Страница 35 из 42
— Дэвид? — спросила Лидия.
— По-моему, ты права. Жаль только, что из-за этого нам приходится ссориться, — пробормотал Дэвид.
— Ты совершенно права, Лидия. Пусть восторжествует справедливость, — сказала Хильда.
Гарри оглядел присутствующих.
— Все ясно, — подытожил он. — Альфред, Дэвид и я — за предложение Лидии. Джордж — против. Большинство — «за».
— Дело не в том, сколько «за» и сколько «против». Доля, оставленная мне отцом, полностью принадлежит мне. И я не намерен делиться ни с кем, даже одним пенни, — заявил Джордж.
— Правильно, — одобрила его Магдалина.
— Не хотите принимать участия, ваше дело, — потеряла терпение Лидия. — Мы все сложимся и выделим ей из общей суммы ее долю.
Она огляделась, и все кивнули головой в знак согласия.
— Альфред получил львиную долю, — заметил Гарри, — и потому ему следует взять на себя большую часть.
— Я вижу, ты уже жалеешь, что затеял эту историю, — огрызнулся Альфред.
— Не будем начинать снова, — твердо остановила их Хильда. — Лидия объявит Пилар о нашем решении. А в деталях мы разберемся потом. — И добавила в надежде сменить тему разговора: — Интересно, где мистер Фарр и мистер Пуаро?
— По дороге в полицию мы оставили мистера Пуаро в деревне, — ответил Альфред. — Он сказал, что ему нужно что-то купить.
— А почему это его не было в полиции? — рассердился Гарри. — Вот ему-то непременно следовало там быть.
— Возможно, он знал, что расследование будет отложено, — объяснила Лидия. — А кто это там в саду? Инспектор Сагден или мистер Фарр?
Усилия обеих женщин увенчались успехом.
— Спасибо за поддержку, Хильда, — тихо сказала ей Лидия. — Знаешь, ты и в самом деле оказала мне большую услугу во всей этой истории.
— Удивительно, как разговор о деньгах выводит людей из душевного равновесия.
В комнате уже никого не было. Две женщины остались одни.
— Да, даже Гарри заартачился, хотя изначально сам и предложил все это, — согласилась Лидия. — Альфред же настроен в высшей степени патриотически и не хочет, чтобы деньги достались испанской подданной.
— Ты считаешь, что мы, женщины, менее практичны?
— Просто это не наши деньги, не наши собственные! — пожав плечами, ответила Лидия.
— Она какая-то странная, эта Пилар! Интересно, что с нею будет дальше? — задумчиво проговорила Хильда.
Лидия вздохнула.
— Я рада, что она будет независимой. Жить здесь и получать от нас подачки — это не для нее. Она слишком гордая и, пожалуй, слишком… чужая.
И, словно вспоминая что-то, продолжала:
— Однажды я привезла из Египта бусы из чудесного лазурита. Там на фоне песка под яркими лучами солнца они казались мне такими красивыми, они ласкали взор своим темно-синим цветом. Но когда я посмотрела на них дома, их синева куда-то исчезла. Они сделались какими-то тусклыми.
— Я понимаю… — отозвалась Хильда.
— Я очень рада, что мне довелось познакомиться с тобой и Дэвидом, — призналась Лидия. — Как хорошо, что вы приехали.
— А я в последние дни все чаще думала: лучше бы мы не приезжали! — отозвалась Хильда.
— Я знаю. Вы, должно быть… Но, знаешь, Хильда, мне кажется, что случившееся не так уж потрясло Дэвида, как можно было ожидать. Он такой чувствительный и мог бы окончательно потерять душевное равновесие. А в действительности после того рокового дня он, как бы это сказать, окреп духом…
Хильда забеспокоилась.
— Значит, ты тоже это заметила? — спросила она. — Ведь это так страшно… Но это в самом деле так, Лидия!
Она помолчала минуту, вспоминая слова, произнесенные ее мужем накануне вечером. Откинув со лба светлые волосы, он нетерпеливо пытался объяснить ей:
— Хильда, помнишь то место в «Тоске», когда Скарпиа умер и Тоска зажигает свечи у его изголовья и в ногах? Помнишь, что она поет: «Теперь я могу простить его». То же самое чувство испытываю и я по отношению к отцу. Теперь я понимаю, что все эти годы но мог простить его, хотя и старался… А сейчас ненависть исчезла, испарилась, и я чувствую себя так, будто у меня огромный груз с плеч свалился.
Тогда она спросила, пытаясь преодолеть внезапно охвативший ее страх:
— Потому что он умер?
— Нет, нет, ты не поняла, — ответил он, слегка заикаясь от волнения. — Не потому, что он умер, а потому, что исчезла моя по-детски слепая ненависть к нему…
Хильда вспомнила эти слова сейчас…
Ей хотелось повторить их женщине, стоявшей рядом, но она инстинктивно чувствовала, что лучше этого не делать.
И вслед за Лидией вышла из гостиной в холл.
В холле они застали Магдалину с небольшим свертком в руках. Увидев их, она вздрогнула.
— Это, должно быть, та покупка, которую сделал мистер Пуаро. Я видела, как он только что положил ее здесь. Интересно, что это.
Она, неестественно хихикая, поочередно посмотрела на Лидию и на Хильду, но взгляд у нее был зорким и встревоженным, он скрывал ее истинные чувства под напускной веселостью.
Лидия удивленно подняла брови, но тем не менее сказала:
— Я должна пойти посмотреть, что с обедом.
Магдалина, все так же по-детски хихикая, но с каким-то еле уловимым отчаянием в голосе, произнесла:
— Мне очень хочется хоть одним глазком взглянуть…
Развернув сверток, она вскрикнула и уставилась на предмет, который держала в руках.
Лидия и Хильда обернулись и тоже посмотрели на на этот предмет.
— Это — фальшивые усы, — озадаченно сказала Магдалина. — Но… зачем?..
— Фальшивые усы? — с недоумением спросила Хильда. — Но…
— …у мистера Пуаро роскошные собственные усы, — закончила за нее фразу Лидия.
Магдалина заворачивала усы в бумагу.
— Ничего не понимаю, — призналась она. — Это какое-то безумие. Зачем мистеру Пуаро фальшивые усы?
2
Пилар, выйдя из гостиной, медленно шла через холл. В это время из двери, ведущей в сад, появился Стивен Фарр.
— Ну, что, семейный совет окончен? Прочли завещание?
— Я не получила пи единого пенни, — расстроенно ответила Пилар. — Это завещание было составлено много лет назад. Дед оставил деньги моей матери, но, раз она умерла, ее доля возвращается им.
— Да, неприятно, — согласился Стивен.
— Будь старик жив, — продолжала Пилар, — он бы составил новое завещание. И деньги достались бы мне — куча денег! А со временем, может быть, он бы оставил мне все свое состояние!
— Что было бы крайне справедливо, не так ли? — улыбнулся Стивен.
— А почему бы и нет? Я ему нравилась больше всех!
— Ну и алчность! Прямо настоящий золотоискатель!
— Мир очень жесток к нам, женщинам, — мрачно отозвалась Пилар. — Мы должны сами заботиться о себе, пока молоды. Старым и уродливым уже никто не захочет помочь.
— В этом больше истины, чем хотелось бы думать, — медленно сказал Стивен, — но не совсем справедливо. Альфред Ли, например, искренне любил своего отца, несмотря на то что тот обходился с ним сурово и портил ему настроение.
— Альфред — человек неумный, — вскинула голову Пилар.
Стивен засмеялся.
— Ладно, не стоит особенно беспокоиться, красотка Пилар, — сказал он. — Семейство Ли не бросит вас на произвол судьбы.
— Чего тут смешного? — рассердилась Пилар.
— Пожалуй, и вправду ничего смешного нет, — отозвался Стивен. — Я плохо себе представляю, как вы уживетесь с ними, Пилар. А в Южную Африку вы готовы поехать?
Пилар кивнула.
— Там много солнца и воздуха. Но надо тяжело работать. Вы умеете работать, Пилар?
— Не знаю, — неуверенно откликнулась Пилар.
— Вы бы, конечно, предпочли весь день сидеть на балконе и есть сладости? И стать толстой-претолстой, с тремя подбородками?
Пилар засмеялась.
— Я рад, что развеселил вас, — сказал Стивен.
— Я так надеялась повеселиться на Рождество, — вздохнула Пилар. — Я читала, что в Англии на Рождество царит радость, все едят печеный изюм и подают пылающий огнем сливовый пудинг, а в святки жгут большое полено.