Страница 5 из 24
– Они?!
– Нет! Опять пустышка! – в сердцах ответил Фомин.
– Уверен?
– Почти на все сто, только что одного взяли!
– Где?
– Здесь рядом.
– Веди показывай.
Фомин нырнул в кусты и, словно архар, заскакал по скалам. Разведчики едва поспевали за ним, хорошо хоть бежать пришлось недолго – через сотню метров группа выскочила к развалинам мельницы. Там, под стеной, лежал связанный по рукам и ногам, грязный, заросший густой щетиной красноармеец. Задрав голову, он очумелыми от страха глазами вытаращился на Дроздова, потом задергался всем телом и, силясь что-то сказать, нечленораздельно замычал сквозь кляп.
– Кто такой? – спросил тот.
– А, шваль окопная! Дезертир ё…! – выругался Фомин и с презрением сплюнул на землю.
– Сколько их?
– Если не брешет, то четверо.
– Вооружение?
– Хилое: один автомат, два винтаря и парочка гранат.
– М-да… – неопределенно протянул Дроздов, затем кивнул Фомину, приглашая его отойти чуть в сторону, и спросил: – Что предлагаешь?
– А чего тут предлагать, командир, уберем эту б… мразь по-тихому, и точка. Особистам в полках и трибуналу меньше работы, и нам за тылы нечего будет беспокоиться. Не таскать же их с собой, командир.
– Легко сказать, а если тихо не получится, то вспугнем Загоруйко!
– Но и так оставлять нельзя! Торчат эти б… как кость в горле.
– И то правда. Надо кончать! Сам справишься или бойцами помочь?
– Своими силенками обойдемся! Я этих поганых шакалов на «живца» вытащу и на кукан посажу.
– Смотри не переиграй – нам тут симфонический оркестр не нужен.
– Обижаешь, командир!
– В общем, смотри, чтоб все прошло без шума и пыли! И позаботься еще раз проверить все следы вокруг!
Строго предупредив Фомина, Дроздов собрал группу захвата и возвратился к машине.
Потекли томительные минуты ожидания. Из задумчивости Дроздова вывел Яшка. Осторожно тронув командира за плечо, он молча показал куда-то в сторону и чуть вверх. Дроздов проследил за жестом и увидел Фомина, который, встав по стойке «смирно», козырнул командиру, а затем привычно махнул рукой. Все было кончено. Опять надо было возвращаться на базу и ждать.
Эта последняя неудача, как и вся предыдущая суета, подняла в его душе волну досадливого раздражения и еще больше распалила ненависть к удачливому, неуловимому пока Загоруйко. Вроде все из одного материала кроились, но как же война меняет людей! Как давит и как раскрывает, ставя порой в нечеловеческие условия, заставляя искать такие способы выживания, которые невозможно описать ни в одном учебнике военного дела. Ведь кто бы мог подумать, что такие, как Загоруйко, превратятся в настоящих профессионалов-диверсантов и будут крошить своих вчерашних товарищей, стараясь заслужить расположение новых хозяев. Да, жизнь в который уже раз доказала, что военные испытания могут высветить в человеке то, о чем он и сам, может быть, не догадывался.
Философские размышления еще более раздосадовали Дроздова. Угрюмо нахохлившись, он остановившимся взглядом смотрел перед собой на дорогу и никак не реагировал на попытки неунывающего водителя Яши завязать разговор. Так, не проронив ни слова, он и доехал до базы, где, избегая вопросительных взглядов бойцов, прошел в укрытие к радисту. Гусев, неловко потоптавшись у входа, все понял без объяснений и, чертыхнувшись, отправился проверять посты. Свободные от службы бойцы, кто как мог, принялись убивать время. Одни до зеркального блеска надраивали оружие, другие, завернувшись в ватники и подставив лица яркому солнцу, чутко дремали. Лишь неугомонные и живые, будто ртуть, разведчики Санников и Грицай, найдя рядом со скалой укромное и сухое местечко, затеяли легкую тренировку.
Фанатики неведомой японской борьбы, название которой большинство бойцов даже не могло выговорить, они самозабвенно отдались ей. Их легкие, скользящие враскачку шаги напоминали движения больших пауков, крадущихся по невидимой паутине. В какой-то момент они надолго застывали в немыслимых позах – понимающий человек мог бы угадать в них изготовившегося к броску барса или распустившийся цветок лотоса. Проходило несколько минут – и, казалось, бесплотные тела вновь взрывались неукротимой энергией. Движения рук и ног, пружинистые и мощные, со свистом рубили воздух в нескольких миллиметрах друг от друга. Внезапно рисунок поединка менялся, и оба начинали плавно передвигаться в только им одним понятном танце из волшебной сказки. А после этого – опять неуемная энергия новых ударов, бросков, подсечек, блоков, болевых и прочих приемов, когда казалось, что один из них сейчас убьет или серьезно покалечит второго. Но в последний момент даже самый удушающий захват раскрывался, словно цветок на рассвете, и танец продолжался вновь и вновь.
Гитлеровский диверсант в советской форме, вооруженный пистолетом-пулеметом ППШ
В очередной раз, завершив каскад приемов, бойцы разошлись в стороны, хлопнув друг друга по ладони. Санников, немного передохнув, снова продолжил тренировку, но уже один, а Грицай, расстегнув гимнастерку и обтерев большим, как полотенце, платком с лица и шеи обильно выступивший пот, отошел в тень и присел на поваленное дерево рядом с бойцом из туапсинской комендатуры Бородаем.
Двухметровый гигант с аршинными плечами, чьи кулаки напоминали кузнечный молот, снисходительно посмотрел на мускулистого, но щупленького по сравнению с ним разведчика и с ухмылкой заметил:
– И не надоело дитяткам козлами бодаться, лучше бы молока принесли.
– Сам ты архар! Ни черта ты, Бородай, не понимаешь – это же знаменитая японская борьба! Ее еще большевики-подпольщики на вооружение взяли. Ведь до революции жандармы специально выписывали себе японских учителей. А на Всемирной рабочей спартакиаде, ты бы знал, как наши бойцы всех победили… – вспыхнул Грицай.
– А на кой хрен она мне сдалась, когда есть это… – не дослушав, перебил здоровяк, и пудовый кулак описал замысловатую петлю перед носом разведчика.
– Ну, напугал! Ты мне лучше скажи: тебе приходилось слышать про будо?
– Чего-чего?
– Так ты не слышал про будо?! – искренне удивился Грицай.
– А нам что, своих баб не хватает?! – И раскатистый смех Бородая зазвучал на поляне.
– Ох, ты и темнота! Это ж не баба, а борьба такая – боевое искусство называется.
– И хрен с ним! Ни я, ни отец мой, ни дед сто лет не слышали и, как видишь, не померли, – лениво зевнув, ответил Бородай.
– Нет, Борода, ты все-таки послушай, – завелся задетый за живое Грицай.
– Ладно, валяй – я люблю сказки, – снисходительно произнес здоровяк и, легонько хлопнув товарища по спине, развалился на бревне.
Грицай обиженно поджал губы, но, через мгновение повеселев, стрельнул хитрым взглядом на мерно вздымающуюся грудь Бородая и сказал:
– Хорошо, слушай. Случилось это давно, тебя и меня тогда еще и в помине не было, ну, разве что дед твой или прадед пацаненком еще без штанов бегал. Жил в Японии знаменитый Мастер борьбы будо, равного которому в боевом искусстве не было. Лет тридцать никто не мог его победить, и вот когда Мастеру стукнуло шестьдесят, один лихой и отчаянный боец, ну, в общем, державший среди молодых «шишку», решил доказать, что он самый главный в округе. Несколько раз он посылал к Мастеру гонцов и приглашал на поединок, а тот все отказывался, и скоро среди народа пошли гулять разные нехорошие слухи, вроде того что Мастер стар и поэтому боится выйти на бой. Даже некоторые ученики стали в нем сомневаться и начали роптать.
– Ясное ж дело, что дед сдрейфил! – категорично заявил Бородай, передернув могучими плечами. – Чего с деда взять, разве что пугалом в огороде торчать, а вообще лучше бы сидел на своей печи и не рыпался.
Грицай не стал спорить и продолжил рассказ:
– В конце концов Мастеру надоели эти разговоры. Взял он с собой самого горластого ученика и отправился в гости к этому «шишке». Тот принял их со всеми положенными восточными любезностями, угостил роскошным ужином и после завел скользкий такой разговорчик, во время которого все пытался вытащить Мастера на поединок, но тот немного послушал и, сославшись на поздний час, засобирался домой. Когда Мастер уже взялся за ручку двери, «самый» решил перед своими дружками форс показать – взял и ударил ногой над головой деда. Тот, казалось, никак не отреагировал, и никто, даже его ученик, не заметил движения его руки. Мастер только вежливо поклонился – мол, чего с молодого дурака взять? – попрощался и пошел к себе домой. Не успела еще за ним закрыться дверь, как юнец принялся перед дружками выхваляться: «Ну чё? Теперь все поняли, кто сильнее?! Видали, как я его сделал?! Тоже мне, Мастер! Старая развалина, на ходу спит, даже удара моего не заметил!» Но не успел он закончить языком молоть, как дверь снова открылась. В дверях стоял ученик Мастера, он произнес всего одну фразу: «Мой учитель возвращает вам вот эту вещь» – и сунул самодовольному дурошлепу под нос клочок, вырванный из его штанов. Тот так и остался стоять с отрытым ртом. Теперь-то ты понял, Борода, что такое будо? – закончил Грицай.