Страница 38 из 48
Сумасшедший день, проговорил Миша, протягивая ей таблетку и воду, чувствуя, как тяжелеют веки.
Безумный, согласилась Маша, запив обезболивающее
Какие у тебя планы на завтра и вообще на отпуск?
Хотела остаться, чтобы пробежаться по трассе
Но теперь это точно не вариант, отметил Симонов.
Точно, согласилась Маша.
Значит до пятницы абсолютно свободна?
До среды, поправила она его.
Это хорошо.
Он прижал ее к себе теснее, уткнулся носом между лопаток и почти сразу уснул.
А Маша еще долго ворочалась. Нога болела. Как бы не приятна ей была Мишкина близость, но она отодвинулась, пытаясь у строиться поудобнее, не беспокоить ноющую конечность. Конечность ныла даже в покое, изводя до тихой истерики. Маша так сильно устала, что выключилась вопреки боли, но из-за нее же проснулась несколько раз за десять минут. Лишь через полчаса она смогла забыться нормальным сном таблетка подействовала.
Глава 14. Возвращение
На следующий день Маша проснулась поздно. Она сразу вспомнила он ноге и старалась двигаться аккуратно, ожидая болезненные ощущения. Но их почти не было. Крылова потянулась, поерзала. Нога отозвалась легким дискомфортом, но это было более чем терпимо. Маша встала с кровати, переоделась, с приятным удивление обнаружила, что вполне может передвигаться сама. Болело совсем немного и по привычке уже старалась не наступать на ногу. Однако, радости это прибавило. Мишина мама оказалась права растяжение, ничего серьезного. Маша благословила небеса за такой чудесный подарок.
Едва она отликовала, как сразу задалась вопросом: где Миша?
Записка на тумбочке дала ответ: «На пробежке. Не вставай». Маша фыркнула. Сразу пришли на ум печальные сценарии с острым желанием посетить туалет. Как только она подумала об этом, сразу сбылся и печальный прогноз. Благо, она помнила, где ванная. Захватив щетку, пошла. Нога позволила.
Маша почистила зубы, вернулась в комнату, где нашла растерянного Мишку, который рассеянно смотрел на пустую постель. Чем-то вкусно пахло. На тумбочке Крылова заметила поднос с едой и кофе. Не сдержав порыва, она подошла к Мише сзади, обняла за пояс, потерлась носом о плечо, проговорила:
Не ругайся. Я ходила в туалет. Спасибо за завтрак.
Я подумал, что мы можем здесь поесть, проговорил Мишка, поворачиваясь к ней лицом, Доброе утро.
Доброе.
Их губы встретились в легком приветственном поцелуе.
Как нога? тут же вспомнил Миша, стряхивая любовную пудру с мозгов.
Знаешь, а хорошо, лучисто улыбнулась Маша.
Серьезно?
Ага.
Словно не веря, Мишка заставил ее присесть и осмотрел больную конечность.
Вчера был небольшой отек, а сегодня вроде и правда все в норме. Не болит?
Почти нет.
Здорово. Просто камень с души.
А как твоя пробежка? вспомнила Маша о записке.
Плохо, скривился Симонов, Забил. Решил пожертвовать в пользу завтрака. Отругаешь?
Неа, буду есть. Голодная, как волк.
Маша действительно была зверски голодной. Во всей суматохе они толком не ели вчера, а калорий и нервов потратили кучу.
Спуститься не хочешь? поинтересовался Мишка, видя, что ей действительно лучше.
Нет, хочу с тобой побыть.
После этих слов навалилась какая-то безнадега. Они уютно устроились на кровати с едой, Мишка рассказывал, как практически украл яйца из холодильника, потому что Настя не разрешала есть утром что-то кроме каши. Он отпил кофе, облизнулся, и тут Крылова поняла, что им придется расстаться. На базе ей делать точно больше нечего. Даже если нога пройдет окончательно за пару дней, нагружать ее ближайшее время точно не стоит. А значит и тренировки отменяются.
Миша же говорил, что хочет остаться еще на неделю, помочь Геллерам. Он всегда так делал. Соответственно видеться они вряд ли смогут. Во всяком случае, не так часто, как Маша уже привыкла видеть Симонова. Очень быстро она втянулась в существование рядом с ним. Наверно в начале отпуска ее бы до смерти перепугала такая сильная зависимость, привязанность, но сейчас страшнее было с ним расстаться. Что-то изменилось. Маша не заметила, как растеряла все свои детские страх и взрослую подозрительность.
«Просто хочу провести остаток отпуска с ним», уверила она себя, «Это будет правильно».
Словно прочитав ее мысли, Миша прожевал кусок яичницы, предложил:
Давай завтра махнем куда-нибудь вместе.
Что? Маша не донесла вилку до рта, так и застыла.
Хочу с тобой побыть эту неделю. Или сколько там осталось до конца отпуска?
Десять дней, поправила его Крылова, опустила вилку на тарелку, Но ты же обещал Геллерам
Сделаю исключение. Я же не в рабстве у них. Не на ставке даже.
Не обидятся?
Мишка махнул рукой, уверяя этим жестом, что нет. Он продолжил мечтать и планировать.
Сегодня по домам разъедемся. Мать меня запытает. Да и вещи надо собрать. Тебе тоже со своими побыть не повредит. А завтра утром махнем навстречу солнцу. Хочешь?
Хочу, кивнула Маша с энтузиазмом, поражаясь, как он все складно придумал, и как она шустро согласилась, без капли сомнения.
Супер! Симонов чмокнул ее в губы, доедай, я посуду отнесу, попрощаемся и поедем.
Маша поспешила последовать указаниям тренера. Она быстро привела в порядок комнату, спустилась в хостел за своими вещами. Быстро упаковалась. Долго прощалась с командой и другими ребятами, которые стали почти родными за эту неделю и очень-очень дорогими сердцу людьми во время самих соревнований. Обменивались контактами, обещаниями надрать зад в следующий раз и прочими шуточками.
Еще дольше Маша прощалась с хозяевами базы, которые сначала расспрашивали об ощущениях в ноге, а потом щедро угощали советами беречься. Под занавес Саша в красках рассказывал о бассейне и других новшествах, которые будут внедрены уже скоро. Зазывал, заманивал и ни разу не попенял Мишке об обещании помочь, которое он взял назад. Геллеры все прекрасно поняли. Они отпустили Машу и Мишу с чистым сердцем, взяв с них новое обещание обязательно вернуться.
У Маши слезы на глаза наворачивались, когда они выезжали за ворота базы. Всю дорогу она старалась не разреветься, но когда Мишка остановил машину у ее дома, не сдержалась и заплакала.
Ну что такое, Маш? Все хорошо ведь. Чего ты? спрашивал он, поглаживая ее по волосам.
Не хочу тебя отпускать, призналась она, Все эти прощания, расставания слишком много эмоций. Боюсь с тобой расставаться.
Я завтра утром вернусь. Буду как штык.
Обещаешь?
Клянусь. Ты от меня не избавишься.
Он стер слезы с ее щек, расцеловал мокрое лицо.
Я люблю тебя, проговорил Миша, глядя в печальные глаза.
Если бы у Маши не стоял ком в горле, она бы ответила ему взаимностью, но язык словно распух и не ворочался. Она попыталась выдавить слова, но получилось только икнуть. Пришлось просто покивать и скорее удрать из машины.
Дома никого не было, и она могла успокоиться без расспросов. Но они догнали ее через час, когда мама пришла на обед. И продолжились вечером уже при участии отца.
Как, говоришь, его фамилия? спрашивал в сотый раз папа, крутя спагетти на вилку.
Симонов, отвечала Маша.
А Елена Сергеевна не его мать? Врач из седьмой городской.
Она, да.
Толковая женщина и отличный врач.
Маша изумилась такой оценке от отца. Он был махровым шовинистом и очень редко отзывался о женщинах с уважением, тем более о женщинах-врачах. В ответ на ее большие изумленные глаза отец пояснил:
Я тетку твою возил к ней на прием, когда она тазовый сустав меняла. Пожалели, что первую операцию у нее не делали. Тот мужик вроде тоже нормально сделал, но он же ей для гемоглобина советовал гвозди пососать.
Маша рассмеялась.
Шутишь, пап?
Нееееет, сам обалдел. Хотя может сестрица моя привирает. Но Симонова мне понравилась. Вроде с ноготок сама, а толковая.
Маша представила, как эта маленькая, но токовая женщина режет людей, и ей стало дурно. А потом в очередной раз удивилась, как у такой крохи мог родиться здоровяк-Мишка.