Новый Органон

Интерес Бэкона к науке предварял его интерес к литературе и истории. Во время своего путешествия по Европе в 70-е годы в составе английского посольства он составляет заметки под названием «О состоянии Европы», в которых была отражена культурная, социально-политическая жизнь Франции, Швеции, Дании, Испании и Польше и бушевавшие в то время религиозные войны. К периоду обучения в Грейс-Инн относится ранний, не сохранившийся очерк Бэкона с пафосным названием «Величайшее порождение времени», отчасти предвосхищающий его главную работу «Великое восстановление наук». В 1597 году выходит сочинение, которое принесло ему литературную известность: первоначальный вариант «Опытов, или Наставлений нравственных и политических». Расцвет научной карьеры Бэкона приходится на первые два десятилетия XVII века. В 1605 году Бэкон публикует трактат «О значении и успехе знания, божественного и человеческого», который можно считать наброском «О достоинстве и приумножении наук». В 1609 году выходит сочинение «О мудрости древних», в 1612 году он заканчивает «Описание интеллектуального мира и «Теорию неба». Наконец, в 1620 году Бэкон опубликовал «Новый Органон» – вторую часть «Великого восстановления», – подготовил цикл работ по «Естественной и экспериментальной истории», а в 1623 году напечатал свой наиболее объемный и основательный труд «О достоинстве и приумножении наук» – первую часть «Великого восстановления». Бэкон умер в 1626 году, простудившись после эксперимента с замораживанием курицы, которую он собственноручно набивал снегом, чтобы проверить влияние холода на сохранения мяса. В своем последнем письме он радовался тому, что эксперимент удался.

Фрэнсис Бэкон не был ученым в полном смысле этого слова. В отличие от Галилея, Гильберта, Браге или Кеплера Бэкон не являлся специалистом в какой-то определенной области знания, если не считать, конечно, юриспруденцию. Фрэнсис Бэкон был реформатором науки. Он видел свою задачу в том, чтобы создать универсальные принципы научного познания. Для Бэкона было важно продумать и желательно воплотить в жизнь всеобъемлющую совокупность условий (методологических, социальных политических и экономических), при которых наука была бы возможной в качестве постоянного процесса извлечения знания из природы и производства технологических инноваций. Отдельные содержательные проблемы науки, заключавшиеся в неверном истолковании природы, были, с точки зрения Бэкона, обусловлены фундаментальной проблемой отсутствия ясных и надежных принципов развития науки в целом3.

Этой реформе научного знания посвящен главный, многотомный и незавершенный труд Фрэнсиса Бэкона – «Великое восстановление наук» (The Great Instauration Magna). Слово instauration, т. е. обновление или реставрация отсылает к характерному для эпохи модерна и, возможно, впервые проявляющемуся именно у Бэкона обращению к историческим образцам. Бэкон не делает на нем такой сильный акцент, как поздние европейские авторы более поздних периодов, но указывает на преимущества античной атомистической натурфилософии, ссылаясь в первую очередь на Демокрита. Это обращение связано с критическим отказом от позднеантичного и средневекового обоснования научного знания, сохранявшим во времена Бэкона серьезнейшее институциональное и теоретическое влияние на науку. Для натурфилософов, по Бэкону, главным было исследование самой природы, а не «абстрактные спекуляции». Это прямое исследование природы, пример которого подали досократики, должно быть реализовано на обновленном концептуальном фундаменте.

Великое восстановление наук – это сочинение в шести частях. Первая часть называется «О достоинстве и приумножении наук», вторая часть – «Новый органон», третья – «Явления мира, или Естественная и экспериментальная история для основания философии», четвертая – «Лестница разума», пятая – «Предвестия, или Предварения второй философии», шестая – «Вторая философия, или Действенная наука». Из них были опубликованы только первые две. Первая часть является в большей степени исторической, описывая совокупное состоянии наук и достижения ученых эпохи Античности и Средних веков. «Новый Органон» является изложением оригинального бэконовского метода научного познания. В одном томе с «Новым Органоном» Бэкон опубликовал «Приготовление к естественной и экспериментальной истории» – набросок третьей части «Великого Восстановления». Если в «Новом Органоне» Бэкон предлагает инструмент познания, то в последней он предлагает материал познания. Она «обнимает явления мира, т. е. разнообразный опыт, а также естественную историю такого рода, которая могла бы послужить основной для построения философии»4. «Лестницу разума» Бэкон планировал в качестве развития второй и третьей частей: это должна была быть систематически упорядоченная и последовательно развернутая картина природы. По словам Субботина, отечественного комментатора творчества Бэкона, «в пятой части должны были содержаться такие результаты истолкования природы, которые выходят за рамки метода, изложенного в „Новом Органоне“»5. Работу «Вторая философия, или Действенная наука» предполагалось посвятить новой философии, которая создается на основе опыта исследования природы, предложенного в «Новом Органоне». Она-то есть главная цель бэконовского творчества, однако Бэкон признается в том, что завершить ее вне его сил и надежд.

Ключевой момент реформы Бэкона – это радикальное изменение целей науки. Он несет его на гребне упомянутого переворота Нового времени. Бэкон выступал против целей аристотелевской науки (схоластики). Природопознание в рамках последней сводится к созерцанию (episteme), которое ценно само по себе. Созерцание – это состояние, в котором вечно пребывает божество. Если состояние мыслителя, погруженного в созерцание, и не есть состояние божества, то, по крайней мере, более всего к нему приближено6. Деятельность политика, домохозяина и тем более ремесленника находится, по Аристотелю, на более низкой ступени. Аристотелевское представление о созерцании было унаследовано и развито схоластикой. В рамках последней речь идет о созерцании Бога. Логика, естественная философия, диалектика и другие науки, которые изучались в средневековых университетах, были подчинены именно этой – высшей из возможных (внутренних) целей знания. Бэкон соотносит науку с совершенно иной телеологией: ее предназначение – служить истине и могуществу. Причем первое и второе совпадают друг с другом7. То, что истинно, например правильная интерпретация природного явления, дает человеку могущество, способность управлять природой и, наоборот, изучение какого-либо случайного изобретения на предмет действующих в нем механических законов, может дать истину8.

Для Бэкона аристотелевское целеполагание глубоко порочно: оно лишает науку ее изначального предназначения – рождать новые знания и изменять жизнь человека к лучшему. Наука должна работать на прогресс знания: стимулировать открытия, производство технологий и тем самым повышать потенциал человеческой жизни, умножать власть человека над природой9. Вот почему Бэкон считал практический опыт ремесленников и алхимиков намного полезнее, чем классическое богословское образование.

Созерцание в его аристотелевской модели предполагает взаимосвязь наблюдения и истолкования природы. Оно предвосхищает возникновение отвлеченного схоластического знания. Созерцание предполагает пассивность субъекта: запрещено вмешиваться в ход природных процессов, это влечет за собой искажение определяющего их естественного (божественного) порядка и, следовательно, их неверное истолкование. Предполагалось, что привычные, каждодневно наблюдаемые явления и процессы (Солнце восходит и заходит, огонь греет, и т. д.) исчерпывают содержание природы. Вот почему в теоретико-познавательном плане наиболее важным стало именно истолкование природы. Ученый должен давать интерпретации привычного опыта, которые можно получать из книг, опираясь при этом на авторитет давших их мэтров. Именно поэтому схоластика, основанная на учении Аристотеля, оказалась в конечном счете книжной наукой, рамках которой сформировался культ диалектики, риторики и логики, позволявших оттачивать интерпретации и побеждать в ученых диспутах. Этот акцент на абстрактных теориях в отрыве от реального исследовательского опыта привел к тому, что можно было оспаривать самые очевидные тезисы и приходить к самым фантастическим выводам. Например, темой ученого диспута мог быть вопрос о том, сколько ангелов умещается на кончике ногтя.

3

Стивен Деар ссылается на У. Гарвея, назвавшего учение Бэкона «философией лорда-канцлера». Эту характеристику нельзя понимать уничижительно. Гарвей имел в виду то, что метод Бэкона сочетает в себе подход юриста и государственного чиновника. В самом деле, чтобы правильно понимать логику бэконовской реформы научного знания, следует вспомнить о том, что в начале XVII века Бэкон одновременно с работой над «Великим восстановлением наук» принимал участие в кодификации английского права. Последнее является прецедентным: практика судопроизводства обусловлена предшествующим рассмотрением того или иного случая. Кодификация права, таким образом, предполагала сбор и рассмотрение всех раннее принятых прецедентных решений, с тем чтобы ввести их в рамки так называемого статутного права – права, которое в других странах называют законодательным: «Этот проект подразумевал подведение всех дел под таксономические категории, чтобы можно было выделить правовые принципы, стоящие за конкретными решениями». Как реформы науки, так и реформу права Бэкон считал отвечающими интересам государства. (См.: Деар И. Шейпин И. Научная революция как событие. М., НЛО. 2015. С. 113.)

4

Бэкон Ф. Великое восстановление наук. // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М.: Мысль. Т.1. 1977. С. 74.

5

Там же. 526.

6

Аристотель. Метафизика. // Аристотель. Сочинения в четырех тома. М.: Мысль. Т.1. 1976. С. 310.

7

Бэкон Ф. Новый органон. // Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. М.: Мысль. Т.2. 1972. С. 12.

8

Уже одного этого достаточно для того, чтобы воспрепятствовать внесению Бэкона в ряды прагматиков и утилитаристов. (Субботин А.Л. Ф. Бэкон. М., Мысль. 1975. С. 35.)

9

Там же. С. 34.