Страница 4 из 14
Заспешил, согнувшись, к своему темному лесу с таким чувством, будто получил хорошего пинка под зад. Не ходил бы в село, если б не письма. Даже пенсия ему была без надобности. И без свечей прожить мог, и без спичек. В темноте видел лучше, чем кот. И патроны покупал так, для отвода глаз. А то судачат ведь: «Интересно, что он там ест, в своем лесу? Чем питается?». Узнали бы, понос бы от ужаса прохватил.
Только оказавшись в привычном сумраке и вдохнув всеми своими усохшими легкими прелую душную сырость, он успокоился. Подумал о чужаках. Что, интересно, они там делают? Завалились спать? Пошли искупаться в омуте? Или уже вломились в его избушку в поисках самогона? Скорее всего, последнее. Он приготовил для них то, что им нужно. Десять литровых бутылок с мутной жидкостью. Пусть отведают «волшебный напиток». Он им понравится. Всем всегда нравится. А потом начнется самое интересное.
Когда осталась пара сотен шагов до дома, старик почувствовал, что у него гости. Те самые, чужаки. Шустрые, не стали откладывать в долгий ящик. Последние, те, что заявились поздней осенью прошлого года, почти неделю ходили вокруг да около. Ну что ж, чем скорее, тем лучше. Веселье начинается.
В избе пахло самогоном и тушенкой. Двое непрошеных гостей, Павел и Колян, расположились рядом с печкой на перевернутых старых ведрах. Увидев хозяина, шумно загалдели:
– Здорово, батя! Заждались мы тебя!
– Присаживайся, выпей с нами. Знатный у тебя напиточек, просто огонь!
– Извини, что без приглашения. Мы подумали, ты не обидишься.
Оба были пьяные. Старик покосился на валявшуюся на полу пустую бутылку. Вторая, начатая, стояла у ног Павла.
– Ты того, правда, извини, – он поднял ее и, плеснув в стакан, протянул старику. – Вот, выпьем за знакомство, – увидев, что тот отрицательно качнул головой, выпил сам, залпом. Вытер рот, налил снова и отдал стакан Коляну. Продолжил, обращаясь к старику. – Похолодало что-то к вечеру. Днем жара такая стояла, просто жесть, а теперь вот зябко стало. Очень кстати горилка твоя оказалась.
– А что вдвоем, без баб? – поинтересовался старик.
– Мы женщин своих в избе оставили, пусть порядок наводят. Пришли к тебе поговорить. Ждали долго. Немного выпили. Ты же не против? У тебя вон много еще, – непрошеный гость кивнул в сторону ряда из бутылок под столом. – Сам гнал? Хорош, нет слов!
– Пейте на здоровье, – проскрипел старик, устраиваясь на табурете у стола.
–А мы не просто так пришли. По делу. Смотри, чего у меня есть, батя, – при этом Павел вынул из-за пазухи мятый листок желтой бумаги. – Письмо. Из Камышовки от деда Кузьмы. Ты написал?
Старик взял протянутый листок, исписанный каракулями. Оно. Значит, сработало.
Павел продолжал допрос:
– Так твое, что ли, письмо?
Тот кивнул, ответил с притворным удивлением:
– Только не пойму, как оно к вам попало. Я внуку писал.
– Ты, похоже, дед, адрес перепутал. Письмо ко мне пришло. Я прямо переживал, думал, ну как же, дед больной внуку написал, а тот не знает. Вот, отыскал тебя, чтобы сказать, чтоб ты ответа от внука не ждал. Не приедет он, потому что не получал письмо твое.
– Ну, спасибо, добрый человек, – руки у старика задрожали. Но не от избытка чувств, а от напряжения. Он приготовился. И мысли не допускал о благих намерениях сидевших напротив мужиков. Интересно, долго они еще будут тянуть резину?
– Так что, батя, ты с адресом в следующий раз повнимательнее. А то пришлось переться с твоим письмом в такую глухомань! – вступил в беседу Колян, и язык у него здорово заплетался.
– Вы же сказали, на природу приехали, на простор, – напомнил старик.
– Это верно. Природу мы любим. Только вот, если б не твое письмецо, могли б и поближе место для отдыха найти, – возразил Павел. И вдруг упер руки в колени, нагнул голову, как бык, приготовившийся боднуть, и выдохнул с жаром: – Ну, рассказывай, батя, где клад Кучума зарыт?
– Чего? – старик непонимающе вскинул голову, будто не ждал этого вопроса. – Какой клад? Какого Чума?
– Смотри, батя, лучше не юли! – голос Павла, и без того низкий, перешел в глухое звериное рычание. – Скажешь сам, поживешь еще на свете. А если придется из тебя правду кулаками выбивать, долго не протянешь потом. Кулаки мои тяжелые. Врать не советую.
Он встал, подошел к старику и навис над ним, ткнув грязным толстым пальцем, измазанным в чем-то жирном, в лежащий на столе листок:
– Вот! Сам же написал: «Я знаю, где клад Кучума».
Старик уткнулся в текст:
– Где ж такое?
– Не дури. Я сразу понял, что сообщение зашифрованное. Вначале-то прочитал и выбросить хотел. Еще подумал, бредит старик, пишет абракадабру. Особенно те слова, что звездочками отмечены. Вот эти: «Ясно. Зной. Невмоготу. Аритмия. Юность где? Давно еле корячусь. Лечусь атварами. Думаю когда уже чтоли умру. Маленько асталось». Ишь, какой хитрец! Сразу-то и не поймешь, что тут совсем другое написано!
– Что ж написано? – спросил старик.
– Ой, брось! Не валяй дурака! – Павел понемногу свирипел. – Я взял только первые буквы от каждого слова, что ты звездочками пометил. У меня получилось: «я знаю, где клад Кучума». Вот что ты хотел внуку сообщить! Наверное, чуешь смерть скорую, и решил тайной поделиться, чтоб в могилу с собой не унести. А раньше-то молчал, потому что жадничал. Так или нет?
– Ничего такого я там не шифровал, – сказал старик тихо и приготовился. Реакция раскрасневшегося от самогона здоровяка последовала сразу. Он сгреб в кулак клок стариковской бороды и дернул так, что подбородок деда стукнулся об стол.
– Говори, где клад, не то последние зубы щас выплюнешь!
– Ой, больно! – взвизгнул старик, схватив Павла за запястье обеими руками. – Пусти, вырвешь ведь!
– Вырву! И бороду вырву, и зубы выбью! Говори, где клад, ты, прогнивший пень! Тебе-то все одно, помирать скоро. Не унесешь на тот свет сокровища! Скажи, и отпустим с миром!
– Дык не ведаю, о чем толкуешь, – проскулил старик и зажмурился от звонкой оплеухи, прилетевшей тут же.
– А ну, не бреши! – взревел Павел и поднял худое стариковское тело за воротник. Потряс его и отпустил, отчего тот кубарем полетел под стол, застучав всеми костями о половицы.
– Э, поосторожней, – раздался испуганный сиплый голос Коляна. – Еще помрет вдруг.
– А ты отсидеться у печки решил, что ли? – прорычал в ответ Павел. – Помогай давай! Клад пополам делить будем, или ты от своей доли отказываешься? Возьми вон кочергу рядом с заслонкой и пройдись ему по хребтине. Он нам просто так не скажет ничего. Будем пытать, как партизана. Что?! Боишься замараться? Решил, я все один сделаю?
Колян вскочил, опрокинув ведро, взял кочергу, шагнул и с размаху ткнул ею под стол, где лежал старик. Тот охнул. Острый угол пришелся как раз под ребра. Неприятно, но ничего не поделаешь. Придется потерпеть. Да ему не привыкать. Первый раз, что ли? Пусть гости позабавятся. А потом его черед придет. Долго он этого ждал. Всю бесконечную тоскливую зиму. Скоро уже, скоро.
Нескучная ночка
«У хозяина бед
Сотни разных личин,
Но злодейский портрет
Не узнать нет причин.
С полувзгляда видна –
Жадность плещет в глазах,
Алчных мыслей слюна
Собралась на губах.
Все приметы просты,
К зеркалам подойдя,
Присмотрись-ка и ты,
Вдруг узнаешь себя?»
Павел и Колян старались изо всех сил. Пинали, мутузили, трясли, колошматили стариковское тело, похожее на полупустой мешок с навозом, гоняя его, скрюченное, по полу. С каждым глотком самогона задор прибывал. Им было так весело, что они даже про клад позабыли. Лишь когда, упившись совсем, свалились рядом, Колян пробубнил, еле ворочая языком:
– Кажись, сдох дед.
– Ты ду-умааешь? – протянул в ответ Павел, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд. Желтый фонарь под потолком расплывался и походил на солнце, сияющее в ночи. Больше увидеть ничего не удавалось. – Да и х-хрен с ним!