Страница 9 из 20
– Значит, ты ни о чем не жалеешь, – подытожила Джайна, испытующе глядя ему в глаза.
– Да, – отвечал он. – Если бы я не ушел в Служители Земли, то не был бы готов исполнить, что должно.
Джайне немедля вспомнился Андуин и его учеба, надолго разлучившая принца с родными и близкими. «В мире происходит столько событий, в которых мне хотелось бы поучаствовать, но я понимаю, что должен оставаться здесь. Здесь я узнаю что-то новое чуть ли не каждый день», – сказал он. И Джайна ответила, что именно там он и должен оставаться. Теперь то же самое говорил Го’эл. Да, отчасти она была с ним согласна: разумеется, без всех ужасов и разрушений, что принесли в Азерот Смертокрыл и Сумеречный культ, жизнь стала гораздо лучше. И все же…
– Ничто на свете не дается даром, Го’эл, – сказала Джайна Праудмур. – Вот и твое мастерство, и твои знания обходятся миру недешево. Тот… орк, которого ты оставил вместо себя, натворил в твое отсутствие немало бед. Если уж даже я слышала, что происходит в Оргриммаре и Ясеневом лесу, то ты никак не можешь об этом не знать.
На лице Го’эла, до сих пор совершенно безмятежном, отразилась тревога.
– Ну, разумеется, я слышал об этом.
– И… ничего не предпринял?
– У меня другой путь, – сказал Го’эл. – Другие дела. Результаты ты видишь. Угроза, которая…
– Знаю, Го’эл, но теперь с этим делом покончено. А Гаррош сеет рознь между Ордой и Альянсом – причем, пока он не взялся за свое, ни о какой розни и речи не было. Твое нежелание выступить против него при всем народе я вполне понимаю, но… возможно, нам стоит взяться за дело вместе? Устроим что-то вроде встречи на высшем уровне. Пригласи Бейна: я знаю, он от затеи Гарроша не в восторге. А я могу поговорить с Варианом. В последнее время он, кажется, более отзывчив, чем раньше. Тебя, Го’эл, заслуженно уважают все – даже Альянс. Твои дела говорят сами за себя. А вот Гаррош не заслуживает ничего, кроме недоверия да ненависти.
Джайна указала на свой плащ, развевавшийся на ветру, призванном Го’элом, дабы доставить ее на берег.
– Го’эл, ты – шаман, и ветры тебе подвластны. Но сейчас в воздухе веют ветры войны. Если Гарроша не остановить, и немедля, наши колебания дорого обойдутся многим ни в чем не повинным душам.
– Я знаю, что сделал Гаррош, – сказал Го’эл. – Но и дела Альянса мне известны. Да, среди них много ни в чем не повинных, однако даже ты не можешь взвалить всю вину в возросшей напряженности на плечи Гарроша. Не все столкновения были начаты Ордой. Сдается мне, Альянс тоже не слишком-то стремится обрести мир и покой.
Голос его звучал по-прежнему безмятежно, однако теперь в нем появились предостерегающие нотки, и Джайна невольно поежилась. Нет, не от тона Го’эла – от истинности его слов.
– Знаю, – нехотя подтвердила она, уныло опустившись на камень, возвышавшийся над землей. – Мне и самой порой кажется, будто окружающие пропускают все мои речи мимо ушей. Пожалуй, единственный, кто искренне заинтересован в установлении долговременного мира, – это Андуин Ринн, да и ему всего четырнадцать.
– Для заботы о мире, в котором живешь, возраст вполне подходящий.
– Да, но слишком юный для реальных дел, – сказала Джайна. – Такое чувство, будто я продираюсь сквозь вязкую трясину только затем, чтобы высказаться, не говоря уж о том, чтобы действительно быть услышанной. Как же это… тяжело – вести переговоры, добиваться зримых, ощутимых результатов, когда другая сторона больше не внемлет голосу разума! Порой я кажусь себе кем-то вроде вороны, каркающей над полем, и думаю: может, все это зря?
Сказала – и сама удивилась собственной прямоте и усталости, вложенной в эти слова. Откуда только они взялись? Как видно, причина проста: ей и вправду больше не с кем поговорить, некому высказать одолевающие ее сомнения. Андуин видит в ней пример для подражания, ему не объяснишь, насколько «тетушка Джайна» порой обескуражена неудачами, а Вариан и прочие правители народов Альянса – если не все, то большинство – в этом споре твердо держатся противоположной стороны, что бы она ни говорила. Один только Тралл – то есть, Го’эл – ее и понимает, но даже он, похоже, не желает видеть, чем может обернуться его решение назначить вождем Орды Гарроша.
Джайна опустила взгляд к собственным ладоням, сложенным на коленях, и слова хлынули с ее языка наружу, непричесанные, не сдерживаемые ничем:
– Го’эл, мир так изменился! Изменилось всё и все – все до единого!
– Все в мире постоянно меняется, Джайна, – негромко ответил Го’эл. – Такова уж природа вещей: все растет, становится другим, не таким, как прежде. Семя становится деревом, бутон – плодом, а…
– Это я знаю, – едва не зарычала Джайна. – Вот только одно остается неизменным. И знаешь, что это? Вражда. Вражда, ненависть и жажда власти. Когда кому-нибудь в голову приходит мысль или план, сулящий сиюминутную выгоду, он без оглядки берется за дело и уже не отступится от своего. Даже под собственным носом не желает замечать ничего, противоречащего его желаниям. И любые доводы разума, любые призывы к миру против этого, похоже, стали бессильны.
Го’эл приподнял бровь.
– Возможно, ты и права, – глухо проворчал он. – Каждый сам должен выбирать свой путь. Может, тебе стоит взяться за что-то другое?
От этих слов Джайна на миг опешила.
– Наш мир уже расколот на части. Неужели тебе всерьез могло прийти в голову, что мне следует прекратить все попытки помешать расколу среди его обитателей?
К этому она едва не добавила «как поступил ты», но вовремя прикусила язык. Это было бы несправедливо, ведь Го’эл отнюдь не сидел, сложа руки. Напротив, он сделал для Азерота немало, но все же… Да, возможно, все это вздор, но в эту минуту ей показалось, будто Го’эл бросил ее в беде, и с этой мыслью она плотнее закуталась в перепачканный плащ. Защитный жест… Вздохнув, Джайна неторопливо расправила поникшие плечи. Го’эл молча сел рядом. Легкий ветерок поигрывал прядями его бороды. Устремив взгляд вдаль, он заговорил:
– Джайна, ты должна делать то, что почитаешь лучшим. А что именно – этого сказать не могу, иначе чем я буду отличаться от тех, кто тебя так огорчает?
Тут он был прав. В былые времена Джайна без труда понимала, как лучше всего поступить в данной ситуации, пусть даже собственное решение причиняло немалую боль. Одним из таких переломных моментов для нее стал отказ поддержать отца, затеявшего воевать с Ордой. Еще одним – расставание с Артасом, когда он решился на то, что впоследствии было названо «Очищением Стратхольма». Но теперь…
– Сейчас все уж очень неопределенно, Го’эл. Пожалуй, более чем когда-либо.
– Так и есть, – кивнул орк.
Повернувшись к нему, Джайна окинула собеседника испытующим взглядом. Да, он изменился – и дело не только в одежде, в имени, в поведении, но…
– Помнится, прошлая наша встреча была посвящена празднованию радостного события, – сказала она. – Каково тебе живется с Аггрой?
Взгляд Го’эла потеплел.
– Прекрасно, – ответил он. – Согласившись стать моей женой, она оказала мне немалую честь.
– По-моему, это ты оказал ей честь, взяв ее в жены, – заметила Джайна. – Расскажи о ней. В тот раз возможности поговорить с ней мне не представилось.
Го’эл с сомнением взглянул на нее, словно гадая, зачем ей все это знать, и слегка пожал плечами.
– Ну что ж… Родом она из маг’харов, родилась и выросла в Дреноре. Потому и кожа ее бурого цвета: ее народ никогда не подвергался разрушительному воздействию крови демонов. Конечно, Азерот ей в новинку, однако она уже страстно влюбилась в него. Подобно мне, она – шаманка и полностью посвятила себя исцелению нашего мира и… и меня самого.
Последние слова он произнес едва ли не шепотом.
– Но разве ты нуждаешься в исцелении? – спросила Джайна.
– Все мы нуждаемся в нем, понимаем ли это, или нет, – ответил Го’эл. – Мы получаем немало ран, просто живя этой жизнью, пусть даже на теле не остается ни единого шрама. Супруга, способная видеть тебя таким, каков ты есть, целиком и полностью – о, Джайна Праудмур, это великий дар. Дар, который каждый день исцеляет тебя, придает тебе новые силы… дар, требующий неустанной заботы. Этот-то дар и сделал меня цельным… помог осознать свое место и предназначение в жизни. – С этими словами он мягко накрыл плечо Джайны огромной зеленой ладонью. – Желал бы я того же дара, тех же прозрений и тебе, друг мой. Желал бы видеть тебя в радости, чтоб жизнь твоя обрела полноту, а цель была бы ясна.