Страница 12 из 16
Наверное, половина фельдъегерской службы Российской империи занималась доставкой депеш от императора к цесаревичу и обратно. Попутно, Александр получал письма от наречённой, активно ей отвечал. Судя по довольной физиономии родителя, стопудово цензурящего переписку, у молодых все шло замечательно. Вот и славно, на меня внимания меньше будут обращать. А то достала матушка, не по нраву ей, видите ли, раннее взросление сына и наклонности торгашеские. «Лавка скобяных изделий Константина Кузнецова» оказалась невероятно доходным предприятием, после того как стала практически монополистом в поставке скобяных и прочих кованых изделий в столичные «хозмаги». Конкуренты неожиданно «слились» после эпической «разборки» с купцом второй гильдии Семенякиным, имевшим неосторожность громогласно раскритиковать изделия «царской мануфактуры». Мол, зачем платить больше, вот у него, у Семенякина и дешевше и качеством кабы даже не лучше.
Врал, скотина, мы то изначально на долговечность лопат, кос и вил нацеливались, потому и цена была повыше. Топоры, после двухгодичных экспериментов, вообще получались вечные и неубивасмые. А эта сволочь мало того, что демпинговала, так еще и хаяла нашу продукцию. Пришлось принимать меры.
В лавку к купчику зашёл в сопровождении двух верзил из подшефного лейб-гвардии Финляндского. Вместо ружей держали солдатики один лопату, второй — топор.
— Кто тут государственный преступник Андрейка Семенякин?
— А, это, вашество, как это, господи, высочество, — конкурент то ли знал Костю, то ли догадался…
— Ты, мерзавец, хаял принародно царскую фамилию, говорил, что император и дети его, ничего хорошего не могут произвесть и не должны потому Россией править?
Впечатлительный торговец грохнулся в глубокий обморок, а после молол чушь и ересь, временно повредившись умом. Пришлось обратиться к забившемуся в угол приказчику, судя по физиономии — родственнику купца, возможно сыну-племяннику.
— Эй, как тебя, передашь хозяину лопату. Одной хватит на всех чад и домочадцев, чтоб в Сибирь бежать и там землянку отрыть. А вот топор, дом поставить, да язык срезать, чтоб не болтал лишнего. Так и скажи — мой подарок, на всю его жизнь гнусную хватит лопаты с топором, внуки-правнуки нахваливать будут великокняжеский инструмент. И чтоб духу вашего в столице в три дня не было. В Енисейск езжайте, Сибирь подымайте, живите честно. Там не трону!
Уже на следующий день на «Завод железных изделий Константина Кузнецова» толпой повалили заказчики. Немалые складские запасы были сметены за неделю, если начинать постройку магистрали Петербург-Москва сейчас, то шанцевым инструментом стройку обеспечит кто-то иной. Но, благо год в запасе есть, начнутся работы в 1842 году, к весне поднакопим «железок». Расширять производство, так расширять!
Удивительно, но грозный родитель никак на использование «административного ресурса» в борьбе с конкурентами не отреагировал, обошлось беседой с Александром Христофоровичем Бенкендорфом. Граф мягко пожурил Костика — купец Семенякин и в самом деле рванул в Сибирь, на ПМЖ в Енисейск, а ведь мог и помереть от ужаса. И что бы тогда о царских детках говорили, какие гадости писали в европейских газетах? Один сын понудил к самоубийству поэта Пушкина, второй — негоцианта заживо в землю закопал?
Покаялся, куда деваться, почтительно попросил графа и начальника политической полиции и впредь указывать на ошибки, не щадя юношеского самолюбия. Расстались с Христофорычем довольные друг дружкой.
Три с половиной года странствий цесаревича вылились в прочное и окончательное утверждение России на левом берегу Амура. В 1839 году, по моей «подводке», на Амур ушли дополнительно три с половиной тысячи молодых донцов и кубанцев, переписавшихся в Амурское казачье войско. Царь-батюшка покряхтел, утверждая смету переселения, но подмахнул документ. Казак ведь и должен охранять границы империи, а что на Дону делать такому количеству бойцов? Получив от царских щедрот по второму коню (а кое у кого это был и третий-четвёртый) казачья молодёжь, тронулась на восток. Многие предварительно оженились, жёны и родственники уходили следом за сотнями, донские и кубанские станицы скидывались, помогая переселенцам чем можно. Столичное общество также внесло немалую лепту, устраивая благотворительные вечера и лотереи.
В общем, за этих переселенцев можно не волноваться, — не голытьба какая от голода бежит, снаряжены основательно в дорогу, а на Амуре уже валят лес, строят жильё сотни, ушедшие с цесаревичем в 1837 году. Разведанные места под станицы оказались весьма и весьма привлекательными с точки зрения жизни вольных казаков. Тут и рыба в реке и птицы, зверя — бей не хочу Леса, луга-раздолье! Это гонцы-агитаторы, казаки уже в годах, спешно вернувшиеся с Амура, рассказывали как оно там, в краях дальних.
Как себя не похвалить? Ведь по моей подсказке, Саша распорядился, дабы станицы учреждались не по начальственной указке, а где казаки сами выберут удобное место. Я же в письмах к брату горячо обосновывал такой «штатский» подход тем, что правый берег Амура у китайцев мне забирать придётся, как будущему главе Тихоокеанского наместничества. А в стратегически важных, но не удобных для жизни точках проще потом, чуть позже устроить заставы, нежели чем селить людей в плохой или там нездоровой местности. Мало ли — болота, лихорадка… Интересно, что именная станица — Константиновская, встала аккурат где в нашей реальности находился славный город Хабаровск. Невельской и здесь основал Николаевск на Амуре в том же месте, но на двенадцать лет ранее. А вот крепость в Александровском заливе (Анива у нас) была предсказуемо поименована как Алсксандровск-Сахалинский (Корсаков, уж прости). Флот, кстати весьма существенно помог, — от Амурского лимана до юга Сахалина уставшие путешественники прошли на встречавших их военных транспортах. Всего брат довёл до Александровска-Сахалинского полторы тысячи штыков (сабли, то есть казаки, остались почти все на Амуре).
Крепость на Сахалине и разведка острова офицерами, кое-что понимающими в геодезии, прочно утвердили Российскую империю на Тихом океане. Так писали петербургские газеты, подробно освещая, по большей части придумывая разные подвиги, свершённые как самим цесаревичем, так и его доблестными спутниками. Письма «покорителей Востока» зачитывались в салонах, некоторые, особо художественные публиковались в газетах. Молодёжь заболела романтикой дальних странствий.
И прекрасно, меньше вредоносных книжек прочтут, а на окраинах державы, трудами тяжкими во славу Отечества повыбьют дурь из голов буйных. Примерно так я ответил в январе 1841 года папеньке, в который раз порадовав родителя основательностью суждений. А разговор затеял император не простой, не знал даже грозный самодержец как начать. Хвала Бенкендорфу, мудрый Александр Христофорович решил на всякий случай «подготовить почву» и поинтересовался — не обидится ли великий князь Константин, что вернувшийся цесаревич Александр возглавит строительство железной дороги связывающей две столицы.
И батя и главжандарм почему то считали, что «железка» для меня любимая игрушка и оттёртый в сторону Сашкой, могу затаить злобу на старшего брата. Да, пожалуй я действительно увлёкся, даже флотские дела подзабросил. С казаками конвоя гонял на шустрой но смирной кобыле Ласточке по будущей трассе, обсуждал с инженерами как максимально спрямить путь, доказывал, что «привязать» к магистрали Великий Новгород нецелесообразно. Нельзя на тридцать вёрст увеличивать протяженность пути. Именно на этой, самой главной дороге империи — никак нельзя! Кстати, раз уж про Новгород речь зашла — обратились нижегородские купцы, солидные люди, не нищеброды какие, за свой счёт обязались протянуть рельсы от Москвы в город на Волге, страстно желают пузатые и степенные миллионщики присоединиться к зарождающейся сети железнодорожной! Но хоть и строим «чугунку» интересы взяткодателей-конезаводчиков, защищать приходится, а как же. Так, дабы сбить цену на паровозы, заявил, что на первое время, пока не станем строить машины в России, вполне обойдёмся подвижным конным составом. Уж на главной то магистрали, сможем себе такое позволить, вместо закупки «золотых» паровозов. Сказанул просто так, «на публику», но, как ни странно, цену на локомотивы удалось существенно снизить, а широко обсуждаемый производственный вопрос, благодаря болтливости чиновников быстро дошёл до «лошадиной мафии». К тому же именно им доставалась денежка, собранная на благотворительных вечерах в помощь «Восточной экспедиции цесаревича Александра». Я, состоя в переписке с братом, внаглую, от его имени решал, куда направить средства, постоянно пополнявшие «кубышку». Выступить против узурпации финансовых потоков великим князем никто не дерзнул. Тем более и никакого разбазаривания средств не было — всем известные уважаемые ремонтёры покупали лошадей там, где я указывал, но торговались то они по настоящему, сражались за каждый общественный рубль. Изработавшихся коников барышники отдавали почти задаром, но мои спецы заверяли — подкормятся одры у новых хозяев, отдохнут и послужат ещё годика два-три и дольше. А там и жеребята подоспеют. Вот так великий князь Константин Николаевич даже коррупцию сумел поставить на пользу обществу. И две с половиной сотни семей крестьян и разночинцев, решивших переселиться на Амур и на Сахалин, не хуже казаков были обеспечены как лошадьми так и телегами-одеждой-провиантом и набором инструментов (пил, кос, топоров, лопат, вил) подаренных от имени «Константина Кузнецова». Такой маркетинговый ход порождал очередные легенды о светлом разуме и добром сердце молодого царевича и полностью выметал с полок уже пяти моих лавок все «железяки». Сначала модно было закупаться у царского сына, а потом поняли питерцы и окрестные жители — качество то отменное! Да, деньги водились, — заказал в Европе два пресса, с поставщиками железа общался лично, поддерживал так сказать, отечественную металлургию.