Страница 18 из 25
Но он так и не состоялся. Папы не стало. Она опоздала и знала, что никогда себе этого не простит.
Глава 8
Весь следующий день после разговора с дядей Альбертом Карина никак не могла прийти в себя. Слишком много информации, которую она пока не успела принять. К тому же ругала себя, что не удержалась от разговора с Азалией. Беседа вышла из ряда вон. Она ворвалась к мачехе и с порога вывалила всё, что думает о её корыстолюбии, жестокости и подлости.
Та сидела в их с отцом спальне и полировала ногти. В ответ на негодующие вопли не растерялась, не занервничала и даже не переменила вальяжной позы. Лишь улыбнулась своей тягучей улыбкой, которая не задевала глаз, и невозмутимо поинтересовалась:
– Убедилась, что со мной лучше не связываться, а то без штанов останешься? – Азалия хихикнула и продолжила: – Кстати, о штанах. Что-что, а уж как их с мужика стащить и что с ним потом делать, я хорошо знаю. Ты у папаши не спрашивала? Да он тебе и сам, небось, рассказывал. Могу преподать пару уроков. По-родственному. Мужиков-то не стишками удерживать надо. Кстати, они у тебя так себе.
Карина замерла, раскрыв рот. Ожидала чего угодно: слёз, возмущения, обвинений и даже угроз, но уж никак не этих гадких намёков ниже пояса.
– Да ты… да как тебе… – больше она ничего не могла выговорить.
Зато Азалия изъяснялась вполне ясно и определённо:
– Иди к себе. Выспись. И больше не смей на меня орать, поняла?
Она почти незаметным, кошачьим движением, неожиданным при её комплекции, поднялась с кровати и вдруг оказалась рядом с Кариной. Говорила, а сама пристально смотрела в глаза немигающим взором. Улыбка бесследно исчезла, медоточивая нега в голосе – тоже. «Змеиный взгляд», – вспомнились слова дяди Альберта. Голова закружилась, во рту стало сухо и горько.
– А этот старый идиот пожалеет, что разболтался! – произнесла Азалия напоследок и отвернулась.
Карина моргнула и потрясла головой.
Той ночью она спала ещё хуже обычного. Со сном с детства были проблемы: она с трудом засыпала и постоянно просыпалась. После папиной смерти часто пила успокоительное: знала, что иначе обречена на бессонницу. Дианины таблетки давно кончились, она купила новую упаковку. Но на этот раз лекарство не помогло. Карина забылась только под утро и, похоже, ей привиделся кошмар, потому что проснулась мокрая и в слезах.
На работу пришла опухшая, с гудящей головой. С трудом сосредотачивалась, случайно удалила нужный файл в компьютере и потом долго восстанавливала. С грохотом уронила и разбила свою чашку, собираясь попить воды.
Коллеги незаметно обменивались озадаченными взглядами. Ирка недоумённо косилась и, наконец, спросила:
– Мать, ты чего? Случилось что?
Карина заколебалась. Может, рассказать? А с другой стороны – зачем? Что это изменит? Природная скрытность взяла верх, и она отрицательно помотала головой.
– Пройдёт. Спала плохо.
Ира пожала плечами и отошла. Не хочешь, не говори. Она привыкла, что из подруги надо всё клещами вытаскивать. Зато и Иринины секреты не разбалтывает.
После обеда Карина пошла в деканат, поставить печать на одной бумажке. Это можно было сделать и позже, но ей хотелось выйти из кабинета, пройтись.
Обязанности секретарши выполняла девятнадцатилетняя Рита, взбалмошная девушка с красными прядями в коротких, торчащих дыбом чёрных волосах. Она постоянно вставляла в разговор звучные иностранные выражения, вкладывая в них ведомый только ей одной смысл, и потому её речь звучала довольно причудливо. Например, она говорила про свою знакомую: «Припёрлась, вся из себя расфуфыренная, прямо персона нон грата!» Или: «И зачем мне, простите, сдался этот долбанный алягер ком алягер?»
В деканате, как обычно, было людно: толкались, ожидая своей очереди, студенты и преподаватели, стрекотала по телефону Ритуля. Входная дверь то и дело открывалась, и гул голосов из коридора на мгновение становился слышнее.
Карина подошла к столу секретарши. Та уже положила трубку, и теперь сосредоточенно записывала что-то, низко склонившись к столу, как все близорукие люди, отказывающиеся носить очки.
– Привет! Рит, шлёпнешь печать, Семён Сергеевич…
Секретарша подняла голову и глянула на посетительницу. Та недоговорила, поперхнувшись последней фразой. Внезапно звуки вокруг словно бы стихли. В кабинете стало душно, на грудь будто положили бетонную плиту. Она задышала часто и поверхностно, по спине между лопаток побежала струйка пота. Карина смотрела в лицо секретарши, не в силах отвернуться или зажмуриться. «Что это?! Я и вправду это вижу?!» У Риты не было глаз. Точнее, густо накрашенные веки и обильно намазанные синей тушью ресницы были на месте, но вместо зрачков и радужки были два ровных чёрных круга. Две дыры, ведущие вглубь, как непроглядные коридоры. По щекам стекали тонкие струйки крови. Невозможные, как из кошмарного сна или голливудского ужастика глаза немигающе уставились на Карину.
– Ну, куда шлёпнуть? – безглазое существо нетерпеливым нервным жестом протянуло к Карине руку.
Та отшатнулась, закрыла руками лицо и завопила.
– Нет! Убери! Уйди от меня! – она выкрикивала бессвязные фразы и захлёбывалась своими воплями. Кто-то подошёл сзади, пытаясь успокоить, обнять за плечи. Существо, бывшее недавно Ритой, крутило головой, открывало и закрывало рот.
Вернулись звуки, все заговорили разом, загудели, как сердитые пчёлы в улье. Последним, что запомнила Карина, был вопрос декана:
– Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?
Всё потемнело и пропало. «Наконец-то!» – мысль вспыхнула и исчезла вместе со всем остальным.
Очнулась она всё в том же деканате. Лежала на кожаном диванчике, вокруг толпились знакомые и незнакомые люди. Две женщины озабоченно перешёптывались:
– А я и не видела ничего, – огорчённо протянула одна.
– Ты далеко была! – возбуждённо отозвалась другая. – А я тут стояла, возле них, и… Всё нормально было, а эта как завопит! И бац – упала! Припадок, наверное.
– Ир, с ней такое бывает?
– Тише! – строго произнёс мужской голос. – Она в себя пришла.
Ирка протирала Карине лицо прохладным влажным платком. Рядом стояла Рита и махала вафельным полотенцем. Глаза у неё были самые обычные, лицо расстроенное.
Карина убрала Иркину руку с тряпкой и медленно села. Голова не кружилась, дышалось свободно. Всё было как обычно, только неудобно перед людьми. Что на неё нашло? Привиделась чушь, и она такое позорище устроила. Весь институт теперь пальцем показывать станет. Ритка каждому встречному-поперечному будет неделю пересказывать эту сцену со всеми подробностями.
– Извините, я… Воздуха не хватило, голова закружилась.
– Бывает! У меня у самой в духоте иногда такое случается, – неожиданно с пониманием и без словесного мусора заметила Рита. А после громко, чтобы слышал декан, и вполне в своём духе, закончила:
– Если бы кондиционер поставили, не было бы такого! Я давно говорю, но всем же полное па де де на моё мнение!
– Пойдём, Кариша, чаю попьём у себя, – заторопилась Ира.
Она встала, снова извинилась и пошла к дверям. За спиной раздался Иркин шёпот:
– Отца потеряла недавно, не отошла ещё.
Люди сочувственно зарокотали, и Карина подумала, что, может, и не станет посмешищем.
Ира окружила подружку таким плотным кольцом внимания и заботы, что той захотелось упасть в обморок второй раз, чтобы дать себе передышку. Карина не сомневалась, что она пересказала всем историю в деканате и присовокупила свои выводы. Так оно, очевидно, и случилось, потому что к вечеру Семён Сергеевич предложил, сочувственно глядя на неё:
– Может вам, дорогая моя, отпуск взять? Успокоиться, отдохнуть, а?
– Среди учебного года? – растерялась Карина.
– И что такого? Порою обстоятельства складываются таким образом…
– Нет, Семён Сергеевич, спасибо, но не надо. Мне на работе лучше.
– Как знаете. Но если что, имейте в виду: я вас отпущу.