсь, вы не считаете это за работу золотых дел мастера? Работа золотых дел мастеров производится ими, чтоб увековечить себя; и они влагают в нее свою душу и сердце; истинная работа золотых дел мастера, если она существует, является средством воспитания величайших живописцев и скульпторов. Франка был золотых дел мастером; это было, впрочем, имя его учителя, и он почти всегда из любви к нему подписывал свои картины: «Францсия был золотых дел мастер». Джирландажио был золотых дел мастером и учителем Микеланджело. Верроккьо был золотых дел мастером и учителем Леонардо да Винчи. Джиберти был золотых дел мастером и вычеканил бронзовые ворота, о которых Микеланджело сказал, что они достойны быть вратами рая[7]. И если вы когда-нибудь пожелаете иметь такую работу, то должны хранить ее, хотя бы она и вышла из моды. Вы не должны продавать ее в лом или отдавать переплавлять. Это совсем не экономно, а, напротив, представляет самую оскорбительную форму бесполезной умственной траты. Природа, если желает, может плавить свое вычеканенное золото при каждом закате солнца и снова выделывать из него разные узоры при каждом восходе; но вы не должны. Чтоб сервиз должным образом служил вам, следует увеличивать, а не плавить его. При каждой свадьбе, при каждом рождении покупайте, если хотите, новую золотую или серебряную вещицу, но всегда благородно сделанную, и присоединяйте ее к своим сокровищам – вот одно из достойнейших употреблений и неизменных применений этого искусства. Когда мы несколько больше ознакомимся с политической экономией, то увидим, что только полуварварские народы нуждаются непременно в золоте, как ходячей монете[8], но что действительное его назначение, как и многих других прекрасных вещей, состоит в том, чтоб в неизменном блеске представлять прекрасные образцы человеческого труда и чтоб художники, одаренные самой стойкой фантазией, обладали материалом, из которого они могут выбивать и чеканить свои заветные грезы в уверенности, что они останутся неизменившимися навсегда, для какого бы употребления они ни предназначали свои произведения.
Таким образом, мы имеем здесь одну из отраслей декоративного искусства, поощряя которую люди могут быть не вполне эгоистичны; если они предъявляют спрос на хорошие произведения искусства, то, приобретая золотые и серебряные сервизы, они содействуют полезному воспитанию молодых художников. Но есть другая отрасль декоративного искусства, в которой мы не можем, по крайней мере при существующих обстоятельствах, льстить себя надеждой, что оказываем кому-нибудь пользу; я разумею сильно распространенное искусство нарядов.
И здесь я на несколько мгновений должен прервать нить дальнейшего исследования, чтоб установить политико-экономический принцип, который, хотя в настоящее время вполне, надеюсь, выяснен и признан главными представителями этой науки, но, к сожалению, не воздействовал на деятельность большинства людей, обладающих богатствами и распоряжающихся ими. При каждой трате денег мы неизбежно заставляем людей работать: таково истинное значение каждого денежного расхода; мы можем, конечно, потерять деньги, не приобретя на них ничего; но при каждом расходовании мы засаживаем за работу известное количество людей, большее или меньшее, смотря по размеру заработной платы и количеству расходуемые денег. И вот ограниченные люди, видя, что при каждом расходовании денег они доставляют кому-нибудь заработок и тем приносят известную долю пользы, думают и уверяют себя, что безразлично, как они тратят деньги, что вся их, видимо, эгоистическая роскошь в действительности вполне не эгоистична и оказывает столько же, если не больше, пользы, как и в том случае, если бы они роздали все свои деньги. Я даже слышал, как глупые люди, не стесняясь, явно заявляют, что в силу принципа политической экономии человек, придумывающей новую потребность[9], тем самым оказывает пользу обществу. Я не нахожу достаточно сильных слов, – которые не оскорбили бы вас своей резкостью, – для выражения моего удивления всей нелепости и всему вреду этого общераспространенного заблуждения. Поэтому, сдерживаясь и не употребляя резких выражений, я просто постараюсь выяснить его истинное значение и степень его вредного влияния.
Допуская, что при любом расходовании денег мы доставляем людям работу, и не касаясь пока вопроса о том, насколько эта работа здорова и полезна для рабочих, мы предположим, что каждый израсходованный нами рубль доставляет известному количеству рабочих здоровое существование на определенное время. Но то, как мы потратим эти деньги, вполне будет руководить работой этих людей за это время. Мы становимся их господами и госпожами и заставляем их производить в течение известного времени определенную вещь. Но эта вещь может быть полезной и прочной или бесполезной и быстро уничтожающейся; может быть полезной всему обществу или исключительно только нам. Эгоизм и безумие или доброта и благоразумие проявляются нами не в том, сколько мы тратим денег, а в том, сколько мы их тратим на полезные или бесполезные вещи; мы мудры и добры не тем, что доставляем заработок известному количеству людей в течение определенного времени, а тем, что побуждаем их производить предметы, полезные для всего общества, а не только для нас.
Вы, например, молодая девица и заставляете в течение определенного времени известное количество швей шить несколько простых платьев, предположим семь, из которых одно вы сами можете носить ползимы, а шесть отдадите бедным девушкам, у которых их нет; в этом случае вы тратите ваши деньги неэгоистично. Но если вы употребляете то же количество швей в течение стольких же дней на шитье четырех, пяти или шести прекрасных оборок к вашему бальному платью – оборок, которые не нужны никому, кроме вас, и пригодятся только на один бал, – то вы тратите ваши деньги эгоистично. И в том и в другом случае вы доставили заработок одинаковому количеству людей, но в первом случае вы направили их труд на пользу обществу; а во втором вы всецело употребили его на себя. Я не говорю, что вы никогда не должны думать немного о себе и не быть по возможности наряднее, но только не смешивайте кокетство с добротой и не обманывайте себя, думая, что вся роскошь, которой вы в состоянии окружать себя, является тем хлебом, который вы доставляете голодным, стоящим ниже вас; это неправда, и эту неправду, волей-неволей, инстинктивно, иногда чувствуете вы сами и отлично сознают все, кто, дрожа на улице, поджидают, когда вы выходите из ваших экипажей; эти роскошные одежды представляют собою хлеб, не вложенный вами в их голодные рты, а отнятый у них. Действительное политико-экономическое значение каждого из этих роскошных туалетов таково: известное количество людей на определенное количество дней отдано было в полную вашу власть самыми суровыми рабовладельцами: голодом и холодом; и вы сказали этим людям: хорошо, я буду кормить, одевать и греть вас в течение стольких-то дней, но вы все это время будете работать только на меня, ваши братишки нуждаются в одежде, но вы не будете им шить, вам самим скоро понадобится более теплая одежда; но вы не будете ее шить. Вы станете исключительно делать оборки и розы для меня; целые две недели вы будете трудиться над складочками и лепестками, и я все это изомну и уничтожу в один час. Вы, может быть, ответите: положим, что в этом нет особенного благодеяния, но мы и не говорим об этом; однако, во всяком случае, мы не приносим никакого вреда, требуя от них работы за известное вознаграждение; мы платим им за работу и имеем на нее право. Нет, тысячу раз нет. Работа, за которую вы заплатили, становится, действительно, в силу купли, нашей; вы купили время и руки этих работниц; они по праву и справедливости стали на это время вашими руками, вашим собственным временем. Но имеете ли вы право тратить ваше время и работать вашими руками только для собственной пользы? А тем более когда вы куплей увеличили вашу силу мощью других и прибавили к своей жизни часть жизни других? Вы можете, действительно, пользоваться их трудом для собственного удовольствия, так как я, заметьте, не восстаю, вообще, против блеска одежды или роскоши жизненной обстановки, а, наоборот, нахожу, что мы имеем много оснований предполагать, что в настоящее время не придается достаточного значения красоте одежды, как одному из средств, влияющих на общее развитие вкуса и характера. Но я утверждаю, что вы должны определять значение тех вещей, которых вы требуете от работниц, соответствующим мерилом; доступностью и полезностью этих продуктов для них определяется ваша доброта, а не тем, что вы даете им заработок; далее, я утверждаю, что до тех пор, пока среди окружающих вас людей встречаются голодные и холодные, не может быть сомнения в том, что блеск и роскошь одежд есть преступление. Со временем, когда не будет лучшего занятия для людей, может быть, вполне правильно окажется заставлять их выделывать кружева и шлифовать бриллианты; но до тех пор, пока встречаются люди, не имеющие одеял для прикрытия кроватей и рубашек для прикрытия своего тела, следует засаживать людей за изготовление одеял и рубашек, а не за кружева.
7
Есть много причин, к числу которых работа золотых дел мастеров так благодетельна для молодых художников: во-первых, она придает твердость руке, проработавшей несколько времени над таким твердым веществом, во-вторых, она приучает к осторожности: мальчик, имеющий дело с мелом, карандашом и бумагой, подвергается немедленному искушению чертить и марать, но он не решится чертить по золоту или шутить с ним; и, наконец, работа золотых дел мастера требует особенной деликатности и точности резца при мелкой работе или при старании выполнить роскошный и законченный рисунок, соответствующий драгоценности металла.
8
Смотри в примечании о природе собственности.
9
Смотри 5-е примечание в приложении.