Страница 4 из 8
Многие осуждали Мэни. За что!? И, что он мог? Нести это «желе» в больницу, просить со словами «сделайте же что-нибудь».
Они бы ничего не сделали. Да, вряд ли он прошел дальше входа. Больницы к тому времени, уже были переполнены.
– Рут, слышишь!
Она стояла на пороге кабинета, видя Грязного Мэни, впервые, грязным в прямом смысле. Волосы взлохмачены, как у Джека Николсона в «Иствикских ведьмах», рубашка торчком, сальная, чем-то заляпана. —Рут! – он смотрел на нее красными глазами, – Это конец, Рут! Конец!
Она и так это знала. Просто не хотела так это называть.
– Конец! Ты па-ни-ма-шшшш… в-а-а-б-ще…
Мэни сгреб, смахнул бумаги со стола. Среди них, яркая увесистая папку «Снова, в стране Мальборо». Запятая, после «снова» напоминала эрегированный член. Это Мэни придумал. Его «вишенка» на торте почти финального варианта брендбука, над которым они работали целый год.
Куча креативов, которая должна была вернуть всех курильщиков к истории про ковбоя, который и во время электронных сигарет, по-прежнему, скачет по прериям, вечерами сидит у костра, щелкает потертым Зиппо. Совсем не тоже самое, что подзаряжать курево от разъема в стене кондоминиума.
Пососать у робота!? Или, почувствовать вкус легенды?
Добро пожаловать в страну Мальборо!
– Больше не будет, слышишь! – Мэни заметил, что она смотрит на папку. – Больше не будет его.... Слышишь, слышишь, слышишь…
Она убежала из офиса. Не смогла смотреть на него такого. Раздавленного. Никакого, как будто, от него ничего не осталось.
Мэни всем обещал, что вернет ковбоя в седло. Венец его карьеры! Так он и говорил. Но, не вернул. Никто не вернул. Легенды про ковбоев закончились. Все легенды. Их слизал…
Выбежав из офиса, на улице, услышала звон стекла. Оглянулась, показалось, увидела облачко сигарного дыма, вырвавшееся из одно из окон верхних этажей их офиса.
Это могло быть, что угодно. Но, она была уверена, что это последний ковбой сделал свой последний прыжок. Из окна офиса, где были настоящие кирпичные стены, а во всех переговорках стояли бутылки с выпивкой, а некурящие считались задротами.
Грязный Мэни, самый честный и брутальный чувак, которого она когда-либо знала, выбросился из окна.
Ковбой не обретет седло.
***
От воспоминаний и убаюкивающих звуков моря и пальмовых листьев, она заснула. Ей приснилось, что она маленькая и живет в маленьком обветшалом городе. В одном из тех, где жители выходят, по вечерам, на крыльцо, чтобы пропустить штук пять бутылочек «Курс», закусывая «Раффлс», прикуривая «частокол»1, одна от другой.
Единственное, что отличало этот чахлый городишко… нет, это даже была не лесопилка. И не бывшие дальнобойщики, алкоголики на пенсии.
Там была воронка, размером с «Катерпиллер», идущая вглубь земли, прямо на центральной площади. Похожая на закручивающееся торнадо, только вместо вихрей, были земляные уступы.
По ним спускались тяжелые грузовики-самосвалы. Рядом с ними, в жуткой пыли, прижимаясь к земляным осыпающимся стенкам, шли люди. С детьми, по одиночке, парами. Хуже того, с ними еще были их домашние животные.
Особенно больно было видеть ухоженных кошек, которые своими пушистыми лапками, пытались найти хоть какой-то путь, среди комком земли, держаться подальше от «злых» протекторов больших грузовиков.
Насколько хватало глаз, тянулась вереница людей, животных и грузовиков. Все спускались, но никто не поднимался. Похоже, что подниматься, при всем желании, было невозможно. Кольца уступов были устроены как винт, который может только вкручиваться, крутиться в одном направлении.
Она подумала, что жалеет даже не то, чтобы этих людей, пропадающих в земляной пучине, а то, что этот маленький город может похвастаться только этой воронкой.
От этого зрелища, она перенеслась в школьный класс. За партами сидели дети, примерно десяти лет, с эталонной внешностью. Блондины, брюнеты, один рыжий, парочка с азиатской внешностью и несколько с арабской. Мальчики и девочки, пятьдесят на пятьдесят.
Чем вы особенно гордитесь в вашем городе!? – спросил кто-то, наверное, учитель, хорошо поставленным голосом, оставаясь за кадром.
Девочка с белой внешностью вытянула руку, поднялась, рассказала, что в ее городе есть полигон для испытания самолетов. Азиатский мальчик ответил, что в его городе родился известный исполнитель блюз (тебе-то откуда знать про блюз, джеки-чан?). Рыжий начал про спортивную команду. Но, его «и вот, в суперкубке» прервал здоровенный парень, со спутанными сальными волосами, в грязной одежде, с отстраненным лицом.
Вот, в моем городе… – он загремел, не по-детски, оформившимся басом, – Никто известный, в-а-а-ще не родился. Нет там, как их… никаких полигонов, а спорт… ну есть кое-какой – драки, наверное, рядом с пабом для «леприконов». Эт-то можно назвать спортом… – он неприятно хохотнул, – А! Во еще, что! Все дома, на хрен, покосившиеся, все отваливается! Дороги, так ва-а-а-ще, дерьмо!
Зато, зато… посреди центральной площади есть… о-г-р-о-омная такая дырень! Да, дырища прямо в земле, размером с, мать его, полигон для долбанных самолетов. В нее все спускаются, но никто не поднимается. Ха-ха-ха!
Звучит патриотическая музыка. Оркестр берет высокую ноту, на фоне неба и нервно трепыхающегося флага, надпись: Гордись дырой в своем городе!
А, лучше так: гордись своей дырой!
Стебно, нахально, двусмысленно. Как Мэни любил. А, главное, универсально.
«Гордись своей дырой!» – подходит и для рекламы кредитования, и для женских прокладок, и еще для много чего, что сделало мир – таким.
Та-ким… так-ким… та-ким… – ей показалось, что ее живот превратился в барабан, и кто-то стучал по нему двумя палочками, пытаясь достать наиболее патриотический ритм.
***
Проснулась от сильного толчка снизу. Провела рукой, внизу было мокро. Месячные!? Нет, не может быть. Что тогда? Еще раз проверила. Да, чуть мокро. В том самом месте, как когда-то, обычно. Но…
Понюхала пальцы. Это… запах металла, наполовину с вагинальным. В прошлом, мужчины почему-то сравнивали его с рыбным.
В ДжиЭм один раз пришел заказ на рекламу вагинальной помадки. Они взяли его, хоть производитель был захудалым. Грязный Мэни обожал такие заказы. Можно было развернуться, не боясь перегнуть палку с шовинизмом и сексуальным подтекстом.
И почему он дал ей придумывать концепцию? Может, хотел поиздеваться над новенькой?
Она предложила то, на что тогда была способна. Откровенно, дурацкое.
Женщина шла с букетом по улице, кажется, даже парижской (ну и клише!), то и дело зарывалась носом в герберы, потом поднимала волоокие глаза на зрителя. Отбивка слоганом:
Запах, который внутри.
Вторая концепция была еще хуже. Белое перо кружило в воздухе, падало на голый женский живот. Слоган:
Легкость всегда с тобой!
Жуткая чушь! На редкость, банально и тупо. А еще не понятно, что она хотела донести. Что она вообще рекламировала!? Цветы, постельное белье, прогулки по европейским городам!? Занятия йогой?
– Что ты хочешь им сказать!? Что, твою мать… – орал Мэни, порвав все листы с «легкостью» и «запахом внутри».
Рут молчала, ничего не могла сказать. Испытывала смесь злости, обиды и отстраненности. Отстраненности от того, что ее уволят. Она пойдет прочь из офиса, куда-нибудь, вдаль, не зная куда, жалуясь сама себе на несовершенство мира.
– Чего молчишь? Ты баба или нет? Тебя вообще волнует, есть у тебя запах между ног? Ни хрена! Слышишь! Тебе насрать на свой запах! Так, чего ты продвигаешь то, на что всем насрать!? Какого хрена ты думаешь… а, знаешь, на что тебе не насрать? Я тебя скажу! Тебе не насрать! Не насрать… будет ли какой-нибудь придурок лизать тебя достаточно долго, чтобы ты… ладно, не кончила, куда тебе! Хотя бы потекла, как следует, прежде, чем он залезет и начнет пыхтеть!
Грязный Мэни посмотрел на ее внимательно, с состраданием.
1
«Частокол» – сленговое название сигарет «Chesterfield», происходящее в связи со сходством написания логотипа с частоколом.