Времена цвергов

– Грейся у нашего огня, – сказал ему один из старших и указал место на шкуре оленя. Верриберд сел.

Пахло жареным мясом и еще чем-то, таким же неприятным.

– Рассказывай, что ты знаешь о пропавшем ребенке, – велели ему.

И он исправно пересказал все то, что знал от Энниберда.

– Хорошо, что пришел к нам, – буркнул старший. – Девочка у нас. Мы понятия не имели, где ее взяли мальчишки. Они хитрые, они придумали, как замести свои следы на снегу.

– Они еще хитрее, чем ты думаешь, темный, они оставили множество следов возле шалаша моего брата. А ноги у них маленькие, и люди обманулись.

– Вот оно что… Но теперь мы можем отдать девочку родителям. Окажи услугу, отнеси ее на озеро.

– Я отнесу.

– Меррар, дай ему плату.

Платой за услугу были два синих камня, как называются – Верриберд не знал.

После чего старшие приказали женщинам привести девочку.

В ожидании они расспрашивали Верриберда о жизни в зимнем лесу и предложили сделать для него большой переносной очаг из обожженной глины, если он заплатит за очаг летом грибами и ягодами. Эта мысль Верриберду очень понравилась. Он, со своей стороны, обещал показать темным альвам место, где после давней бури осталось много совершенно не нужного белым альвам бурелома, пригодного для костров. Доброе дело для леса сделает тот, кто расчистит бурелом, подумал Верриберд и рассказал темным альвам о том, сколько его много.

Из темноты вышла женщина в покрывале, и Верриберд по одному лишь росту признал в ней белую альву.

– Где девочка? – спросил главный из седобородых.

– Они не отдают. Говорят, она им нужна.

– Ты – мать? – строго спросил седобородый.

– Я мать, – подтвердила белая альва.

– Отчего твой сын тебя не слушает? Кто отец?

– Отец ушел вниз, будет не скоро.

– Отчего он не взял с собой сына? Мальчишку пора приучать к работе.

– Сын не захотел.

Седобородый от неожиданности даже рот приоткрыл.

– Как он мог не захотеть, если отец приказывает? – возмутился второй по старшинству темный альв.

– Но он же альвриг, – гордо ответила белая альва.

– Дети придумали игру, а ты тоже решила поиграть? – Седобородый начинал злиться. – Десяток мальчишек и две девчонки назвали себя альвригами! И поэтому делают, что хотят! Матери альвригов, ступайте к ним и заберите у них ребенка.

– Я не пойду, – отозвалась из ближней ниши белая альва. – Сын лучше знает, что ему нужно.

– Так… А твой муж где?

– Внизу, на новом руднике.

– Ты! – крикнул седобородый, обращаясь к расписной занавеске. Занавеска колыхнулась, но оттуда никто даже не выглянул.

Верриберд сообразил, что произошло.

Белые альвы поняли, что не созданы для жизни в пещерах. Уйти они не могли, и потому устроили, не сговариваясь, тихий и неумолимый бунт. Чего-то такого следовало ожидать, зная неспособность белых жить среди себе подобных. И дети стали их оружием, возможностью и поводом оказать сопротивление.

Он сам, если бы судьба вынудила отказаться от одиночества, примерно так и взбунтовался бы…

Но что тут можно сделать, Верриберд не знал.

– Белый, нам стыдно, – сказал седобородый. – Эти жены – твоего рода, может, ты знаешь, как с ними надо говорить? Нам стыдно за их непослушание.

– Если бы это случилось летом, я бы посоветовал выпустить их из пещер, пусть уходят. А дети… Я даже не знаю, что лучше, – оставить детей отцам или отдать их матерям. Точнее, я даже не знаю, что хуже.

– Ты хорошо сказал, но легче от этого не стало. Реррер, Вриар, Вриар-второй, ступайте и приведите мальчишек вместе с тем ребенком. Вам дозволяется все.

Три плечистых темных альва поднялись и молча пошли к норе, вход в которую Верриберд не видел, но угадывал во мраке.

– Он хочет привести детей силой! – воскликнула белая альва.

– Молчи, – приказал седобородый. – Вырастила непослушного сына, так молчи и терпи, когда другие будут учить его послушанию.

– Он – альвриг!

– Ты утомила меня своей глупостью. Что такое альвриг? Дети придумали слово…

– Выслушай меня, – сказал Верриберд. – Это необычные дети, у них двойной нюх. Матери знают это. Думаю, есть еще какие-то удивительные качества. Мы, белые, считаем, что такими были наши общие предки, пока что-то не разделило их на белых и темных. Может быть, слово – не придуманное, а возвращенное?

– Как дети могут вернуть слово? Придумали, – твердо сказал седобородый. – Сейчас их приведут вместе с девочкой. И ты заберешь ее. Плату ты уже взял.

– Заберу, – подтвердил Верриберд.

– Ты этого не сделаешь! – раздался звонкий голос. Одна из замужних скинула покрывало, и Верриберд узнал Сегебенну. Несколько лет он был ее наставником, пока ей не пришла пора искать себе наставницу, и он знал, что Сегебенна ушла в пещеры, но даже предположить бы не мог, что белая альва способна выступить против своего учителя.

– Сегебенна, ты… – начал было Верриберд.

– Я Абрура, – перебила она.

– Ты поменяла имя, а вместе с именем свою суть? – спросил белый альв.

– Я вернула свою истинную суть, – ответила она. – Мой сын хочет, чтобы девочка жила с нами. Это – главное.

– Девочку нужно вернуть людям, – возразил Верриберд. – Ей не место в пещерах.

– Но альвриги так решили!

Верриберд повернулся к седобородому.

– Я не понимаю, – сказал он. – У вас принято, чтобы матери так служили детям? У нас, белых, нет.

– И у нас – нет, – ответил седобородый. – Они пользуются тем, что отцы детей ушли вниз, за рудой.

Верриберд посмотрел на Сегебенну. Насчет сути он не был уверен, но вид, привычный ему вид белой альвы, она изменила: остригла белоснежные волосы, охватила голову повязкой из полосатой ткани, и руки ее, когда-то полупрозрачные, были черны от возни с очагом и с горшками. И лицо изменилось – белые альвы считали неприличным выражение злости и упрямства, они чаще всего позволяли себе легкую полуулыбку, а Сегебенна скалилась почти по-звериному.

И в ее лице Верриберд увидел нечто, для белого альва невообразимое, – гордость. Она гордилась сыном, который, как Верриберд сообразил, был старшим среди этих непонятных альвригов. Ведь Сегебенна первой ушла жить в пещеры…

Что тут можно сделать – он не знал.

Детишки темных альвов, сидевшие в дальних уголках большой пещеры и за пестрыми занавесками, не выдержали – стали понемногу приближаться к общему костру. Любопытство было сильнее привычки подчиняться старшим.

Снизу донесся пронзительный визг.

– Наш так вопить не может, – сказал седобородый. – Это девочка.

Вскоре из лаза в дальнем углу пещеры появились трое посланных. Один тащил за руку вопящее человеческое дитя. На взгляд Верриберда, девочка могла бы быть дочерью женщины от белого альва; такое случалось, хотя и очень редко; сам он этих детей не видывал, а только слыхал, что где-то за хребтом вроде бы много лет назад такое чудо появилось. У нее были золотые курчавые волосы, торчащие во все стороны из-под меховой шапочки. И она изворачивалась, стараясь укусить за руку темного альва, который не выпускал ее крошечной белой ручки. Лет ей было около четырех, а может, и пять.

Другие двое пинками гнали перед собой тех, кого Верриберд уже мысленно называл альвригами.

Это были дети, больше похожие на белых альвов.

Они не унаследовали смуглой кожи отцов, но и светлой кожи матерей – тоже. Их лица и руки были цвета тусклого серебра. Коротко остриженные волосы – немногим темнее. Глаза – глубоко посаженные, что и среди белых, и среди темных иногда попадалось. А вот губы… Губы то и дело вздергивались вверх, обнажая острые зубы, что удивительно – с довольно длинными клыками.

Оказавшись у костра, они сбились в кучку, а девочка внезапно замолчала.

– Нет у вас стыда и совести, – сказал альвригам седобородый. – Потом мы придумаем, как вас наказать. Реррер, отдай девочку белому.

– Нет, нет, не хочу, не пойду, не хочу, не хочу! – завопила девочка.

– Чего ты хочешь? – подсказал ей один из альвригов, с виду старший; скорее всего, дитя Сегебенны.