Страница 17 из 19
Но есть и еще один аспект, возникший в новых, куда более либеральных экономических условиях. Новые чиновники быстро поняли, что бизнес можно пасти, доить, стричь, а если что, то и под нож пускать. Но и бизнесмены столь же быстро сообразили, что безопаснее быть пастухами. Сращивание бизнеса и власти, усилившее слабость государственной власти, и называется коррупцией с российским лицом. При двух оговорках: то же происходит и в других странах СНГ – это раз, есть еще и «бытовая» коррупция, также весьма обширная, но имеющая дело не с бизнесом, а с нами, т. е. с «населением», – это два. Ни для кого не секрет, что малый бизнес откупается от государственных структур первичного уровня, крупный – покупает государственные структуры более высокого уровня и сам стремится во власть, а чиновники всех уровней обнаруживают стремление контролировать бизнес.
Поэтому, судя по статистике последних десятилетий, во многих не слишком благополучных странах – не только в России – чем выше экономический рост, тем сильнее коррупция и гуще тень.
Одна из таких «преотвратных» теорий называется моделью внешней торговли Хекшера—Олина. В соответствии с ней страны интегрируются в мировую экономику теми секторами, где наибольшей мере используются производственные факторы, которыми они обладают в относительном изобилии. Для Китая таким ресурсом является труд, для Японии – высокие технологии, для США – капитал, высокотехнологичные услуги и интеллектуальный ресурс, для Нигерии и Венесуэлы – нефть. Те сектора экономики, в которых такие производственные факторы используются наиболее интенсивно, оказываются относительно более развитыми и имеют высокие доли в структуре выпуска за счет других секторов.
В России есть частный бизнес, есть рынки, многие российские фирмы умеют работать. В России достаточно людей, которые хотят честно зарабатывать, используя рыночные механизмы. Но в России слишком много чиновников и нет гражданского общества, в России слабые рыночные и государственные институты. В России высокая коррупция. Как и во многих других странах мира.
72. Суслов Н. И. Программы предполагают, а история располагает. По-своему…//
ЭКО-2010-№ 10.
Порок бедности. Как считает Лилия Овчарова [64,с. 1, 10], директор научных программ Независимого института социальной политики, «бедный в Америке – это тот, кто зарабатывает в месяц около 1000 долларов, в Италии черта бедности – около 900 евро. В Англии более 100 лет назад экономист по фамилии Роунтри рассчитал прожиточный минимум, который представлял собой набор самых необходимых продуктов и товаров (его потом стали называть потребительской корзиной) для регулирования минимальной оплаты труда. Такой подход – считать корзину, чтобы определить, какой должна быть минимальная зарплата, – преобладал в Европе более полувека. В середине пятидесятых зарплаты в Европе и Америке росли, для большинства стран минимальная оплата труда оторвалась от прожиточного минимума, стала гораздо выше его. Тогда европейцы решили считать бедными тех, кто имеет доход в размере 40–50 процентов от среднего дохода по стране. Этим людям предназначались адресные социальные программы. В 1992 году в России было официально признано, что бедные у нас есть. Бедными было решено считать людей, у которых доход ниже прожиточного минимума. Такие получают право на социальную помощь государства. Прожиточный минимум – это макроэкономический показатель, не предназначенный для оценки уровня жизни конкретного домашнего хозяйства, для борьбы с бедностью. Он пригоден только для определения минимальной зарплаты.
Вопрос журналистки: в России он и для этого не пригоден. Прожиточный минимум сейчас около 2000 рублей, а минимальная зарплата – 600 рублей.
– Это очень опасная ситуация, которая может загнать нас в ловушку бедности. Когда минимальная зарплата ниже прожиточного минимума, который используется для определения нуждающихся в адресной социальной помощи, создаются иждивенческие настроения. Низкооплачиваемые работники начинают мечтать, как им перейти в группу получателей социальных пособий. Я со всей ответственностью говорю, что политика, которой придерживается российское Правительство, ведет в ловушку бедности… Но когда большинство бедных живет за чертой бедности долго, это становится тормозом для развития страны».
64. «Российская газета», 2003, № 209, 17 октября.
Бигмаг упал рублем вниз. Влиятельный журнал «The Economist» [66,с.1] утверждает, «что курс рубля к доллару занижен примерно в два раза. «Индекс бигмага» был создан в шутку 18 лет назад, чтобы проверить, на правильном ли уровне находятся курсы национальных валют по отношению к доллару. Шутка затянулась и породила целое направление в экономике – «бугерномику». Насколько точно отражает она сегодняшние рублево-долларовые реалии в России? По мнению Бориса Бохотина, старшего научного сотрудника института мировой экономики и международных отношений, по стоимости одного бигмага, разумеется, нельзя судить о заниженности или завышенности валютного курса страны. Но как ни странно, бигмаговский индекс составляет 14 рублей за доллар, что удивительно близко к результату, полученному при сопоставлении рублевой и долларовой стоимости стандартного набора из 25 продуктов питания, который положен Госкомстатом России в основу расчета бюджета прожиточного минимума в нашей стране. Что касается экспорта нашей нефти, природного газа и прочих сырьевых ресурсов, то даже с учетом экспортных пошлин баррель нефти обходится нам в 2–3 доллара при реальной биржевой цене в 22 доллара. Иными словами, мы не нуждаемся в заниженном курсе рубля для форсирования экспорта. Тем более если учесть, что мощности наших трубопроводов и портов загружены полностью. Поэтому все наши игры с долларом ведутся в пользу тех, кого называют олигархами. Вот вам и ответ на вопрос, какова красная цена доллару».
66. «Российская газета», 2004, № 8.
«А что, если попробовать подсчитать другой, более реальный индекс [7,с.6] – например, индекс унитаза? Оказывается, что у 36 миллионов граждан нашей страны в домах нет водопровода, а не то, что унитаза. Чтобы увидеть бабу с ведрами у колодца, достаточно отъехать сотню километров от Кремля. 56 миллионов россиян, чтобы помыться, вынуждены согревать воду на плите. 42 миллиона облегчаются в яму, вырытую на улице. Каждый третий бегает по нужде во двор! Это средние показатели нашей сверхдержавы, где делают ракеты. В деревнях канализация имеется только у четырех семей из ста. Можете ли вы представить такую картину где-нибудь в Европе или в Америке? А во дворе российского Белого дома? Вот, скажем, вице-премьер по коммуналке отчитался по телевизору «по трубам», сказал что-то вроде: «Работа адова будет делаться и делается уже», – и побежал «в скворечник» во внутреннем дворике. Старая истина – любое новое дело начинается с обустройства отхожих мест. Вот что отличает цивилизованного человека. А вовсе не темпы и проценты».
7. «Аргументы и Факты», 2004, № 4, январь.
Кстати, только 70 % жилья в России подключено к канализации. Для сравнения: в Великобритании это благо цивилизации добралось до 99,7 % домов. В США – до 99,5 %.
Конкурентоспособность экономики России. Оценки ВЭФ и разработки аналитиков Института мировой экономики и международных отношений РАН [44,с.42] показали, что по сводному индексу конкурентоспособности, рассчитанному по восьми комплексным факторам, каждый из которых состоит, в свою очередь, из больших совокупностей индикаторов, Россия занимает среди ведущих государств мира 11-е место, а из 59 стран – 55-е место.
44. Куренков Ю., Попов В. Конкурентоспособность России в мировой экономике// Вопросы экономики. 2001. № 6.
Другой подход к анализу конкурентоспособности применяют специалисты Министерства промышленности, науки и технологии РФ [68,с.36]. В своем докладе «О мерах по развитию инновационной деятельности и экспорта продукции» они дают оценку конкурентоспособности производственной инфраструктуры, вспомогательных производств в России (по этой причине на единицу готового изделия затрачивается топлива, энергии, воды в 2–3 раза больше по сравнению с зарубежными аналогами): низкий уровень серийности производства высокотехнологичной продукции (в США 80 % высокотехнологичной продукции производится серийно, а в России – 20 %); низкая инновационная активность (снизилась с 60–70 % в 80-е годы до 6–3 % в конце 90-х годов), сертификация технологий и продукции; отсутствие у многих предприятий стратегии развития и игнорирование существующих циклов обновления продукции, оборудования и технологий в целом; монотоварный характер экспорта – нефть, нефтепродукты и природный газ.